Для верующего человека смерть – это лишь дверь, ведущая в жизнь вечную, ведущая к Господу. Для человека неверующего – это конец, конец солнцу и снегу, небу и цветам. Но и для верующих, и для неверующих смерть – это таинство, это загадка, то, что мы всю жизнь стремимся постичь. Наверное, поэтому всё, что касается перехода человека в мир иной, всегда тревожит особенно, вызывая массу вопросов и сомнений, приводя к нескончаемым диспутам.

Тему современных хосписов обсуждали уже неоднократно, писали сами пациенты, писали врачи и психологи. О проблеме онкологии говорили и московские батюшки, и старцы с далёкого Афона. В современном мире нет, наверное, человека, который, так или иначе, не столкнулся бы с горестным словом – ХОСПИС.

Наш сегодняшний собеседник – архимандрит Гавриил (Зеленкин). Отец Гавриил со дня открытия окормляет хоспис Юго-Западного округа г. Москвы. За время существования хосписа отец Гавриил подготовил к встрече с Господом, или к уходу в мир иной, и многих православных, и мусульман, и иудеев, и атеистов. И каждого из тех, с кем Господь сподобил его встретиться в стенах хосписа на пороге смерти, отец Гавриил хорошо помнит.

Говорить ли о приговоре?

– Отец Гавриил, как вы считаете, должен ли священник говорить человеку о том, что ему осталось на этой земле не так уж много дней?

– Должен ли священник говорить человеку о том, что ему не так много осталось жить на этой земле? Я говорю! Это моё личное убеждение. Девяносто процентов врачей считают, что пациент должен знать правду.

Архимандрит Гавриил (Зеленкин)

У меня был случай. Года два назад в наш хоспис поступила новая пациентка – Вера. Она сама врач. Муж – журналист-международник, прилетел из Каира и все дни и ночи дежурил у палаты. Он скрывал от неё всю правду, не допускал меня к ней в течение первой недели её пребывания у нас. Вставал на моём пути грудью, закрывая дверь в палату. Потом пришла сестра Веры и буквально с боем провела меня к ней. Вера сказала, что всё знает о своей болезни, знает свой приговор. Она с удовольствием причащалась до последнего момента, до своего исхода. А муж боялся говорить с ней о диагнозе.

Помню, был Пётр. Полковник, разведчик. Русский богатырь, красавец под два метра.

– Пётр, вы не крещены?

– Нет. Я, батюшка, убеждённый атеист.

– Хорошо, Пётр. Вот вы полковник, я тоже. Знаете, ведь архимандрит приравнивается по званию к полковнику. Давайте говорить на равных. Я знаю и вы знаете, что мы все рано или чуть попозже умрём. Вы знаете, где вы находитесь, знаете, что у вас за болезнь?

– Знаю.

– Мы все предстанем перед Богом. Я скажу: «Господи, я грешный человек. Прости меня, Господи. Прости, как Отец милосердный, я – Твой сын, я – Твой раб». А что скажете вы? Священник к тебе приходил, и ты его прогнал. Так?

Пётр попросил пару дней на размышления. Прихожу через два дня: «Батюшка, покрести меня и двух моих взрослых сыновей». Ради его болезни я согласился окрестить ребят не в храме, а в хосписе, вместе с отцом.

Пётр так неистово накладывал на себя крестное знамение, он так уверовал, что причащался до последнего дня с таким сознанием, с таким чувством! Это не передать словами! Это возможно лишь в хосписе, где концентрация горя и боли выше любой больницы, любой ночлежки, любого иного горестного места. В хосписе боль и смерть просто осязаемы на ощупь, ими пропитано всё, весь воздух хосписа так заполнен, что кажется, его можно резать ножом, он твёрд.

Рай на пороге ада?

Помню и Мишу. Он сорок лет провёл по тюрьмам. Из всех моих подопечных он единственный, кто называл хоспис раем. «Батюшка, тут я живу как в раю, а там-то меня ад ждёт». Видимо, он знал что-то такое, что говорил про двери ада, ждущие его по смерти. Грехи его были даже не смертные, хуже. Вспоминать о них тяжело, такого я не слышал за все свои тридцать с лишним лет священства. Но причащал и его, ради смертного его состояния. А там – как Господь… Вот и хоспис раем стал для кого-то. Господь кого как управляет…

Был Виктор. Он хранитель государственных манускриптов – самый секретный человек в России, самый секретный! Виктор крестился за четыре часа до смерти. Я пришёл в палату, он лежит, только поступил, рядом жена сидит. Говорю: «Надо бы креститься, Виктор». «– Да, батюшка, надо бы!» Я тут же поехал в храм, взял с престола крестильный ящик, Святые Дары и вернулся в хоспис. Крестил Виктора, причастил его. Я видел, как человек преображается. Чудо Божие, милость Его. Крестил я Виктора в два пополудни, а в шесть он отошёл ко Господу. Его жена рассказала мне, что он всю жизнь был атеистом, всегда смеялся над ней, когда она шла в храм. А она всю их совместную жизнь ходила в церковь, молилась о нём и дома, и в храме. Писала грехи перед исповедью, а Виктор с издёвочкой подтрунивал над ней: «Что, опять к своим попам собираешься?». И вдруг, на пороге смерти, такая перемена. Жена и рыдала и радовалась, рыдала от радости, что он ушёл верующим, крещёным человеком. И отпеть можно, и в храмах об упокоении подавать. Чудо! Ушёл Виктор от адова порога, прямо к Господу ушёл! За четыре часа до смерти принял Святое крещение!

Из хосписа в роддом

У меня буквально на руках умерла Алла – полковник, жена комдива. Алла прошла все горячие точки: и Афган, и Чечню. Воевала вместе с мужем. Была очень сильным человеком, необыкновенным…

Священник, окормляющий хоспис, должен быть и психологом и оптимистом – большим оптимистом. Там необыкновенно трудно. У меня долгое время была помощница, мы с ней прекрасно ладили, но потом я стал замечать, что ей просто невыносимо тяжело нести это послушание и был вынужден дать ей другое – отправил её помогать в роддом. За очень короткое время она восстановилась. В хосписе каждый день она провожала, а в роддоме – встречала людей, приходящих на этот свет.

– Отец Гавриил, а с родственниками больных вы всегда находите общий язык?

– Нет. Конечно же, не всегда. Но я понимаю – люди устали, надо терпеть их немощи, считаться с особенностями характера, которые обострились за время болезни близкого человека.

Что делает вера с людьми!

У нас в хосписе работает врач Нина. Она выросла в советском режиме и к церкви относится прохладно. И вот прихожу я однажды, она – ко мне с порога: «Батюшка, что вчера было!» А было вот что. У нас лежал Игорь, мужчина 46 лет, у которого четверо детей, причём последний, четвёртый, совсем кроха. Он всё повторял: «Мне нельзя умирать! Как дети? Дети как?» Накануне я его причастил, и через несколько часов его не стало. Врач Нина, лечащий врач Игоря, не знала, как она сообщит об этом вдове, боялась встречи с ней – четверо детей на руках! И вдруг она увидела жену Игоря, которая бежала по коридору ей навстречу, улыбаясь и говоря: «Ниночка, вы представляете, батюшка причастил Игоря в двенадцать часов, а в четыре он отошёл ко Господу! Ниночка, в день смерти причастился!»

Врач Нина ещё долго недоумевала: что делает вера с людьми! Она понимала, что жена Игоря уже смирилась с его уходом, давно зная диагноз, но её вера в Господа, вера в то, что Он не оставит вдову и сирот, а мужа забрал к Себе в день причастия, стала для Нины потрясением.

– Батюшка, а люди иной веры часто принимают крещение в хосписе?

– У меня были такие случаи. Я крестил и мусульман, и иудеев. По моим наблюдениям, более девяноста процентов пациентов хосписа умирают в православной вере, примирившись со Христом. И их родственники, как правило, не препятствуют крещению. В хосписе всё иначе, чем в миру. На пороге смерти вся шелуха облетает, остаётся только главное, нет лукавства, нет масок и пустословия. На всё это просто нет ни времени, ни сил.

Вспоминаю пациентку, её звали Рая. Она очень хотела причаститься на Пасху. Загадала, что непременно должна дожить до Светлого Христова воскресения. До болезни она регулярно ходила в храм, причащалась, а тут неделю отказывается от исповеди, вторую, третью. «Батюшка, я на Пасху!» До Пасхи ещё не один месяц, врачи сказали, что ей не дотянуть по всем медицинским показаниям. Мы с моей помощницей очень переживали за неё – что за нападение, что за блажь. Всю жизнь верила, а тут такое самочинство! Она хотела до Пасхи дожить, но Господь судил о ней иначе. Татьяна, моя помощница, решила с ней поговорить. «Рая, ты что, думаешь, до Пасхи доживёшь? Ты до Пасхи не доживёшь! Умрёшь не причастившись!» Как Татьяна смогла говорить резко? Как убедила Раю? Милость Божия. Рая согласилась тут же исповедаться и причастилась. Через три дня она умерла, до Пасхи было ещё далеко.

– Отец Гавриил, так жёстко, наверное, можно только с православными, они всё понимают.

– Да, они понимают… Они радуются каждому дню, дарованному Господом. Радуются солнышку, цветочку, снежинке. Радуются и грядущей встрече с Ним. Неверующие мечутся, озлобляются, устают. Мне, кажется, устаёт душа. Тело истерзано болезнью, но и душе нет помощи ниоткуда, нет поддержки, нет подкрепления, нет утешения. Как человеку перенести такое состояние?

В хосписе в основном все сотрудники верующие, там без веры не выдержать. Приходят атеисты, пробуют работать, но, когда у тебя на руках умирает несколько человек в день, без помощи Божией можно сойти с ума. Я окормляю и сотрудников хосписа. Причащаться все приходят в храм, а вот исповедоваться и просто поговорить мы идём в нашу часовню, открытую в хосписе. Сейчас там доделали иконостас, потихоньку заканчиваем её благоустройство. В ней я и исповедую, и соборую, и служу молебны. Как минимум раз в полгода все помещения хосписа окропляю святой водой.

– Отец Гавриил, чем радикально отличается в хосписе служение священника от работы  психолога?

– Мы работаем параллельно. Но каждому своё: кесарю – кесарево, а Богу – божье. Священник готовит человека для жизни на небе,  а психолог – для жизни на земле. Священник говорит о вечности, психолог о поведении в современном мире. Только священник проводит таинства.

Присутствие в хосписе священника во многом зависит от администрации хосписа. Наш главный врач, Наталья Павловна Скворцова, человек дивной души. Она верующая, хоспис этот буквально своими руками строила, помогая рабочим. Команду подобрала под стать себе – для всех сотрудников пациенты за время пребывания становятся родными людьми. У нас действительно рай по милосердию сестёр, по заботе и чистоте. Рай по близости Бога. В хосписе лежит человек тридцать пациентов, кто-то выписывается, кто-то поступает новый, я прихожу два раза в неделю, не считая срочных вызовов и ночных, и каждый раз причащаю человек пятнадцать–двадцать. Какой московский дом может сравниться с нами?

Последний шаг к Господу

Когда строился этот хоспис и я проезжал мимо стройки в храм на службу, то всегда просил Бога послать мне милость окормлять его.  Я не говорю, что в хосписе легче прийти к Богу, чем в миру, нет. Не мы приходим, но Господь нас избирает. Вера – это как талант, дар Божий – кому-то дано, кому-то нет. Но вот близость Господа! Я через служение в хосписе спасаюсь – помни последние своя, вовек не согрешишь – приходишь туда, и всё становится на место: ценности, отношения, заботы. Пока ножки ходят, я буду там! Для меня окормлять хоспис – счастье, для меня это в радость. Я вижу, как Господь каждую достойную душу или ту, которую пожалел по милости Своей, забирает в свой час: пришёл священник, причастил – и через час, два, три или ночью человек отправился на встречу с Господом, сделав свой последний шаг к Нему.

Помню, к нам поступил пациент. Его звали Олег. У него был рак пищевода и полная непроходимость, он не мог ничего вообще проглотить. Когда я вошёл к нему в палату, то ещё не знал этого. Он был глубоко верующим человеком, я исповедовал его и стал причащать… Он смог проглотить и Кровь Христову, и Тело! Это было чудо, посланное нам в явь. Через несколько часов после причастия его не стало на этой земле.

Беседовала Ольга ШАНГИНА

Перейти к содержанию номера