Памятник Хану Батыю в городе Сёгют, Турция

Скорбная дата в нашей истории – двадцатилетие «гайдаровских реформ». Ровно 20 лет назад, летом 1992-го, началась ваучерная приватизация. Нельзя забывать об этой вехе! Разрушительному влиянию преобразований 1992-го не видно конца. Мы продолжаем хлебать эту прогорклую кашу… И самое страшное, что целые институты работают на идеализацию «Егора и его команды». Эти сектанты через Министерство образования даже в школы проникли со своими пропагандистскими трактатами. Нынешним летом вышла в свет книга М.О. Чудаковой «Егор», предназначенная «самым смышлёным детям от 10 до 16 лет». Цель – создать из Гайдара образ «героя нашего времени». С кого же ещё брать пример школьникам, как не с человека, который радовался (об этом читайте в книгах Гайдара!), когда на каждой улице в России стали торговать водкой и наркотиками.

Трагическим был год 1991-й, когда в пьяной горячке августа и в декабрьской грязи мы потеряли великую державу – СССР. В следующем году власти «суверенной» (а на самом деле – впавшей в колониальную зависимость от Запада) России проводили не просто недальновидную, но преступную политику.

Таких реформ наша земля не знала со времён Батыя.

Егор Гайдар после отставки успел написать несколько книг, смысл которых исчерпывается старым девизом временщиков: «Вали всё на предшественников!». По Гайдару, к осени 1991 года состояние советской экономики было катастрофическим – и, если бы не развал СССР и либерализация цен, – не избежать голода. Но голодные люди (причём – трудящиеся!) появились в нашей стране именно в 1992 году!

Кто придумал это определение – «лихие девяностые»? Да, «лихим» в старину именовали нечистого, в сказках «лихом» называли горе-злосчастье. Но у этого слова есть и другие оттенки смысла, которые не имеют никакого отношения к позорным реформам девяностых.

Словарь предлагает такие определения: «Молодецкий, хватский, бойкий, проворный, щегольской, удалой, ухорский, смелый и решительный». Лихими чудо-богатырями Суворов гордился. При чём тут Гайдар и Ельцин? А вот смысловые оттенки слова «позор» – все без исключения – к тому времени подходят. Поэтому всё-таки не лихие, а позорные девяностые.

Дети августа

Осенью 1991 года Ельцин выглядел триумфатором. Помните телевизионную картинку: решительный президент в окружении соратников зачитывает свои ультиматумы, взгромоздившись на танк. Телегеничная победа! Август 1991-го называли «победой демократических сил», даже почтовая марка вышла с такой формулировкой. Какое-то время в «прогрессивных» кругах было принято считать, что это историческое событие уровня Великого Октября. Но Ельцин не сумел развить успех осенью: то ли помешало его обременительное хобби, то ли просто впал в эйфорию. Соратники говорят о несвоевременном сочинском отпуске. Оказавшись во главе государства, он растерялся и… впал в зависимость от молодых экономистов. Это потом он пытался уравновесить их влияние, лихорадочно возвышал полковников и производственников, жонглировал отставками. Поздно.

Все заводилы реформы 1992-го работали с Ельциным недолго. Бурбулис – с 1989-го, Гайдар и Чубайс – с конца 1991-го. Кем был Ельцин до встречи с Бурбулисом? Опытный руководитель, не выходивший из советской системы координат. Волевой, самолюбивый, склонный к самодурству, или, если говорить на партийном языке, к волюнтаризму. Смертельно обиженный на Горбачёва, а заодно и на партию. У него была главная цель – реванш, и ради неё он мог перейти в чужую веру, впасть в интеллектуальную зависимость от молодых авантюристов… Верил ли он в успех программы Гайдара? Как опытный политик и промышленный генерал, Ельцин не мог не предвидеть катастрофических последствий… Он же понимал, что нельзя ходить на голове! Но в эйфории августа родилось и новое, вполне иррациональное ощущение: «А что, если мои взгляды устарели? Что, если к буржуазному раю можно прийти таким же хмельным рывком, как мы пришли к власти, уничтожив Союз в Беловежской Пуще?». Так и списали в архив свердловский управленческий опыт… Был, наверное, и обывательский мотив: социализм проиграл, нужно примкнуть к победителям. Для американцев рыночная экономика – это не только сложившаяся система, но и пропагандистский фетиш, знамя. Вот Ельцин и поспешил им подыграть.

Он был азартным игроком и политиком бонапартистского типа. Его основной инстинкт – разглядеть, какая волна в ближайшее время может тебя возвысить – и вперёд. С 1987 года Горбачёв, на свою беду, от партийного всевластия начал переходить к шизофрении парламентаризма. До 1987-го, до XIX партконференции, наша страна напоминала огромный завод, в котором многое не ладилось, некоторые углы выглядели неприглядно, многие цеха требовали переоснащения, но люди были заняты делом. Трутни и гельминты оставались в меньшинстве. После первых же звоночков съезда народных депутатов страна стала напоминать крикливый восточный базар. Ельцин больше не критиковал Горбачёва с «правоверных» коммунистических позиций («Не по-советски живёшь, Михаил Сергеич!»). Он сделал ставку на демократическую волну и постарался её оседлать. Для этого нужно было отбросить советские сантименты – даже если сердце дрогнет.

Корыстная женщина, вцепившись в выгодного кавалера, тут же забывает о прежних увлечениях. Искренне! Это наиболее самоуверенная искренность: она подкреплена алчностью. Для Ельцина переход от службы к авантюрам, от государственных позиций к пиратским прошёл не без колебаний. Непросто было перечеркнуть своё управленческое прошлое, когда Ельцин – строитель по образованию – был созидателем, работал не безупречно, но ответственно. Вот вспоминает Бурбулис:

«Летом 1991 года, накануне его выступления на XXVIII (последнем) съезде КПСС, где Ельцин должен был объявить о том, что он выходит из партии. Он уже был президент. Около 12 ночи, мы вдвоем. Одинокий Борис Николаевич. И ему нужно было как бы ещё раз осознать и решить, что он скажет и как он это всё сделает. Это был человек, который не просто мучался предстоящим выступлением. Он самым глубоким образом переживал то, что предстоит ему сделать. То есть он был растерян, потерян. И он, не скрывая, говорил: «Но это же то, что меня вырастило!» То есть партия. Он как бы молоком её вскормлен был, как ребёнок материнской грудью. И невероятно тяжело было смотреть, как он реально мучается». Откровения Бурбулиса – не документ, но отзвуки правды в этих мемуарах, безусловно, ночевали. Через год-другой весь мир увидел Ельцина-антикоммуниста. Надрывного, яростного. Возможно, этот фальшивый надрыв проявился, когда он искал оправданий для собственного перерождения. Как и пьяная гульба в дни ухода нашей армии из Германии – хочется верить, что бывший секретарь Свердловского обкома в глубине души понимал, что это предательство! Предательство фронтовиков и дипломатов, создавших Западную группу войск – как гарантию неуязвимости нашей Родины. Он понимал это – и хмельком заглушал сомнения.

Радикалы становились властителями дум. Вот, например, лозунги Л. Пияшевой, опубликованные за год до появления Гайдара в правительстве: «Конституировать экономический либерализм в чрезвычайные сроки, запретить коммунистическую идеологию, сбросить с себя груз тоталитаризма, захоронить ленинский прах… выпущенный на свободу дух предпринимательства возродит в стране и волю к жизни, и «протестантскую этику». В дух предпринимательства верил и Егор Гайдар – и не боялся перейти от слов к делу. А ещё радикалы «покупали» президента рассказами о расчудесных кредитах: заграница нам поможет… При этом звучали фантастические, так никогда и не сбывшиеся суммы. Блеф это или наивность, только обещание скорой колоссальной помощи от МВФ и других западных источников было основным козырем Гайдара в публичных выступлениях – в том числе в Верховном Совете. Логично предположить, что эти посулы впечатлили и Ельцина осенью 91-го. Долго ли, коротко ли президент взял на себя роль покровителя «команды реформаторов», хотя до поры до времени ушёл в тень, стал гораздо реже появляться перед телекамерами. На всякий случай.

Реформаторы не сомневались: снизив расходы на нерентабельные отрасли, сократив почти до нуля оборонный заказ, сократив донорскую функцию России для республик СССР и обнулив помощь международному коммунистическому движению, мы быстро повысим уровень жизни. Отсюда обещания Ельцина – про рельсы, и не только. А в реальности – Гайдар выбросил все балласты, а полёт всё равно снижался. Почему?

Накормили, обобрали

Приходилось слышать: «Гайдар накормил страну». Торговля спорилась повсюду, оставляя мусор на ночных мостовых. Не стало пустых прилавков и унылых очередей… Ведь в последние годы советской власти в магазинах ничего не было! При этом забылось, что ничего не было по госценам. Другое дело – коммерческие и кооперативные магазины и рестораны. Там и сигареты не переводились даже во время табачного кризиса, и продуктов хватало, но мало кого тянуло покупать всё это втридорога. Кооперативы получили лицензию на спекуляцию – и это усугубило дефицит. А Гайдар всю торговлю перевёл в коммерческое измерение – не стало ни талонов, ни щадящих «госцен». Вот вам и наполнение прилавков.

Никто не может оспорить, что в 1992-м мы столкнулись с обвальным спадом производства – в том числе в сельском хозяйстве. Как же при этом «накормили страну»? Во-первых, снизился уровень потребления. Во-вторых, это была жизнь взаймы, под ростовщические проценты. В-третьих – транжирились стратегические запасы. Других оснований для гордости 1992 год нам не даёт.

Сгорели честные банковские вклады, зато преступные валютные накопления немногих авантюристов сохранились и легализовались.

Либерализация внешнеэкономических связей сыграла на руку крупным зарубежным монополиям, с которыми «новые русские», конечно, не могли разговаривать на равных.

Отброшены колоссальные советские военные расходы… Сегодня для всех очевидно, что экономическое, финансовое могущество Соединённых Штатов зиждется на ядерных боеголовках, авианосцах и военных базах, разбросанных по всему миру. Что стало бы с долларом и с американской экономикой, если у США была армия на уровне Франции или Японии?

Складывается впечатление, что главной задачей «правительства завлабов» было уничтожение всего здорового, что было в Советской России. Первый удар пришёлся на оазисы индустрии и науки. Наказывали не отсталых, а передовых. Не лоботрясов, а одержимых профессионалов. Бедовые предприятия, погорелые театры легко и просто решали проблемы: сдавали площади, продавали всё, что можно продать… А там, где шла серьёзная работа, о ловкачестве думали в последнюю очередь, надеялись на здравый смысл правительства… Число людей, занятых в академической и отраслевой науке, сократилось почти на треть! И это были технари, работяги, а не болтуны от науки: пустозвоны как раз хорошо пристроились, для них – будьте любезны! – открывались новые институты.

Народившийся класс…

Но кое-что и подешевело, стало доступнее. Прежде всего – великая триада гайдаровской реформы: водка, наркотики, оружие. Водку с перекошенными наклейками за бесценок продавали на каждом углу. Один бизнесмен, вспоминая те дни, хвастался, что ему удавалось дёшево и сердито варганить пойло из ворованного спирта. Солидный доход позволил ему ощутить себя свободным человеком, познать толк в путешествиях, не говоря о более эксцентрических удовольствиях. Такую предприимчивость власть поощряла. «Нарождающийся класс буржуазии» был опорой и надеждой правительства. Много мудрёных слов произнёс Гайдар на птичьем языке экономистов. Но для народа суть тех реформ, пожалуй, можно выразить в четырёх словах: «Водка повсюду, дёшево и круглосуточно». Убийственная формула, но она помогла новой власти удержаться. А созидать они не собирались – чай, не сталинские наркомы и не екатерининские орлы, чтобы служить, не щадя живота своего.

А в придачу к великой триаде – игровой бизнес. Начиная от уличных напёрсточников и заканчивая роскошными казино. Где казино – там и ворьё, и шантаж, и наёмные убийцы, которых стали ласково называть киллерами. Все они – отличники и крепкие хорошисты гайдаровской школы.

Анатолий Чубайс как-то разоткровенничался: «Приватизация — это была священная война против коммунистов. А на войне ни денег, ни жертвы не считают… Мы знали, что каждый проданный завод — это гвоздь в крышку гроба коммунизма. Дорого ли, дёшево, бесплатно, с приплатой — двадцатый вопрос, двадцатый. А первый вопрос один: каждый появившийся частный собственник в России — это необратимость. Это необратимость. Точно также, как 1 сентября 92-го года первым выданным ваучером мы выхватили буквально из рук у красных решение об остановке приватизации в России, точно также каждым следующим шагом мы двигались ровно в том же самом направлении».

Что сегодня у Чубайса на языке – то было двадцать лет назад на уме у многих реформаторов. Разрушить, чтобы ситуация стала непоправимой, чтобы у страны не осталось пороху для возврата к социализму, к здравому смыслу. Эта формула многое объясняет и в природе «отрицательного отбора». Реформаторы сознательно прижимали к земле тех, кто был или потенциально мог стать строителем социалистического завтра. В мирное время они были непримиримы, как на фронте. Их вела высокая идея: нужно было пробудить в каждом из нас «человека хапающего».

Разрушать – не строить. Уникальный «отрицательный отбор» восторжествовал очень скоро: правительство Гайдара поднимало «над толпой» всё худшее, что было в нашей стране. Государство раздало козырные карты уголовникам, коррупционерам, спекулянтам – состоявшимся и потенциальным. Именно они выиграли от приватизации – те, чья деятельность приносит обществу минимальную пользу. Остальным, чтобы выжить, нужно было забыть о созидании.

Скажем, инженер работает над сложным проектом, который нужен людям, а побочно, под флагом доморощенного ТОО, осмечивает покраску частного или почти частного ангара. На основную зарплату можно купить два кило колбасы и бутылку водки, а пустяшная суета вокруг ангара приносит завидную тысячу долларов в месяц – и всё на приписках. Вот так система стимулировала деградацию профессионализма.

А вот профессионалы, работавшие в сфере финансов, получили возможность спокойно совершенствовать свои навыки в соответствии с дипломом. Выручил старый добрый протекционизм, столь нелюбимый реформаторами, когда речь идёт о промышленности. Ведь наши банки были ограждены от жёсткой конкуренции с зарубежными гигантами! Обратите внимание: и сегодня во главе Министерства финансов и Центробанка мы видим профессионалов высокого класса, состоявшихся в последнее двадцатилетие. Какая ещё отрасль могла в эти годы выдвинуть незамордованных специалистов? Вот и оказалось, что, например, военной промышленностью у нас может руководить кто угодно. Подумаешь, многовековые традиции русских оружейников! Наша управленческая элита – это изысканные финансисты на развалинах индустрии.

Мало сказать, что реформаторы видели Россию сырьевым придатком Запада. Они стремились ещё и к тому, чтобы наш топливно-энергетический комплекс потерял технологическую самостоятельность. Чтобы не только хозяева были международные, но и инженеры, геологи, учёные. Если почитать Е. Гайдара, геология, прокладка дорог, весёлые тусовки вокруг Самотлора, заказы металлургам и машиностроителям – это всё беззаботный досуг, в результате которого пошёл халявный долларовый поток. Но ТЭК – это не скатерть-самобранка, а высокотехнологичная отрасль.

Мало сказать, что они ослабили нашу армию. Они знали, за что полагаются призы вплоть до Нобелевской премии… Была поставлена стратегическая задача: перевести Вооружённые силы бывшего Советского Союза под контроль международных организаций. А Россия – воинская держава, такова природа нашей огромной и малонаселённой страны. Реформаторы унизили и деморализовали армию, к которой относились как к третьестепенному кооперативу. А армия в нашей стране была всенародным делом – каждая семья отдавала ей таланты, силы, жизни. И славу, и боль делили на всех.

П. П. Литвинский, «Евпатий Коловрат. 1237 г.» 

Говорит Илларионов!

Я запомнил этого экономиста по известинской статье «Падение уровня жизни. Миф или реальность?» от 17 февраля 1994 года. Он витиевато доказывал, что в 1992 году люди не стали беднее – напротив, «жить стало лучше, жить стало веселее». На такое не решался никто – ни Гайдар, ни Чубайс. Бесстыдства хватило одному Илларионову. Ведь, по скромным оценкам РАН, только за 11 месяцев 1992-го реальные доходы сократились на 66 %, не считая исчезновения сбережений… Но бодрый идеолог «Выбора России» Андрей Илларионов шёл напролом, пленных не брал и не утруждал себя доказательствами.

Потом Илларионов работал на Путина, был советником по экономике и пропагандировал стратегию вполне гайдаровскую: в интересах собственников, в интересах международных монополий. Остальное (а это – промышленность, наука, массовая школа!) – гори синим пламенем. Но, видимо, тактически они с Гайдаром разошлись, прервалась и связь Илларионова с Путиным. Сегодня Илларионов стал публицистом-эксцентриком. Теперь он разглядел, что гайдаровские реформы превратили страну в питомник коррупции и криминала. Теперь он так объясняет мотивы политики Гайдара: «1. Некомпетентность. 2. Слабость. 3. Сознательная политика». Сознательная – то есть профессиональная работа против интересов страны. И это слова некогда самого речистого адвоката реформ! Правда, сам Илларионов сегодня отстаивает ещё более либеральную программу. Но очень важно, что видный экономист-рыночник, козырной валет из плеяды реформаторов, открыто намекает на преступную природу замыслов Е.Т. Гайдара.

Вернуть человека

Не все верят в идею прогресса. Да, человек за прошедшие тысячелетия не стал добрее, не стал морально совершеннее. Но даже чтобы стоять на месте, нужно быстро бежать вперёд. А в 1992 году мы опрометью мчались назад. Сдавали высоты, отвоёванные Просвещением. Позволено быть негодяем, отбросив лицемерие. Всё позволено, ибо стремление к наживе – самое естественное состояние человека. Так учит господин Бурбулис. Не товарищ, а именно господин – неспроста это обращение так назойливо навязывали нам в 1992-м.

Можно вернуть народу и государству собственность. Можно вернуться к принципам суверенной экономической политики. Куда сложнее вернуть человека – пытливого, терпеливого, непродажного. Необходима социалистическая среда, необходим большой научно-технический проект, который бы охватил миллионы семей. Но это тема для другого долгого разговора.

Реформаторы 1992-го добивались, чтобы Россия свернула знамёна великодержавности (от неё – одни убытки) и одновременно комплексовала по поводу собственной ресурсной экономики. Это изощрённая психологическая пытка! Наши затратные игры в международной политике не были блажью Петра Великого, Николая I, Сталина и Брежнева: они необходимы народу для выживания и развития. Чтобы Тохтамыш города не сжигал и поляк в Москве не орудовал, чтобы американский лётчик опасался над нами кружить. И, что бы ни говорил потомок замечательных советских писателей, если в стране будет блестяще развит треугольник «ТЭК – Армия – Просвещение», краснеть и комплексовать не нужно. Это будет самобытная цивилизованная Россия. Только где она?

А.А. Замостьянов, к.ф.н.

Перейти к содержанию номера