К вечеру в Самсоновке после дневной теплой капели слегка подморозило. Но в тонкой морозной свежести уже чувствовались запахи пробуждающейся весны. Стылая зима, недавно еще господствующая, растерянно отступала. В эти дни была особенно теплая погода, и крыши домов мигом обросли остроконечными сосульками, а земля, словно торопясь скорее сбросить с себя снежное покрывало, стремительно наполнялась талым снегом и бесчисленными ручейками.

Сергей любил весну. Она всегда поднимала настроение, вселяла надежду. И сегодня на душе у парня было хорошо. От радости, его переполнявшей, ему хотелось петь и кричать во все горло. В кармане его рубахи лежит повестка в армию. А это значит, завтра прощай Самсоновка, прощай, милая деревня и здравствуй, новая интересная жизнь. Этой весной они уходили в армию со своим другом Коляном по очереди, остальные шли осенью. По этому поводу парни сняли у бабки Чернихи полдома и договорились устроить танцы под патефон. Парни смеются, что девчонки вон уже с утра красоту лица наводят. Главное, что там будет Катюша, Катенька, Катерина. Ох, и помучила она его. То это не так, то снова не так, то опять не так, то опять двадцать пять. Оно, конечно, понятно – первая красавица по всей Самсоновке. Пришлось и некоторым ее бывшим ухажерам кое-что по-мужски объяснить. Ну, это у него не заржавеет, это Серега умеет.

Сергей поднял голову и увидел бездонное черное небо с мириадами тускло мерцающих звезд, но одна звезда, на западной стороне неба, светила особенно ярко. И казалось, радостный и теплый свет ее был предназначен только ему, Сергею. А полная луна, бесстыдница, опять запаздывала, но Серега знал, что пройдет еще какое-то время, и яркий свет ее заполнит все небо, и на улице будет светло-светло даже без фонарей. В такие ночи спать отчего-то совсем не хочется, и мысли, вдруг навалившись, переполняют человека. Серега такое тоже испытывал, и не раз. Хорошо, если мысли хорошие, а то ведь бывает и наоборот. 

У Сереги тоже есть отчего тоску нагнать. С двенадцати лет в поле, на равных со взрослыми. И никакой тебе скидки, работай как все, в любую непогоду, и по двенадцати-четырнадцати часов в день. 

С пятнадцати, вместе с Коляном, в кузнице, подручными у дяди Никодима. А с осени, когда Никодим представился, вся кузница легла на плечи Сергея. Но кроме основной работы, по поручению правления колхоза успевай, помогай и на ферме, и на конюшне, и в поле. И все это без выходных, с постоянным недосыпом и впроголодь. И тоже бывало, иногда такая тоска-грусть наваливалась, что тошно становилось.

– Вот едрен-патрон, с этой луной как свяжешься, так вечно ерунда всякая в голову лезет – усмехнулся Сергей. Он расправил плечи, тряхнул головой и весело кому-то пригрозив, твердо сказал. – Но ведь выдержали все, а значит выдержим и еще больше, силы хватит.

Сергей достал кисет, неторопливо скрутил цигарку и с удовольствием закурил, осторожно смахивая пепел на тонкий ледок небольшой лужицы, что образовалась за день возле калитки. В доме не спали. У мамы сегодня тяжелый день, нужно успеть приготовить стол к завтрашним проводам любимого сына. В хлопотах ей помогали соседки, подруги, и видно было, что дела у них шли неплохо. Вкусные запахи уже просачивались даже на улицу.

Из-за закрытых ставен пробивался жидкий электрический свет, и тонкими струйками падал в палисадник, касался резной скамейки возле забора. Сергей нетерпеливо посмотрел на часы, досадливо поморщился, и уже хотел присесть на скамейку, но тут, из-за угла крайнего дома, что на повороте на верхнюю улицу, раздался резкий пронзительный свист, потом другой, третий, а затем все утонуло в сплошном гоготе, смехе и веселых криках. К Серегиному дому торопилась ватага его друзей. На Серегу навалились все разом: его тискали, обнимали, хлопали, и от избытка чувств, вдруг разом подняли его на руки и стали качать. Когда его опустили на землю, Сергей отдышался и весело проговорил:

– Вот балбесы, так мне бока намяли, что теперь никакая медкомиссия в армию не пропустит. Разве можно так обращаться с доблестными воинами Красной Армии?

– Да ладно тебе Серега! Качай его ребята! – парни навалились было снова, но Сергей остановил их.

– Стой, отставить! А ну стройся! Колян, докладывай, что с провиантом, где девчонки? 

– Докладываю по порядку, – вытянулся во весь свой огромный рост Колян, – две сумки снеди и сумка горючего уже на месте. Патефон тоже там. А девчонки, по донесению нашей разведки, собирались у твоей Катюхи, и уже должны были бы подойти.

– Да они вечно опаздывают – послышались голоса ребят – им бы только марафеты наводить. Пошли сами к ним, поторопим. Хотя стой, слышь, вроде уже идут.

На другом конце деревни послышались девичьи голоса, смех, и Сергей с радостным сердечным томлением услышал и голос своей Катеньки. Потом девчонки что-то затихли, и вдруг, они дружно, звонкими голосами запели Катюшу:

Расцветали яблони и груши, 

Поплыли туманы над рекой,

Выходила на берег Катюша,

На высокий, на берег крутой…

И парни, коротко посовещавшись, грянули в ответ, вначале не в такт и не точный мотив, но затем дружно и стройно:

На границе тучи ходят хмуро, 

Край суровый тишиной объят

– У далеких берегов Амура 

Часовые Родины стоят…

И молодые люди шли навстречу друг-другу, и песни неслись над селом и уносились в темное звездное небо. И от избытка чувств у Катюши слегка кружилась голова, и она не видела никого, кроме своего Сереженьки. А впереди еще была вся ночь, полная надежд, радости и любви, и казалось, что будет она бесконечной... 

На следующий день были проводы. На шумное застолье к Сергею пришла вся деревня. Конечно, столы не ломились от обильной и разнообразной еды, да и где было ее взять? Недавно только война закончилась, страна восстанавливала разруху. Но зато Пелагея, мать Сереги расстаралась по части картошки, ее хватило на всех, даже с избытком. А другой снеди – лука, соленых огурчиков, помидорчиков, капусточки, да и сальца тоже – люди принесли, уважили. Зато чего-чего, а в тостах для новобранца, шутках, плясках и песнях недостатка не было. Гулять на Руси всегда любили и умели.

Для кого праздник, и повод погулять, а для Пелагеи – горькие слезы. Один Бог знает, сколько слез она выплакала. Всю войну получала похоронки. Вначале на мужа, он погиб в самом начале войны где-то под Смоленском. Затем разом пошли похоронки на старших – Василия и Алексея. Оба погибли под Сталинградом.

Конечно, война, слава Богу, уже закончилась. И вроде всех окончательно победили – и немцев, и японцев. И ничего такого страшного вроде не предвидится. Но душа болит, и сердце материнское разрывается. Уж сколько слез она выплакала за эту неделю, как пришла повестка, на плече у Дарьи, своей подруги. Ей эта боль тоже знакома. Дарья получила похоронку на мужа, а сын без вести пропал под Курском. И вот уже который год живет Дарья надеждой на его скорое возращение. Но сегодня Пелагея держится с достоинством, крепится, главное – людей почтить, не обидеть своим невниманием, а поплакать она еще успеет.

Младшие братья, Толик и Шурка, тоже здесь вертятся. Если для мамы проводы – это тяжесть горькая, то для них это повод еще раз выпендриться перед друзьями. Мол, вон у нас какой старший брат, в армию идет, военным будет. Младший Шурка, так тот в школе такого наплел, что, хоть плачь, хоть смейся . Якобы Сергея берут в секретные войска, и он будет выполнять страшно секретные задания. Поэтому ему сразу же дадут любое оружие, какое он, то есть Сергей, выберет. Лично он, то есть Шурка, сразу бы взял пулемет, автомат, побольше гранат и маленький такой пистолетик. Прячешь под гимнастеркой, и его не видно. И, например, у тебя хоп, патроны кончились, и тебя разоружили, и фрицы стоят так, и издеваются, а ты незаметно так выхватываешь свой пистолетик и – бац-бац! – и никаких больше фрицев. А еще за Сергеем, ночью должен прийти секретный самолет-невидимка, но его никто не увидит, кроме Сергея, потому что у него есть секретный пароль и специальный приборчик для подачи сигналов.

Толик – постарше, и таких историй и сказок он не выдумывает. Но в его глазах читается восторг, гордость и страстное желание угодить хоть чем-то старшему брату. Он, казалось, был готов в любую секунду сорваться с места по любому зову Сергея.

Где-то в середине застолья, к Сергею подошел Игнат и осторожно попросил выйти на улицу для разговора. Игнат – демобилизованный, служил в Прибалтийском военном округе, в деревне только третий день.

В общих словах разговор пошел о том, что он, Игнат, хотел было остаться на сверхсрочную, но в армии сегодня неспокойно. Офицеры-фронтовики недовольны порядками, и уже потихоньку поругивают власти. А НКВДэшники внедряют своих людей для выявления недовольных среди военных, да и провокаторов развелось много.

– Серега, армия – это тебе не деревня, там большая политика. Слово не так скажешь, непонятно где за это окажешься. Сегодня ситуация такая, что за длинный язык и подвесить могут – Игнат говорил осторожно, взвешивая каждое слово. – Поэтому мой тебе совет: пока не разберешься в ситуации, не высовывайся. 

Ты парень видный, толковый, но горячий. Будь, Серега, осторожней. 

Серега еще не знал, что попадет в Туркестан и будет служить в спецбатальоне. И служба для него не будет тягостной, служба будет в радость. Сергей быстро дослужится до старшего сержанта, а за выполнение особо опасных заданий будет награжден боевой медалью. 

С офицерами у него сложатся хорошие добрые отношения, особенно теплые будут с фронтовиками. Эти мужественные люди, честно выполнившие свой долг во время войны, продолжали преданно служить Родине, передавая свой боевой опыт младшему поколению. И ему очень захочется стать похожими на них. Он сделает свой непростой выбор и будет мечтать о судьбе военного. «Есть такая профессия – Родину защищать,» – напишет он Коляну, старшине первой статьи Тихоокеанского флота. – Собираюсь ходатайствовать о направлении на ускоренные курсы младших офицеров.» И тот горячо поддержит его. О желании стать офицером, он напишет своей милой Катюше и встретит с ее стороны полное понимание и согласие. 

Конечно, Сергей будет чувствовать настроение боевых офицеров, будет слышать их осторожные разговоры о положении в стране, о политике партии и правительства. Но для него, простого рядового колхозника, эти вопросы будут за пределами его знаний и понимания. И хотя для Сергея вера в партию была почти святой, у него появится повод для глубоких раздумий. Весной в военные части поступит разнарядка по приему в партию солдат и офицеров. Рекомендацию Сергею даст сам комбат, гвардии подполковник Егоров. Партийное собрание, на котором Сергея будут принимать кандидатом в члены КПСС, окажется непростым. Между офицерами, фронтовиками и молодыми вдруг разгорятся неясные, не совсем понятные для него споры о демократическом централизме в КПСС. Сергея тоже спросят об этом. На что он честно скажет, что еще не настолько политически грамотен, чтобы дать разъяснения на эти вопросы, но как кандидат в члены партии будет думать и искать на них ответы. 

Первым возьмут гвардии подполковника Егорова, затем других офицеров. Сергея возьмут ночью, внезапно, прямо с дежурства, погрузят в машину и будут долго везти в неизвестном направлении. И когда в подвале НКВД у гвардии старшего сержанта Сергея Маркелова будут выбивать показания о принадлежности к тайной политической организации, готовившей заговор против самого Сталина, он вдруг отчетливо вспомнит тот давнишний разговор с Игнатом перед отправкой в армию. 

Но Сергей так и не сможет найти причину своего внезапного ареста. Язык держал за зубами, ни во что такое не влезал и замешан не был. Но тяжелее всего будет тогда, когда его станут пытать свои же, советские люди, и пытать жестоко, как фашисты. Особенно будет зверствовать некий Чоскоридзе. Над арестованными он будет издеваться с особой кавказской изощренностью, да так, что многие офицеры, схваченные вместе с Сергеем, будут изуродованы им до неузнаваемости. 

Сергей до последнего будет верить, что эта чудовищная ошибка будет исправлена. Он ни в чем не виноват, и это святая правда. Он будет верить, что умные люди в НКВД разберутся. Он будет верить даже тогда, когда его выведут во двор и поставят к грязной бурой стенке, и истеричная злая пуля, бесстыдно и радостно визжа, рванется навстречу своей жертве. Но она не увидит унизительного страха в светлых глазах солдата. Пуля увидит наивное удивление простого деревенского парня, который до последнего своего часа будет верить коммунистической партии и лично Сталину. И раздосадованная, разъяренная, остервенело вгрызется в сердце приговоренного.

Сергей будет расстрелян, вместе с другими офицерами в марте одна тысяча девятьсот сорок девятого года под Самаркандом. В это время на местных базарчиках уже вовсю будут торговать первой огородной зеленью, в садах зацветет миндаль, а на родине Сергея в Самсоновке, что под Бузулуком, свежий морозный воздух только-только начнет насыщаться первыми запахами пробуждающейся весны.

Но ничего этого Сергей еще не знал. И сегодня, на своих проводах, у него было хорошее настроение, неистребимая вера в прекрасное будущее, и в армию он шел с легким сердцем. 

У него, крепкого сильного парня, все будет хорошо, и по-другому и быть не может. А потому Игнату, он ответил просто:

– Ничего Игнат, разберемся, мы же Самсоновские. Пошли друг, за дружбу выпьем, да и со своими пора прощаться.

Гости уже разбились на кучки, по компаниям, кто-то вышел покурить на улицу, кто-то еще сидел за столом. Во дворе, под хриплую гармошку лихо отплясывал «Яблочко» будущий матрос Тихоокеанского флота Колян. 

Старики, постоянно забываясь и повторяясь, громко рассказывали о своих военных подвигах, мужики уже обсуждали колхозные дела, спорили о предпосевных хлопотах. Парни подтянулись поближе к девчонкам, а старушки тихо и грустно пели о чем-то своем. 

И вдруг кто-то тихо, вначале приглушенно, сдержанно, а потом в полную силу заголосил. Это не выдержала Дарья. Она зашлась тягучим, вынимающим душу воем по своему погибшему мужу, по своим невернувшимся сыновьям. В последнее время это стало для деревни привычной картиной. В любой застольной компании так уж случается, что кто-то из вдовых женщин не справляется со своей неизгладимой болью и тогда прилюдно, в истошном плаче, изливается большое горе. Женщины кинулись к Дарье, стали ее утешать, и сами потихоньку заплакали. 

Увидев Сергея, изрядно захмелевшие сельчане стали наперебой звать его к себе, выпить за любовь, за дружбу, за ратную службу. Были, конечно, и строгие наказы – служить достойно, армейских тягот не бояться, Самсоновских не срамить и командиров слушаться. Но у всех сельчан особым лейтмотивом звучало пожелание скорейшего возращения домой, живым и невредимым. 

Толик и Шурка, нахорохорившись перед пацанами, вдруг набухли слезами, и, забившись в угол, украдкой посматривали на старшего брата, еле-еле сдерживая рыдания.

На крыльцо вышла мама и поискала глазами Сережу. Вслед за ней вышла и его милая Катюша. Девушка нежно обняла маму за плечи и стала говорить ей что-то сердечное и ласковое. Мама с грустной улыбкой слушала Катю, согласно кивала ей, что-то тихо отвечала, и в печальных, добрых ее глазах, таилась робкая надежда.

Николай ПИМЕНОВ

Перейти к содержанию номера