Я – верующий. Тихо себе верую, никого не трогаю, стараюсь все решать с любовью. Но мир, который во зле лежит, искушает меня, лишает покоя и порождает желание ему сопротивляться. Преследований верующих вроде уже нет, а все равно ощущаешь, что живешь ты вроде в каком-то узком загоне – и всегда по большому счету не в теме. Лишний раз на публике и рта не откроешь, и не перекрестишься – иначе тотчас поймаешь на себе чей-нибудь насмешливо-снисходительный, поучительный или откровенно негодующий взгляд. Правда, уже не атеиста, а какого-нибудь там глобалиста, теософа или эклектика.

Или злого бомжа. Или «нового русского». Или политизированного интеллигента. Или… В общем, много их, насмешливых и негодующих. А уж о молодежи и говорить нечего. Там культ силы, удачи и так далее. Я, как верующий с подставленной щекой для битья, у них никак не котируюсь.

Вот и ходишь по городу как неприкаянный, как вечно белая ворона. А вокруг – уверенные в себе прохожие с волевыми лицами шварцнеггеров и бритни спирс. С ними о спасении и последних временах не поговоришь – на лету отбреют. С другой стороны, вроде и церквей сейчас много, но в одной из них до сих пор какой-то клуб восточно-спортивный, в другой – ресторанчик, а третья окружена плакатами эротического и кулинарного содержания – сразу-то ее и не отыщешь. Да нет, все равно храмов, конечно, много, и там, в общем-то, можно даже встретить и своих собратьев, да только на улицах города их уж как-то совсем не видно и от других людей порой и отличить невозможно.

К чему я все это говорю? Да просто не принимаю я, как христианин, ни развратной эротики, ни пошлости, ни жестокости, ни агрессии, ни извращений, ни равнодушной духовной всеядности. Всего того, что стало уже почти повсеместной идеологией. И чувствую, что молчать-то становится уж как-то совсем неприлично.

И так хочется, чтобы тебя хоть кто-нибудь поддержал. Хоть одна живая душа. Но, как правило, никого на упомянутых улицах, кроме панков, скинхедов, гастарбайтеров, парковочников, братков, охранников казино и отмороженной молодежи, я не нахожу. Все хорошие люди точно куда-то попрятались. Телевизор, наверное, смотрят или расслабляются за пятью замками. Лишь изредка парочка-другая приличных людей с извиняющимися лицами (простите, мол, что мы все еще не такие, как вы…) по толпе просквозит – и все. И поэтому я очень обрадовался, когда однажды, наконец, встретил своего единомышленника.

Это был пожилой человек, который одиноко стоял перед входом в огромный светящийся супермаркет с плакатами типа «сэндвич» на груди и за спиной. Только вместо привычной рекламы на щитах у него было написано:

«Протестую против развращения школьников сексом!».

Праздные прохожие изредка подходили к нему и спрашивали, что он под всем этим подразумевает. Услышав, что речь идет об изданиях эротического содержания, граждане смеялись, крутили пальцем у виска и, забыв про уличного дурачка, бодро забегали в супермаркет, хватая громадные стальные коляски и устремляясь в продуктовые недра.

Но вот «дурачком» заинтересовалась милиция.

– Те че надо?

– Я поэт, выступаю против детского секса!

– Умничаешь? А вот мы ща на тя протокольчик составим! За нарушение общественного порядка! За то, что мешаешь издательствам заниматься законной коммерцией! А ну-ка, пройдем в отделение!..

...Я весь день вспоминал героя-поэта, которого замели в «обезьянник», возмущался и негодовал по поводу того, как по-совдеповски с ним обошлись. И, в конце концов, набрался храбрости. Будь что будет. Не могу больше молчать.

…И вот ближе к вечеру я бесстрашно вхожу в переливающийся всеми огнями радуги упомянутый супермаркет, как в языческое капище, украшенное идолами в виде резиновых муляжей микки-маусов и шреков, заманивавших покупателей из витрин. На меня со всех сторон строго и хмуро смотрят охранники, зазывают что-то купить разбитные девушки в трико и с подносами. Мимо меня проносятся на всех парах поддатые молодые люди, сквернословя и ругаясь. Какая-то дама в широкополой шляпе нарочито громко беседует со своей дочкой о ценах на шоколадки, и та ей так же громко и пронзительно что-то отвечает.

Я покупаю для проформы связку чеснока (не от упырей, не подумайте, а просто для того, чтобы хоть что-нибудь купить) и в очереди к кассе, прямо перед чьей-то доверху наполненной пивом тележкой, произношу, наконец, проповедь, нарушая общественный покой граждан.

Я горячо говорю очереди:

– Братья и сестры, ведь мы с вами – россияне, а значит, остаточные православные! Душа наша еще не совсем оторвалась от Бога! Вернемся к Всевышнему, будем жить чисто, честно и по совести! Вы же видите, что происходит вокруг! Вот перед вашими глазами журнал «Well-Cooked!», который читают ваши невинные дети, грядущее поколение, будущее страны! А что там внутри? Свободный секс чуть ли не с десяти лет, активное непослушание родителям, лозунг «делай что хочешь», «ты – свободен», а «взрослые все тебе врут!». Что это за идеология? Кто ее разработчик? Ай-яй-яй! Ваших детей восстанавливают против вас, а вы все молчите, за колбасой стоите, от времен социализма никак мясом не наедитесь! Свободе не нарадуетесь? Да вся ваша свобода – только в антипростатиках, прокладках да борьбе с перхотью! Неужели кусок в горле-то еще не застрял от такой «детской» литературы? Ну, а вот вы, гражданин, скажите, что вы сейчас такое купили? «Playboy», совершенно верно! И что вы с ним собираетесь делать? Тайком от жены и детей смотреть и укладывать к себе в постель виртуальных публичных женщин вместо законной супруги?

Граждане пожилого возраста начинают волноваться, согласно кивая головами, но вдруг на меня налетает жилистая брюнетка в кожаных шортах и начинает кричать громким и страшным голосом:

– Эй, верующий, заткни хлебальник! У нас – свободная страна и нечего насаждать здесь свой злобный клерикализм! Не нравится – не смотри! Теперь у нас все, как в великой Америке! Секс – личное дело каждого! У меня девочка, ей пятнадцать лет, и она – топ-модель! Ее ноги признаны самыми длинными в Москве! Какая прелесть! Ее снимал гламурный журнал «Тесные связи», понятно, лох?! И что же?! Это все – «грех», «блуд»?! Да пошел ты! Ее пригласили на раскрутку целых три уважаемых гонконгских фирмы! Что ж ты мне сейчас прикажешь делать – ребенка своего здесь в нищете держать, среди расейских бомжей и отморозков? Или к вам в монастырь сдать, чтобы она так и профурыкала там всю жизнь, не познав ни радости, ни любви, ни секса? Хрена тебе, хмырь бородатый! Я любого удавлю, кто посмеет встать у меня на пути! Она увидит мир, станет человеком! Да, у нее уже был аборт, но я устроила ее в элитную клинику, и все прошло цивилизованно и совершенно безболезненно! А потом, она должна все познать сама – это ее святое право! А вы все – чертовы моралисты! И нечего здесь на нас лаять и настроение всем портить своей религиозной дичью!

– А вы, простите, где работаете, что элитные клиники вам доступны?

– Я ночная жрица и горжусь этим!

– И какая же у вас почасовая такса за смертный грех?

– Что за бред ты несешь! Это нормальная цивильная работа! И не смей лезть ко мне в карман!

– А у вас есть муж? Как он на все это смотрит?

– Да, представь себе, есть! Аккуратненько выбритый, в отличие от тебя, и пахнущий гелем мужчинка! Мой муж – самых прогрессивных взглядов, он – сексолог в юношеском коммерческом колледже! К нам регулярно приходит его друг нетрадиционной ориентации, и мы славно проводим время!

Стоящий рядом со мной панк с крашеным гребнем ирокеза радостно склабится:

– Клево!

Я спрашиваю его:

– Молодой человек, а вы когда-нибудь заходили в храм?

– Да, раза два был! Хотелось кагорчика хлебнуть!

– Понятно! Так, а вы, девочки, почему на людях обнимаетесь?! Вам по сколько лет?

– По двенадцать! Да мы ничего, просто хотим пожаться, как татушки, а что?

Тут я вижу группу разбитных голосистых школьников, направляющуюся прямехонько к журналу «Well-Cooked!». Я кричу им:

– Дети, не покупайте его! Купите лучше «Мурзилку»!

Школьники весело кричат в ответ:

– Не баклань, дятел! Взрослые для нас – никто! Теть, нам журнальчик и сигареты!

Я оглядываюсь по сторонам беспомощным персонажем Зощенко. Все граждане пришли в возбуждение, все кричат и на меня кулаками машут. А школьники издали в мою сторону смачно сплевывают.

Тут вперед выступает покупатель в ярко-голубом свитере с эмблемой радуги и произносит фальцетом:

– Господа! Мы являемся свидетелями чудовищного нарушения прав человека! Этот так называемый «православный» покушается на самое святое – на свободу личности! Гнусный фундаменталист и преступник! Такие молодчики, как ты, будут сжигать нас на кострах инквизиции только за то, что мы не вписываемся в ваши уродливые стандарты! Всех инакомыслящих в пруду утопите! Мы молимся на Америку, чтобы она спасла наши свободы! Мы не должны оставить вам, па-а-донкам, никакого шанса! Эй, молодые люди, ма-а-льчики! Позовите кого-нибудь, а то он уйдет!!!

Какой-то суровый человек с выбритым черепом и с тату на затылке резюмирует:

– Правильно! Чего тут религиозную бодягу разводить?! Вызывайте ментов – и дело с концом! Хотим – женимся, хотим – разводимся, хотим – свингом живем! Надоели, блин! Раньше коммуняки с моральным кодексом в душу лезли, а теперь попы нечесаные в одну шеренгу норовят построить! Откуда вы все взялись-то? Вроде уж всех передавили, а вы опять повылезали, как поганки после дождя!

Геевидный гражданин истошно вопит:

– Ми-ли-ци-я-я-я!!!

Тут же, как из-под земли, вырастает  здоровенный милиционер:

– Что за шум, а драки нет?

– Да вот, какой-то кликуша крезанутый проповеди нам читает, культурно отдыхать мешает, ничего покупать не разрешает, – заберите ж вы его отсюда, а то он тут нам всех детишек пораспугал! Хуже коммуняки!

Еще один мужчина лисьего вида доверительно сообщает:

– Он, гражданин милиционер, выкрикивал антидемократические лозунги и вел себя в высшей степени подозрительно, подспудно выставляя в негативном ключе прогрессивную политику правительства Соединенных Штатов!

Милиционер подходит ко мне и привычным движением выкручивает руку:

– Топай!

– За что?

– Ща все просекешь! Шагай!

И вот мы – в грязной обшарпанной ментовке. Там, наконец, я узнаю, что задержан за хулиганство по статье «неуместная пропаганда религии».

– Документики-то у тебя какие-нибудь есть, христосик? – слышу я бравый голос тертого лейтенанта, который шустро заполняет протокол. – Чего молчишь? Язык проглотил?

– Паспорт я забыл дома.

А вообще-то я православный гражданин Владимир Васильев.

– Гражданин, говоришь?

А  почему тогда кликушествовал в общественном месте, людям  отдыхать мешал?!

– Это была проповедь о нравственной чистоте! Разве она может быть неуместной? Вокруг нас так много зла и несправедливости!

– Я те дам «зла»! Вам же, верующим, внятно сказали сверху – чирикать по приходам и не высовываться! Вы ж отделены от государства, па-а-нятна?

Меня отрывают от решетки, за которую я держусь обеими руками, и волокут в закуток – бить.

Да будет на все воля Твоя, Господи!..

Но тут угрожающие крики экзекуторов рассыпаются на осколки слов, угасают, расходятся по углам моего напряженного сознания...

…И я, наконец, прихожу в себя и понимаю, что все это – никакое не христианское исповедничество а лишь беспокойный сон, материализовавшийся из глубин души в знак протеста против моего привычного бытового молчания.

Стыдно, конечно, но в обезьянник-то кому нынче хочется?! Вот из-за этого мы и раскачиваемся в сомнениях пол-жизни. А другую половину – глаза от пола отрываем, и то не до конца. Такие дела.

А все-таки здорово я ту тетку в кожаных шортах отбрил!

Пусть даже и во сне.

Лиха беда начало.

 Михаил ПРИВАЛОВ

Перейти к содержанию номера