Фото с сайта Уфимской епархии РПЦ (МП) 

        Узнав о том, что я пишу книгу о святой блаженной старице Матроне Московской и Тульской, многие спрашивали: что именно ты пишешь? Ведь о ней осталось очень мало сведений, и все они уже собраны издателями и составителями многочисленных брошюр и книжечек о святой Матроне.  И вообще — кто ты такая, что считаешь себя вправе писать о ней?

     Лишь только я впервые узнала о святой блаженной старице Матроне Московской, а ещё более — когда увидела икону с её изображением, сразу почувствовала, как и многие-многие другие люди, — она мне родная. Как будто знала её всегда, как будто всегда её любила. Несколько лет я вынашивала счастье написать эту книгу. Решиться на столь ответственный труд было очень нелегко. Много раз перечитывала «Беседы великих русских старцев», откуда и получила ответ от схиигумена Германа, устроителя Зосимовой пустыни:  «Кто же из нас достоин? Кто может считать себя достойным? Мы только смиряться можем и смирением дополнять дела, которых у нас нет…»  А в «Житии преподобного Сергия, Радонежского чудотворца», написанном спустя двадцать семь лет после блаженной кончины преподобного благоговейным учеником его, священноиноком Епифанием, нашла себе в поддержку такое признание: «Подивился я, как оставалось в забвении тихое, чудное житие сие? И, побеждаемый сильным желанием, решил каким бы то ни было образом написать хоть от многого малое. Обрел я некоторых премудрых старцев и вопросил их: одобрят ли они мое помышление, и подобает ли мне начать писать? Они же отвечали: «Как не подобает жития нечестивых людей описывать, так же не подобает и жития праведных полагать в забвении и предавать молчанию».

В том, что писать нужно — я не сомневалась. Объяснить это чувство я могу единственным образом — Матронушка «позвала» меня, как она умела, как «позвала» своего племянника, находившегося в Москве. Ксения Ивановна Сифарова рассказывала, как Матронушка однажды «позвала» племянника из Загорска на помощь. Сифарова знала эту историю от первого лица, от Ивана. Он рассказывал: «Сижу на работе, вдруг чувствую: надо идти к начальнику, отпрашиваться с работы и ехать в Москву. Пошёл: отпустите, я чувствую, надо срочно съездить к тёте!» Его отпустили. Он помчался к Матроне, а та уже ждёт: «Давай, давай, перевози меня скорей в Загорск, к тёще своей». Только они уехали, как пришла милиция...

Так же «позвала» она, по моему убеждению, Сталина: «Однажды я слышала, как Матушка обращалась ко всем известному лицу», — осторожно намекает в своих воспоминаниях, относящихся к Великой Отечественной войне, Жданова.

Так же «позвала» она и меня...

      Первый вариант книги не устроил ни меня, ни издателя: я просто добросовестно собрала все имеющиеся на тот момент сведения об этой святой. Все они — от тоненьких брошюр до солидных томов — написаны, в основном, по воспоминаниям близкой к Матроне при жизни Зинаиды Владимировны Ждановой и нескольких других лиц. И все они повествуют, что семья Никоновых (в документах встречается и другое написание «Никанавы») была очень бедная. Этим-де и было мотивировано первоначальное намерение Натальи и Дмитрия сдать новорожденную дочь в приют. В статье, опубликованной в интернет-журнале «Столетие» и перепечатанной позже многими православными сайтами, я повторила ту же информацию — на основании  Жития святой блаженной старицы Матроны Московской. Разве можно не доверять материалам Синодальной комиссии по канонизации? Да и сотрудники различных православных издательств в один голос уверяли, что ими и их предшественниками проделана огромная работа по сбору фактов её биографии, ничего сверх этого я не разыщу. В компетентности этих людей сомневаться не приходилось, и я, тщательно собрав всю, как тогда мне казалось, информацию о Матроне, успокоилась и принялась за книгу. Узнав об этом, многие стали обращаться ко мне, «специалисту по Матроне» или «знатному матроноведу», как пошутил отец Максим Троеглазов, настоятель храма  в честь великомученика Димитрия Солунского в Туле. «Матроновед» из меня тогда был никакой, но я этого ещё не знала, и согласилась написать по имевшимся у меня на тот момент материалам статью. Какое же глубокое раскаяние за мою недобросовестность ждало меня, когда я принялась за изучение метрических книг и других архивных материалов, предоставленных сотрудниками Государственного архива Тульской области! Искренне благодарю за помощь начальника  отдела хранения документов Ольгу Николаевну Ефимову, заведующую читальным залом Наталью Словальевну Берестовую, специалиста I категории Анну Игоревну Мяснову (отдел хранения документов), специалиста I категории отдела хранения документов Артёма Викторовича Бокова, ведущего специалиста отдела использования документов Аллу Владимировну Лут, специалиста II категории отдела хранения документов Марину Геннадьевну Борисову. Специалиста I категории Надежду Владимировну Бушину за весомую помощь в архивной работе, а также за несколько интересных гипотез. Евгения Викторовича Сидякина, заведующего отделом микрофильмирования, реставрации и консервации документов ГАУ ТО «Государственный архив», главного специалиста отдела микрофильмирования, реставрации и консервации документов ГАУ ТО «Государственный архив» Череватого Романа Степановича.

   Поездка в Тулу, как и все, связанное с написанием книги о святой Матроне Московской, была  послана мне свыше. Министр образования и культуры Тульской области Денис Владимирович Бычков представлял в Москве «ЭКСПО»  выставку, разыскал меня, мы познакомились, договорились о том, что руководство края будет помогать мне в написании книги о святой Матроне, которая, прежде чем стать Московской, все-таки – Тульская, ведь она родилась  в Хованской волости, Епифанского уезда (ныне Кимовского района) Тульской губернии, в селе, которое называлось Себино (до революции в местном варианте чаще писали Себено). Дмитрий Владимирович познакомил меня с сотрудником издательского отдела Тульской Епархии Алексеем Ильичом Мерзликиным, который встретил меня в Туле, обеспечил помощь в архивах, проживание в Туле (я нашла приют у о. Максима Троеглазова, в гостевом доме на кладбище при храме св. Димитрия Солунского), а также машину, на которой я колесила по Тульщине.

    Работа в Государственном архиве Тульской области открыла много документов (до меня ими интересовались лишь два человека: неизвестный Богданов еще в советское время и краевед Геннадий Арнольдович Зайцев, издавший краткую родословную семьи Никоновых), дала много новых фактов. Учреждения статистики представлены здесь фондами губернского статкомитета, уездных ревизских канцелярий 4-10-й ревизий (а также 2-й ревизии по Ефремовскому уезду и 3-й ревизии по Епифанскому уезду) *, губернских (8-10 ревизии) и уездных (6-10 ревизии) временных ревизских комиссий, губернской, города Тулы и уездных переписных комиссий (Материалы 1-3 ревизий находятся на хранении в РГАДА). Нашлась и Ревизская Сказка на помещичьих крестьян Епифанского уезда 1858 года села Себино (№ 9/2  ф. 360 оп. 1 д. 4 л. 645, 646, 646 об), где на листе от 1 апреля имеются сведения о семье Дмитрия Никонова. Из них можно сделать вывод, что дед Матронушки со стороны отца, Иван (на тот момент ему было 44 года), был не только добрым христианином, но и мужиком зажиточным, могущим позволить себе содержать большую семью: кроме единородных её членов, сыновей Егора, которому в 1858-м ему было 4 года, и Дмитрия, которому было тогда всего 2 года, в Сказке значится и несколько приёмных. Первый — Трифон Назаров, который записан так: «Незаконнорожденный сын Полыхарин по крёстному отцу Александров». На момент ревизской записи ему исполнился 41 год. В 1855 году он ушёл в ополчение, откуда не воротился. Вторым приёмышем был Михаил Новиков, которому в 1858 году было восемнадцать, в 1853-м он был отдан в рекруты. Третьего — шестнадцатилетнего Павла Новикова, глава семейства Никоновых выделил: с 1858-го года Павел со домочадцами вёл хозяйство отдельно. Содержал Иван также дядю, 66-летнего Миная Егоровича Никонова, «итого мужескаго пола налицо 9 человек». Столько же в семье Никоновых было и женщин: жена самого Ивана Никонова — 44-летняя Марья Антонова, Авдотья Петрова 33 лет — жена Ивана Дементьева, Василиса Игнатьева 61-го года — жена Миная Егоровича, Мария Мартынова 23-х лет, жена Прохора Дементьева (его принадлежность к семье Никоновых установить не удалось), с полуторагодовалой дочерью Катенькой, Трифона Назарова жена Наталья Михайлова 44 лет с дочерью Дуняшей 10 лет, и супруга Павла Иванова, 34-летняя Аксинья Минаева. Чтобы содержать семью из 18 человек требовались немалые средства! З. В. Жданова, очевидно, вместе с другими «воспоминателями» из лучших побуждений творила миф о крайней бедности родителей Матроны, стремясь облегчить её положение при советской власти. Тогда многие в анкетах писали «из бедняков», особенно когда раскулачивание приобрело радикально-карательный характер. Если бы стало известно, что она из «середняцкой» семьи, как то было на самом деле, у соответствующих органов был бы ещё один мотив для более жёсткого преследования. Поэтому и она сама, и многие другие люди, впоследствии обнародовавшие свои воспоминания о ней, постоянно твердили о бедности семьи Никоновых.

     В Ревизской Сказке 1858 года деревни Яковлевка (№ 7/7 ф. 360 оп. 1 д. 1 л. 338об-339) имеются данные и на супругу Дмитрия Никонова, Наталью Никитичну Ефимову («Никиты Ефимова и Федосьи Борисовой дочь Наталья»).

     Наталья и Дмитрий сочетались браком, согласно свидетельству, 26 октября 1869 года (ф. 3 оп. 15 д. 628 л. 412-413). В сельскохозяйственной переписи 1910-1912 года (ф. 4 оп. 3 д. 1966 л. 4, 1, 2об) фактами и цифрами обрисовано материальное положение и этой семьи. Дмитрий Никонов назван «крестьянином собственником», то есть — располагающим  материальной собственностью, а именно: по сельскохозяйственной переписи за ним числилось 3 «полевых» надела, а «усадебных наделов или десятин» 0,45 (прежде стояло 0, 35, эта цифра  зачёркнута, значит, от переписи до переписи Дмитрий прикупил ещё кусочек земли). Для сравнения — у односельчан Дмитрия Ивановича, за исключением одного-двух, или вообще нет наделов, или они значительно меньше, чем у Никоновых. У Сувальнева Ивана, к примеру — 2 и 0,18 соответственно, у Сувальнева Василия — 0 и 0,33,  у Сифаровых — 1 и 0,50, у Фёдора Фомина — 1 и 0,35 и т. д. Имеются и другие подтверждения тому, что Никоновы были семьёй с крепким средним уровнем достатка. Снова вернёмся к данным Сельхозпереписи: за Никоновыми числились сарай и рига, на скотном дворе блеяли пять овец, исправно давала молоко корова, у стойла стояли две рабочие лошадки и два жеребёнка — 45 возов навоза по двадцать пудов каждый удавалось накопить хозяевам за год. Его сдавали и выручали за него неплохую сумму. Члены семьи Никоновых то и дело, как следует из ведомости, подрабатывали на стороне — на сельскохозяйственных работах, сборе грибов и ягод, в барской усадьбе и т. п.

    Дом, где проживали Никоновы, был довольно просторен. Крыша крыта не соломой, не камышом, как у многих других в селе, а листами железа: по сельхозпереписи, где содержатся сведения о постройках, о доме Никоновых в графе «материалы крыши, стен» стоит «д/ж», то есть дерево и железо. Никоновы, скорее всего, строили своё жилище с помощью многочисленных родственников и близких: согласно той же сельскохозяйственной переписи, Дмитрий Иванович «выделился» из своей большой семьи в 50 лет. Упоминание К. И. Сифаровой о том, что зимой Никоновы «в печке спали», чтобы согреться — не свидетельство бедности: так делали даже достаточные крестьяне, чтобы сэкономить на топливе. А то, что они «жили бедно, печку топили по-черному, соломой», как уже было сказано, придумано позже окружением Матроны — при советской власти безопаснее было писать в анкетах «из беднейших крестьян» и приводить различные свидетельства своей бедности.  Итак, Никоновы были семьёй с крепким средним достатком. Тем не менее, они действительно ещё до родов собирались отдать будущего ребёнка в приют. Почему? Причиной стали не нужда и нищета, не пороки родителей и не их дурные характеры. Супруги жили мирно и достойно, отличались набожностью, трудолюбием, добрым отношением к окружающим. В документах о Дмитрии Никонове значится: «Поведения хорошего, судим и штрафован не был». Главной причиной их нелёгкого решения стало то, что оба супруга были очень больными людьми*. Наталья Никитична Никонова отмечена в Ревизской сказке 1859 года (№ 7/7 ф. 360 оп. 3 д. 1966 л. 14, 1, 2об) буквой «с» — то есть, «слаба». Рожала она после того, как вышла замуж (свидетельство о браке Дмитрия Иванова Никонова и Натальи Никитиной Ефимовой от 26 октября 1869 года ф. 3 оп. 15 д. 628 л. 412-413), восемь раз. Из детей, рождённых Никоновыми, кроме Матроны, в живых осталось только трое: сыновья Иван и Михаил, а также дочь Мария. Медицинская помощь в то время в провинции практически отсутствовала, детская смертность была крайне высока. В Епифанском уезде Тульской губернии, по исследованиям врача П. А. Говоркова, 23 % детей умирало в течение первых шести месяцев со дня рождения, а до пятилетнего возраста умирало 3/5 всех детей. Причину детской смерти в те времена указывали довольно произвольно: «от поноса», «от кашля», «от коря», а чаще всего просто «от недуга», так что установить, умирали ли маленькие Никоновы от какой-нибудь наследственной болезни, которой страдали их родители, или по каким-то другим причинам, теперь невозможно. Я пишу «родители», а не только «мать», потому что Дмитрий Никонов также значится в Ревизской Сказке «недужным инвалидом», а в Сельхозпереписи в графе «солдаты и неспособные к труду» напротив его имени стоит «н» — «неспособный». Если учесть, что умер он в сравнительно раннем возрасте (даже вечно хворающая Наталья пережила его на 33 года), можно предположить, что болезнь, от которой он сошёл в гроб в 1912 году — рак губы, мучила его на протяжении многих лет. Тяжёлый крестьянский труд, безусловно, способствовал усугублению онкологического заболевания.

Наталья Лясковская

Продолжение