Михаил Фёдорович Морозов с мамой

Есть у Николая Лескова замечательный рассказ «Чертогон». Он посвящён онтологии человеческого греха, который во все века – один и тот же. Писатель мастерски изобразил, как один из героев рассказа, пройдя через разгул чуть ли не все круги ада, сумел открыть глаза и взглянуть внутрь себя у самой точки невозврата, у черты, за которой сам сатана собирает жатву из человеческих душ, погибших навеки. Герой через горячее деятельное покаяние вновь обретает жизнь и свет, а другой герой – его молодой племянник, который лично видел падение и нелицемерное покаяние своего дяди, – веру в Бога.

У нас, современных людей, тоже море грехов и злых страстей. Но большинство не обращает на них ровным счётом никакого внимания и неотвратимо плывёт к своему бесславному концу. Другие – их меньше, – наоборот, не сдаются, но стремятся встать на путь борьбы со злом.

– православный предприниматель. Основанная cемнадцать лет назад и возглавляемая им «Обитель ТИЛЬ – Терпение. Искренность. Любовь» снискала себе поистине народную славу как место помощи алкоголикам и наркоманам. Этот удивительный по красоте комплекс расположен в лесах Калужской области, в деревне Дураково. Тысячи людей, получивших там свободу от своих страшных недугов, до конца жизни будут с благодарностью вспоминать Морозова и это благодатное место.

Михаил Фёдорович, искренний друг сообщества «Переправа», любезно согласился рассказать о своём непростом приходе к вере.

Этим материалом мы открываем в журнале новую рубрику – «Возвращение к истокам». 

* * *

В детстве я жил в самом центре Москвы – в Брюсовском переулке. Меня окружали любящие люди – дед, бабуля, мама, два дяди – и двор. В доме царили тепло и уют, внутреннее созидательное настроение, затаённое ощущение любви. Мы с мамой жили достаточно аскетично и, когда заняли вторую комнату в квартире, нашли на свалке старые вещи – трубу и абажур. Дома сделали из них торшер. Помню, мама рисовала китайские миниатюры акварелью на ткани. В этом благословенном домашнем уголке было всегда тепло, и мама часто читала мне стихи, в том числе и Лермонтова, которого очень любила. Был у нас даже и свой проигрыватель – роскошь по тем временам. Мне ставились песни:

Лучше друга нигде не найду я,

Мы геологи оба с тобой,

Мы умеем и в жизни руду дорогую

Отличать от породы пустой.

Мама с детства привила мне стремление быть полезным. Шёл конец пятидесятых. Тогда мне было пять лет. Однако уже очень скоро в моём внутреннем состоянии произошёл резкий переворот: мама с отцом вновь объединились в прежнюю семью, и мы переехали к другой моей бабушке, в рабочий посёлок в Кунцево. Там, в новом доме, увы, преобладала уже совсем другая атмосфера, в которой ты попросту должен был элементарно выживать. Вот так. Моя бабушка по отцу – из раскулаченных крестьян. И, видимо, так сильно коснулось их это раскулачивание, что они все и говорили-то всегда вполголоса да шёпотом. Мы жили в подвале, где всё время занавешивались окна. Во дворе тоже царила атмосфера выживания. Довлели человеческая злоба и дух противостояния: двор на двор. Никаких возвышенных идей, кроме временных перемирий, просто не существовало, одни только злые соседи и жестокие дворовые отношения. А я, между прочим, до третьего класса и не представлял, что человека можно ударить по лицу. Как позже пел Высоцкий: «Бить человека по лицу я с детства не могу…». Всё правильно. И когда-то мой одноклассник Усачёв по кличке Усач в третьем классе вдруг ударил меня по лицу, то посыпались искры из глаз. И была от этого удара не столько физическая боль, сколько великая внутренняя растерянность и опустошённость от мысли о том, как такое вообще могло произойти. Эти ощущения не были чем-то из ряда вон выходящим. Они присущи всякому нормальному человеку, который был воспитан в обстановке семейной любви.

А вот в девятом классе я уже удивлялся, если человек не падал с ног от моего первого удара. Я научился противостоять другим и защищать себя с помощью кулаков. Таким образом, во мне произошёл глубокий переворот. Будучи некрещёным, я начал впитывать законы мира сего.

Наряду с этим я всё же интересовался внутренними возможностями человека, читал книги Владимира Леви. Притягивало меня и творчество Владимира Высоцкого – его всегдашний поиск себя и смысла происходящего:

Лежит соперник, ты над ним – красиво!

Но крик «Вес взят!» у многих на слуху.

Вес взят – прекрасно, но несправедливо,

Ведь я – внизу, а штанга – наверху.

А его гимны боксёру, а военная тематика! Я увидел в его произведениях внутреннего человека, его рвущееся сердце, целую онтологию души. Сегодня я понимаю, что душа – христианка и Христос – высшая и неоспоримая Вершина и Критерий поступков и поведения человека. Но в жизни, к сожалению, далеко не всегда получается быть с Ним рядом. Сегодня я откровенно коснусь темы собственного падения и попытаюсь описать ту точку отсчёта, где мне было дано понять, что подниматься вверх – жизненно необходимо, чтобы вконец не погибнуть.

* * *

Есть известная русская поговорка: «Гром не грянет, мужик не перекрестится». Звучит такой гром и в душе человека. Всем известна также и латинская пословица: In vinе veritas – «Истина в вине». Так вот – вино и водка стали для меня в молодые годы синонимом настоящего мужского начала, атрибутом сильного характера. Алкоголь понимался мной как заветная вершина расслабления, как залог правильного подведения итога, как необходимое условие дружеской беседы и встречи. Отсюда – моё сильное увлечение Джеком Лондоном и Эрнестом Хемингуэем. Они и их пьющие и вместе с тем мужественные герои стали тогда моими кумирами.

Были у меня и сухие периоды, я их ещё мог устраивать. Пойти трезвым в поход например. Но в любом случае алкоголь превратился в необходимый элемент моего внутреннего расслабления, в основу скрепления дружбы с людьми и так далее. Так что с лозунгом in vine veritas я долго и упорно шёл по жизни. И казалось мне при этом, что вроде бы и работа моя спорится, и контакты удобнее выстраиваются. Я занимался фотографией, рекламой, репортажами, позже стал членом московского горкома художников-графиков. Кстати, мне не надо было ходить на работу к определённому часу, что также способствовало развитию алкоголизма. Однако я обладал определёнными навыками и при таком раскладе мог до поры до времени вполне спокойно зарабатывать на жизнь.

Когда пришла перестройка, то был светлый период, когда я некоторое время не пил. Но затем алкоголь опять раз за разом брал надо мной верх. А как только он побеждал и я выпивал, то меры уже никакой не знал. Одной рюмки мне было много, а двадцати – мало.

А теперь – о приходе к Богу. Первый серьёзный для меня звонок был связан с болезнью моей дочери – у неё нашли дерматит. Ей не было тогда и года. Мои друзья из цирка (я там много снимал) сказали – тебе надо крестить ребёнка, и всё будет нормально. И я крестил её, не будучи сам крещёным. После таинства Крещения все болячки дочери безвозвратно исчезли. Не нужно уже было никакого медикаментозного вмешательства. Для меня лично это стало серьёзным чудом. Я убедился, что есть другой, высший и таинственный мир. Но с алкоголем в ту пору я был уже крепко повязан, и он стал нормой моего общения с людьми. Выпивка с закусочкой, гости, раскрепощённость, задушевные беседы… Только сейчас я понимаю, что алкоголь не украшал ни меня, ни всю ситуацию в целом. Пьяному действительно море по колено – в том числе и общение, и духовность. Всё по колено. Бредём куда не просят, говорим то, о чём лучше помолчать, поступаем так, как поступать нельзя, не видя даже собственной тени.

* * *

Замечательна русская поговорка – «На любого молодца сил хватает у винца». К девяностым годам я был положен зельем на обе лопатки: и пить не могу – и не пить не могу. На пути к этому печальному финалу происходили всё же некие встречи, были какие-то вразумляющие вехи. Но лишь сейчас я понимаю их как Промысел Божий, а тогда ничего не видел и не разумел. Ещё до перестройки я поехал на станцию «Касторное» в Курскую губернию, чтобы креститься в местном храме. Тамошний священник был отец Анатолий Корзинкин, мой добрый знакомый ещё по Москве. Вот у него я через год после крещения дочери тоже крестился. Сейчас батюшка – архимандрит Зиновий, мой крёстный отец, мы с ним дружим и стараемся всячески поддерживать отношения. Скажу честно – тогда к крещению у меня было чисто языческое отношение. Типа: «Приклонись к этому камушку головой – и полегчает». Или: «Пойдёшь туда – будет то-то». Какой-то магизм. Креста Христова я тогда не понимал. Батюшка, правда, сказал, что все прежние грехи снимаются с меня и что я стал новорождённым – вроде как белый лист бумаги. Но всё оказалось куда сложнее. За спиной была прежняя жизнь. Она давила и всячески напоминала о себе. Оказалось, что вылить из чаши жизнь старую и сразу же налить новую у меня никак не получается. Я был весь буквально пропитан страстями. Что ж, посеешь привычку – пожнёшь натуру, характер. Так что впереди у меня был длинный путь.

Был период, когда я пытался открыть для себя Бога через чтение Евангелия. Читал то Ветхий Завет, то Новый – сумбурно, без всякого духовного руководства. И, кроме того, делал я всё это в состоянии отходняка от очередного алкогольного опьянения. Но всё-таки ощущал при этом, что от чтения мне становится легче и легче переносится само похмелье. Прямо-таки лекарственное воздействие было! Но я не понимал ещё тогда, что я – алкоголик. Меня предупреждали – пей в меру, вовремя остановись, не хватай через край. А я думал – да как же это так можно, если от алкоголя – только одно хорошее?!.. Ведь водка-то, когда её выпьешь, так хороша! 

И хочется, чтобы было ещё лучше. А когда мне становилось совсем плохо, тогда я снова употреблял водку, но уже с другой целью – чтобы не стало ещё хуже. Пил её как обезболивающее.

В результате удавка затягивалась всё туже и туже. Образовался замкнутый круг. Было много всяких событий – что стрезву, что спьяну, о которых сейчас и вспоминать-то страшно. В общем, вёл себя как форменный бесноватый. Алкоголизм – психосоматическая болезнь, по-церковному сей недуг именуется одержимостью. Он – страшное средостение между человеком и Богом. Spiritus переводится как «дух». В самом этом названии заключена чёрная духовность. Это – дух лжи, дух хитрости. Он – властный и умело сбивает с толку. Он намертво удаляет от человека всякое звучание Бога в его сердце, заглушая совесть и здравый смысл. Исчезает напрочь и понятие стыда. И за этой стеной спиритуса, которая отгораживает тебя от всего светлого мира, начинается всё: блуд, разврат и все смертные грехи, какие только есть.

* * *

Наконец, наступило время, когда я вдруг почувствовал, что стал обнулён и морально, и физически, и экономически. Я увидел себя загнанным в угол болезнью, которую и за болезнь-то не считал. Спасение от этой страсти могло быть только в одном – в реальном ощущении страха Божиего. Но появляется он, этот спасительный страх, только тогда, когда ты начинаешь всей своей кожей и всем нутром своим понимать, ощущать и видеть свою личную точку невозврата. Господь попускает здесь человеку поэкспериментировать, чтобы тот на своей шкуре понял всю глубину страха и ужаса. Так случилось и со мной. Был ещё один короткий период трезвости, а потом я вновь сорвался и сутки пил. И после этого ровно двадцать один день я испытывал состояние богооставленности. Что это такое? Это – состояние тяжелейшей депрессии, когда ум есть и тело есть, а души нет. Нет никакой внутренности, нет духа, нет никакого выхода на Бога и на спасение. Это – непередаваемый ужас, от которого люди начинают опять вовсю применять либо алкоголь, либо психотропные средства, чтобы только избавиться от этой страшной и мертвящей пустоты и хоть как-то воссоздать свою прежнюю внутреннюю целостность.

Возврат благодати Духа Святого в моё сердце произошёл у меня только на двадцать первый день. Своё состояние богооставленности я переносил крайне тяжело, молясь и постоянно общаясь с людьми, ибо невозможно мне было оставаться одному в пустой комнате. Жуткое состояние. Но нет худа без добра. В своих страданиях и муках я понял тогда, что Господь есть Любовь, и только Любовь, и что Он всегда относится ко мне исключительно милостиво и бережно, постепенно сужая мою бесконечную амплитуду проб и ошибок. И это сужение привело к поразительной вещи: то, что я делал раньше и даже не замечал содеянного, отныне при всяком повторении становилось причиной новых непередаваемых мучений. Даже простой помысел и мечтание о чём-то недозволенном по моей основной страсти могли отозваться мне бессонной ночью и возвратом в состояние богооставленности.

С другой стороны, как только я по-настоящему покаянно осознавал всё своё недостоинство, ко мне – и это поистине удивительно – возвращалась гармония сердца и души. С того времени и до сего дня подобная закономерность для меня – лакмусовая бумажка, помогающая видеть, что же именно со мной происходит. Сегодня у меня наступил период, когда ты с особым вниманием анализируешь свои поступки и тщательно проверяешь степень чистоты своего общения с Богом. Это трезвенное состояние даёт тебе ясное и чёткое понимание, что вот этого делать уже ни в коем случае нельзя, что всё это – испито, и я ведаю, что творю. Пока не ведал, что творил, Господь покрывал мои поступки омофором. А вот когда ты ведаешь, что деешь, то тут надо быть крайне осторожным. Дело может дойти и до разрыва сердца. Я не могу сказать, что достиг какого-то непадательного состояния. Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Святые Отцы учат так – не верь себе, пока не ляжешь в гроб. Но меня, если откровенно, держат в рамках как страх потерять ту благодать, которую я ощутил, так и ужас вновь скатиться в богооставленность, которая, по сути, и есть преддверие ада. И ещё меня держит нежелание истязать себя. Именно истязать. Зачем мне всё это? А и вправду – зачем? Только дьявола тешить, а самому при этом мучительно гибнуть. Ведать и гибнуть. Это – подлинное безумие. Да, Господь милостив: пожалуйста, делай, падай снова, может, опять пронесёт. …А может, и не пронесёт. Ведение налагает бремя ответственности, и ты уже не имеешь никакого права заниматься, по сути, самоубийством и богоборчеством.

* * *

Жизнь с Богом – колоссальная свобода. А когда-то мне казалось, что исполнение заповедей – наоборот – узко, зашорено и скучно. На деле путь заповедей – единственно правильный и спасительный путь для человека. Так что надо и уповать на милость Божию, но и непременно исполнять Его святую волю. Ведь в каком смысле говорят: «На Бога надейся, а сам не плошай»? То есть – не плошай в исполнении заповедей Божиих! Как только я плошаю и иду по греху, я опять топчусь на месте и никуда не иду. Более того – стремительно падаю вниз.

«Грех» в переводе с греческого означает «ложный путь». Так что ты на этом пути либо сам не туда свернёшь, либо тебя куда-то влево свернут, либо вообще под конец сам свернёшь себе шею. Но в любом случае, Господь делает всё, чтобы сузить для тебя путь греха, – Он окружает добрыми обстоятельствами, людьми, ответственностями, заботами о ближних и так далее. Иными словами, Бог всячески способствует твоему возвращению в нормальную жизнь, загружая тебя нужным делом и ставя тебя на виду у всех людей – так что у тебя внешне почти совсем не остаётся ни условий, ни времени, ни даже места, чтобы грешить. Но при этом Господь никогда не даёт тебе испытаний сверх меры. Всё у Него – целесообразно и разумно. Например, в нашу обитель, где я применяю православно сориентированную американскую методику «12 шагов» для анонимных алкоголиков, люди пришли лечиться добровольно, их сюда никто не заталкивал. Во главе угла у них стоит личное желание – попробовать себя. Не все выдерживают, но движение есть. Мне же особенно повезло. Моя духовная жизнь выстраивается под окормлением владыки Алексия, архиепископа Костромского и Галичского, наместника московского Новоспасского монастыря. И здесь для меня главное – полностью открыться перед духовником, абсолютно ничего от него не утаивая, вынести перед ним всё из закоулков своей души.

Фотография владыки – всегда у меня на столе. И прежде чем идти что-то делать или куда-то влезать, я мысленно себя спрашиваю – а могу ли я со всем этим прийти к владыке и рассказать ему всё, что я затеял. Если чувствую, что нет, не могу, то лучше тогда мне и не приступать к этому новому делу. Вот так. Значит, это не воля Божия. И не надо самому перед собой лукавить и убеждать себя в чём-то обратном. И я говорю – Господи, укрепи меня!

Меня, признаться, несколько раздражают определённые нравоучения и проповеди, где всё сводится к цитатам из Евангелия и из Житий Святых, из опытов подвижников благочестия – и только. Конечно, всё это само по себе хорошо, но всё же применять премудрости сегодня без корректировок и должной приладки невозможно. Господь, когда шёл на проповедь, всегда говорил с людьми только простыми и привычными для них словами, но они были исполнены у Него удивительной преображающей силы. Почему? Да потому, что Он был всецело свят и чист. Вот что требуется от современного проповедника. И никто не сможет помешать ему стать на путь уподобления Христу – были бы только желание и решимость. Сегодняшний человек отличается от своих предшественников не тем, что он лучше или хуже их. Просто он – другой, со своей особой путаницей в голове, которая порождается под воздействием окружающего нас изощрённого, поистине бесовского мира. Мы вот даже в магазин заходим, а там играет фоновая музыка – либо надсадная, либо похотливая, либо одуряющая. Она мешает сосредоточиться и выбрать нужный продукт, всё сбивает в голове, все мысли. И так повсеместно. Везде человека отвлекают от правильного и глубокого ведения себя. Так что здесь помимо общих премудростей, безусловно спасительных и важных, необходимо ещё и живое сильное слово – поближе к сегодняшнему дню, к тому, что ныне происходит. Не в плане хуления мира в том смысле, что всё плохо и будет ещё хуже, ибо так может напасть и уныние. Нет – надо видеть в каждом сегодняшнем дне промыслительность Божию и понимать, что всё происходящее с нами – следствие наших грехов и ошибок наших предков, наших общих отступлений от Бога. Что же теперь со всем этим делать? Впадать в тоску зелёную? Руки сложить и жить перестать, что ли? И детей не рожать? И стоять уже как перед Вторым Пришествием? Так не пойдёт. Надо жить сегодняшним днём, но прожить его достойно и тем самым заложить в нём фундамент дня последующего. Да, я думаю о завтрашнем дне. Но если, думая о нём, я делаю что-то плохо сегодня, то завтра мне придётся переделывать своё вчерашнее дело. И тогда завтрашний день может стать для меня кромешным адом. Ибо там уже – свой благословлённый Богом план, а я туда влезаю, не выполнив положенное прежде, и тем самым произвольно умножаю свои скорби.

* * *

Сейчас, из дня нынешнего, я смотрю на своего тридцатишестилетнего сына Фёдора, кандидата философских наук, любуюсь ещё одним своим восьмимесячным сыном Алексеем, дочерью Мариной с двумя прекрасными внучками Маргаритой и Олей, двадцатилетним сыном Романом и моим надёжным помощником шестилетним сыном Димой и стремлюсь осмыслить свой более чем полувековой жизненный опыт. При этом искренне ощущаю полезность своей жизни для моих родных и ближних. Я также стремлюсь посильно помогать тем ребятам, которые обратились ко мне за помощью. Чем мне конкретно под силу с ними поделиться? Собственным опытом падения, восстания и аккумулированным опытом тысяч других людей – через те исповеди, которые я от них слышал, через их достоверные истории, которые пропустил через своё сердце. Всё это помогает мне сказать доверившимся ребятам вполне конкретно о тех путях и трудностях, которые ожидают их впереди. Только ни в коем случае не надо грозить им пальцем и говорить, что у них ничего не получится. Надо просто предупредить – вот вам опыт таких-то, они попробовали то-то и то-то, вновь пошли по пути страстей, и вот что получилось. Хочешь тоже ещё разок попробовать этот путь? Что ж, давай, но помни, к каким последствиям он уже привёл людей. Вот их фамилии и – вот их могилы. В общем, мы имеем опыт того, как предостеречь больных и указать им на ту грань, перешагнув которую они явно рискуют уже никогда не вернуться в нормальное русло жизни. Важно помочь им определиться, когда же у них должна быть остановка, и поколебать их веру в то, что сегодня пронесло, пронесёт, мол, и завтра? Да пронесёт ли, вот вопрос? И здесь наш опыт помогает человеку отвратиться от зла и постепенно твёрдо встать на ноги.

* * *

То, что происходит сегодня в России, – это очистительный судный период. Я, например, по себе вижу, насколько милостив Господь к тем, кто действительно по-серьёзному берётся за себя, за свою семью и за окружающих, чтобы изменить себя, и призывает Господа к себе на помощь. Результат есть у всех, и это – хороший результат. Только человеку самому нужно быть искренним. Я благодарен Богу за всё – в том числе и за то, что Он попустил мне для моего же собственного, пусть и жёсткого вразумления, быть алкоголиком. В те советские времена, скажу открыто и, может быть, даже крамольно – честные, с совестью, но неверующие люди не могли не пить. Потому что делали одно, думали другое, а подразумевали третье. За любую критику ты воспринимался как враг – вплоть до физического уничтожения. Далее – идеология абсолютного страха, принуждения – всё это было жутко. Я бы не хотел вернуться в ту эпоху и не хочу, чтобы она возобновлялась. Сегодня тоже много такого, от чего воротит душу, но всему этому суждено быть. Ибо такая на сегодня воля Божия. Но храмы сейчас открыты, есть архиереи, есть священство, есть огромное количество хорошей литературы, есть аудио и видео – ты только верь и пользуйся – и противопоставляй свою изменённую душу тому пороку, который сейчас повсеместно нарастает и ширится. И я встречаю много молодых людей, которые настроены весьма позитивно. Испытания должны нас всех только подтягивать – и мирян, и духовенство. Статистика и количество здесь неуместны. Тут всё делается ради одного. И Христос пришёл ради каждого из нас. И все, кто обращался к Нему с верой, тут же получали исцеление. Господь прямо в толпе находил такого человека, мы знаем это из Евангелия. А там – достовернейшие истории. Вот у меня в обители – семьдесят душ. Говоря по-человечески, здесь в плане педагогическом и исправительном должно быть вдвое больше и воспитателей, и надзирателей, чем самих больных. А на деле – только один Господь и я. Я провожу с ребятами по субботам встречи, и целых два часа – удивительное дело! – на наших собраниях царит полная тишина. Они ловят каждое моё слово. Но вовсе не из-за страха какого-то карцера или зиндана, ибо каждый может хоть ночью, хоть прямо сейчас встать и уйти отсюда, – а из искренней жажды услышать живое слово, живой опыт. Поэтому живое общение – ещё раз повторюсь – здесь сугубо необходимо. Ну а что происходит в душе каждого из них – это вопрос в принципе индивидуальный, и никаких здесь критериев предугадать нельзя.

* * *

И – несколько слов о предпринимательстве. Моей фирме в этом году исполняется двадцать лет. Мы делаем иконы, общаемся с внешним миром и так далее. Всё как у людей. И вместе с тем все мы – единое Тело Христово, каждый член которого призван помогать друг другу. На предприятии у меня есть и «белые воротнички»: штурманы, лоцманы, боцманы, есть и наёмные матросы. Есть и определённый «домострой» – как относиться к «наёмнику», как ему платить, как в долг давать и как отдавать. И здесь золотое правило – относись ко всем так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Я в предпринимателях двадцать лет. И первый грех предпринимателя – это не вовремя выплаченная зарплата и уж тем более если она – неполная. Потому что человек, который пришёл ко мне работать и которому я обещал заплатить какую-то сумму, я обязан – прежде всего перед Богом – вовремя это сделать. Ибо если ты своевременно не заплатил, то отсюда, как следствие, возникает и воровство и может вообще быть что угодно – и я сам этого человека в грех пододвигаю. Так что всё тут очень просто – Богу – Богово, кесарю – кесарево.

* * *

Наш корабль идёт в бушующем море страстей и волнений. И надо понимать, какая у тебя должна быть скорость, как прокладывать свой маршрут, кого на корабль пускать, а кого – не пускать, это все познаётся только опытным путём. Долгое время мой бизнес напоминал корабль, который никак не может отойти от пирса, а потом всё-таки потихонечку отплыл. Я с Божией помощью сам грёб и сам рулил. И постепенно мы уже вышли в малый каботаж. Но ориентироваться на местности нужно постоянно. Здесь помогает и опыт, и прочитанная литература, в том числе и о бизнесе. Но нужно сразу всё обязательно примерять на себе. Предприниматель, как и капитан, должен быть всегда готов как к резкому движению вперёд, так и к внезапной остановке. Он должен быть готов ко всяким неожиданностям. И как говорили древние – если ты куда-то входишь, узнай сначала, а есть ли оттуда выход. Этой мудростью необходимо обладать, но абстрактно её ниоткуда не почерпнёшь. Она рождается только из ситуативного ежедневного личного опыта и в конечном итоге существенно помогает двигаться вперёд.

Обитель сегодня гармонична с моей предпринимательской деятельностью. Все, кто у меня работает, так или иначе оказывают помощь людям в их реабилитации. Здесь предпринимательство и главная цель обители срослись. Ну а те, кто находится на реабилитации, своим добровольным трудом тоже помогают содержать обитель, особенно её жилищно-коммунальное хозяйство. Кстати, в обители, которая есть не что иное, как мой большой гостеприимный дом, где я постоянно проживаю, мы учим людей обрести навыки той или иной работы, если они их ещё не имеют. И тоже – только на добровольной основе. Это своего рода трудотерапия, неотделимая от всего реабилитационного процесса в обители «Тиль». Сам Господь благословил труд и заповедовал трудиться. Так было и будет во все времена. И любой человек призван отвечать на призывы Божии, ибо это нужно прежде всего самому человеку. Но для некоторых это, увы, происходит слишком поздно. Они уже прошли свою точку невозврата. Так что надо не упускать моменты – у каждого они свои, – когда нужно сказать: «Господи, ну что я такое делаю?» Господь с Креста просит Небесного Отца за своих распинателей, говоря: «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят…» Поэтому те, которые не ведают, что творят, будут, как сказано в Евангелии, наказаны меньше, а вот если ты ведаешь, что творишь – и всё-таки сотворил, то тогда уж, брат, извини… Будешь бит много.

* * *

У меня в обители много людей. Кто-то прибывает и убывает, кто-то устаёт от меня, и ему становится себя жалко. Жалко снимать с себя привычную шкурку и идти дальше. Ну что делать? Круг опишет и, может, на втором круге опять придёт сюда… Грех основан на лжи. Он, грех, лжёт, будто он – твой, что ты всё сам решил, что это твой характер, твоя неповторимая индивидуальность, изюминка твоей личности и так далее.

Сказано: «Блаженны нищие духом». Но как сложно это понять! Понять, что во мне ничего моего нет. Всё – либо от беса, от дьявола, либо от Бога. Дьявол лжёт, искушает, подталкивает, мяукает, обольщает. Но расплата – тяжелейшая. Наступает похмелье. Грех – запутанно сладок, пока идёшь по его пути, особенно в самом преддверье, когда ты ещё только-только приоткрываешь его. Да, ты наслаждаешься им, кайфуешь и так далее. А потом наступает утро вместе с той пустотой, что сродни бездне.

И всего тебя насквозь буравит, и все тебя насквозь видят, и ты перед всеми весь как без кожи. И что прикажешь теперь делать? Сделать себе ещё хуже, пойти ещё дальше? Алкоголем перекрыть все чувства до следующего утра?

Или – незамедлительное покаяние перед Богом с последующим деятельным изменением?

Ведь утра может уже и не быть.

Михаил МОРОЗОВ,

руководитель «Обители ТИЛЬ: Терпение. Искренность. Любовь»

Перейти к содержанию номера