Занятие 15. Душа как орган познания

Кажется, чего здесь обсуждать? И так все ясно. Ум - важнейшая часть души, ее «познающий инструмент». Человек жаждет познания, он рожден для него, и познает мир непрерывно. Однако, как говорится, есть нюансы….

Один из них касается цели познания. Вне идеи Бога эта цель становится недостижимой, а сам процесс познания – вполне бессмысленным. Всякий раз, мучительно расширяя границы познанного (объем наличных знаний), мы в то же время раздвигаем и «периметр непознанного». Даже рациональная наука признает: этот процесс не имеет конца, и, следовательно, смыслом познания, нравится это нам или нет, оказывается само познание… Чепуха какая-то! Как тут не вспомнить сократовское: «Я точно знаю только то, что ничего не знаю».

Религиозный подход в этом пункте, на первый взгляд, почти не противоречит подходу материалистическому. Бог, будучи существом нетварным и чисто духовным, «неисследим, непостижим и неописуем». Стоит заменить здесь слово «Бог» словом «природа», что вполне уместно («Аз есмь сый», Я есть сущее - говорит Господь), и мы попадаем вроде бы в тот же самый тупик. В тот, да не совсем. И вот почему.

Со времен Галилея, Кеплера, Декарта и Ньютона, когда взору изумленного человечества открылись сияющие горизонты «научного прогресса», в душе его (и не одних только ученых) зародилось гаденькое чувство, которое, разрастаясь, отравило и изувечило и сам этот прогресс, и его плоды, именуемые современной цивилизацией. Имя данному чувству – гордыня. Мать всех страстей и пороков. Вспомним главные лозунги Френсиса Бэкона: «Победить природу!» и «Знание – сила!» Вспомним его крылатые слова о том, что эксперимент это пытка (!), с помощью которой человек может вырвать у природы (у Бога?) ее тайны, чтобы поставить их себе на службу. Кстати, совершенно независимо от Бэкона – они даже не знали о существования друг друга – Галилео Галилей сравнивает научный эксперимент с «испанским сапогом» - средневековым изуверским орудием пытки. Не этой ли «логики» мы следуем до сих пор, когда «ради прогресса» и «светлого будущего» калечим и уродуем все живое вокруг себя?

Однако Бог поругаем не бывает. Сколько бы мы ни тужились, сколько бы ни хорохорились, прогресс без Бога обречен. Более того – такой прогресс смертельно опасен для нас же самих. «Природа, - утверждал Гете, - будучи вздернутой на дыбу эксперимента, никогда не выдаст своих тайн».

Сущность истинного познания - то, о чем вот уже две тысячи лет не устает твердить христианство, - совершенно в другом. Не рейдерский захват «от ума», а смиренное, с сознанием своего действительного места во вселенной, молитвенное вымаливание у Господа «доброго и полезного душам нашим» – вот она, эта сущность. Учение о правильном познании органично встроено в общее святоотеческое учение о человеке и его душе. И речь, заметим, идет не о познании (препарировании) форм, а о познании сути вещей, их скрытой от глаз духовной подоплеки, кантовской «вещи в себе».

Речь идет о способностях, которыми от начала времен в полноте и совершенстве владел первородный Адам, нарекавший имена всему сущему на земле, то есть доподлинно видевший всякую тварь в единстве формы и содержания, плоти и души. К сожалению, после грехопадения эти способности в людях постепенно ослабли и исказились, но они не были отобраны как таковые – как не был (в отличие от дьявола) проклят и сам согрешивший человек, как сохранена была за ним способность к богообщению.

Познание «от Бога» кардинально иное, нежели познание «от лжеименного разума». Вот что по этому поводу писал русский православный философ XIX века И.В. Киреевский: «И во всяком случае способ мышления разума верующего будет отличен от разума, ищущего убеждения или опирающегося на убеждение отвлеченное. Особенность эту, кроме твердости коренной истины, будут составлять те данные, которые разум получит от святых мыслителей, просвещенных высшим зрением, и то стремление к внутренней цельности, которое не позволяет уму принять истину мертвую за живую, и, наконец, та крайняя совестливость, с которой искренняя вера отличает истину вечную и Божественную от той, которая может быть (добыта) мнением человека, или народа, или времени».

Итак, подлинное знание обретается, а не приобретается. Для него душа должна быть чистой и здоровой, ибо сказано: Не бывать Духу Моему в грязной душе и теле, порабощенном греху. Знание, таким образом (здесь мы имеем в виду, конечно, качественно новое знание, а не бытовые навыки), предстает как некое озарение, откровение, произволение Свыше. Так оно и есть! Заставьте компьютер – а рассудок наш, в сущности, и есть компьютер – изобрести нечто, чего в нем никогда не было. Нечто совершенно оригинальное. Он просто не среагирует. Он даже не поймет, чего от него хотят. А если и поймет, немедленно зависнет….

Все великие ученые отмечают: в моменты творческого открытия, прорыва, озарения их мозг либо отдыхал, либо был занят какими-то отвлеченными делами. Это ли не ясное указание на истинный и единственный Источник всех открытий? Синергия человеческого разума и Божьей помощи – вот ответ на вопрос о сущности познания. А заодно, и о его целях и пределах. Через процесс познания Господь открывает своему любимому чаду правду о Себе, позволяя познать Себя, природу, вселенную, бытие. Но делает Он это так, чтобы не повредить человеку, познавательные способности которого, увы, небезграничны. 

Александр Нотин