переправа



О кубанских пластунах



Опубликовано: 5-11-2011, 08:35
Поделится материалом

Культура


О кубанских пластунах

 

Пластуны – казачьи разведчики, следопыты и диверсанты – давно стали «жареной» темой у энтузиастов военной истории и отечественных боевых умений. Поэтому, прежде чем приступить к собственному рассказу, охарактеризую вкратце спектр доступных и популярных материалов на эту тему, плюсы и минусы направлений и подходов. Как правило, современные авторы безбожно перевирают и гиперболизируют выгодные стороны и факты «пластунства», пытаясь создать суперкрутой и сверхпатриотический бренд, конкурентноспособный на нынешнем рынке информационного «фастфуда». Изобретаются казачьи «спасы», описываются «допотопные» сверхвозможности пластунов-характерников, которые будто бы проползали под плотно и неподвижно построенными рядами монгольской конницы, держа шашки на спине и распарывая подпруги и животы бедным коням «слепоглухонемых» тамерлановцев и батыевцев – или, инвольтируя силою Сварога и Перуна энергию-прану, в одиночку импульсом воли обращали в бегство целые отряды врага… С другой стороны, имеются и слишком критичные авторы, основывающиеся исключительно на армейских документах двух последних веков и кратких «физиологических очерках» на эту тему сведущих современников тех событий (к таким полезным, но не берущимся «дорисовать» неполную картину ученым я отнесу кубанского историка Олега Матвеева). – Хочу уточнить, что приказы и рапорты всегда писались сухо и кратко, а современники очень мало интересовались теми подробностями, которых так не хватает нынешнему читателю: не было тогда моды детализировать описание разных умений и техник, это считалось «низким штилем». Так где ж нам взять эти детали? В заключение прелюдии повторю, что политическая, религиозно-мистическая и этническая ангажированность сегодняшних авторов также уводит их в сторону от того, что нужно назвать Правдой – и, что конечно, не является эксклюзивной собственностью одного человека или даже группы единомышленников. Теперь приступим…


Пластунское дело, видимо, зародилось в среде запорожцев, в лыцарском братстве Сечи в камышовых низовьях Днепра. Сечь – база запорожцев – административно делилась на курени, которые в основном носили названия по родине большинства составляющих курень казаков. Это были своего рода «землячества» - Полтавский курень, Уманский… Пластуновский курень. - На Украине такой местности нет. Но были и курени, названные по имени своих основателей. И возможно, одним из них был просто казак по прозвищу Пластун…


Должен сказать, что именно свидомые украинодержавники – самые фантастические авторы, писавшие и пишущие о способностях и умениях казаков и пластунов в частности. Тем не менее, не так уж много нам известно достоверно. Запорожцы по преимуществу были пехотой и «морской пехотой»: живя в камышовых плавнях, они пускались оттуда на своих гребных суденышках в дальние походы на турецкие города, атаковали и брали на абордаж многопушечные корабли и галеры султана на море. И уходили с добычей. Сухопутные боевые действия для запорожцев были либо вынужденными (их было, в общем-то, слишком немного для того, чтоб спорить в открытом поле с ордами татар или армиями польских королей), либо они выступали в них как союзники поляков, русских или даже тех же татар. Само слово «пластун» говорит прежде всего об умении незаметно и терпеливо лежать «пластом» в засаде, подстерегая врага. Ну, «ползать по-пластунски» (хотя это выражение позднего происхождения) тоже надо было уметь. Тем не менее, это было не основным занятием запорожцев. Предположительно к навыкам пластунов можно отнести искусство плавать или затаиваться под водой, дыша через тростинку (были и более хитроумные приспособления для подводных маневров: переворачивали лодку, привязывали к бортам грузы, и в таком «батискафе» подбирались к врагу вплотную, «выныривая» под самым его носом). К сказанному остается добавить слова запорожской песни, подразумевающие искусство маскироваться, растворяясь в ландшафте – с намеком на «трансовые», психотренинговые методики:

А хто в лиси вровень с лисом,
Перевертень (оборотень. – Б.П.) в поле бисом?
То Палий, то Палий (легендарный запорожский вожак. – Б.П.)…

Мастера, практиковавшие сверхъестественные умения, среди запорожцев были – они назывались «характерниками». Но если быть точным, то надо сказать, что древние свидетельства говорят только о двух, самых актуальных способностях характерников: останавливать кровь из ран и отводить глаза врагу (гипноз либо другие формы суггестивного воздействия). Все остальное – предания, записанные позже, в основном у украинских крестьян. В каждой партии запорожцев стремились иметь одного характерника. Понятно, что таких специалистов было немного, и вряд ли их часто пускали в разведку. Хитрых и эффективных приемов ведения боя у запорожцев в ходу было немало – но все факты говорят о том, что эти навыки были известны каждому опытному «братчику». Таким образом, в нашем распоряжении для эпохи XVI-XVIII веков есть только «специфическое» название одного куреня…


Перенесемся на Кубань, которую по приказу Екатерины Великой должны были освоить и оборонять запорожцы, изгнанные царскими войсками с вольной Сечи. Здесь, в новых условиях, казаки должны были возродить свое войско, силу и славу. Они стали, по сути дела, пограничниками, защищавшими рубежи империи от набегов закубанцев и угрозы турок, чьи крепости стояли на Черноморском побережье. Морские походы отошли в прошлое; чтобы отражать черкесские вылазки, нужно было садиться на коня. К тому времени настоящих запорожцев и их прямых потомков оставалось немного – войско пополняли украинскими крестьянами в приказном порядке. И общий боевой уровень черноморцев, как их теперь называли, далеко не сразу стал соответствовать необходимым требованиям. Терские казаки, привычные к войне в горах, котировались в схватках с черкесами гораздо выше. Постепенно личный состав отфильтровывался, новые хозяйственные и боевые навыки появлялись и совершенствовались… Те, кто утверждает, что знаменитые пластуны на Кавказе в готовом виде принесли все свои навыки из Сечи, скажем прямо, преувеличивают.


Первые упоминания о собственно пластунах говорят о том, что по приказу генералов и черноморских атаманов из казаков выделялись мобильные группы лучших стрелков и следопытов для осуществления отдельных «спецопераций». Чуть позже такие группы стали постоянными боевыми подразделениями. Это были своего рода «закрытые общества», новых членов в которые отбирали ветераны по своему усмотрению. Высоко ценились, как свидетельствует генерал Попко, умения быстро и неутомимо ходить по пересеченной местности на дальние расстояния в горной «зеленке» - и меткой стрельбы. Делом пластунов стали засады – «залоги» и выслеживание конных отрядов горцев по следу – «сакме». Ходить пластуны умели действительно виртуозно: покрывали огромные расстояния в зарослях, настигая конных, скрывали и путали собственные следы, безошибочно находили чужие. Особым искусством считалось «задкование» - когда ходили задом наперед, сбивая отпечатками обуви с толку вражеских разведчиков. (Здесь можно еще вспомнить боевую кличку одного запорожского есаула – Легкоступ…) Стреляли снайперски: на звук без промаха; тогда это называлось – «на хруст». Были даже приказы, запрещавшие такую стрельбу – из-за того, что часто под такой выстрел в поиске попадали свои. Несомненно, что основой обучения для молодых пластунов была охота – выслеживание и добывание зверя в горах и речных плавнях. И действовали пластуны по-охотничьи: не горячась, спокойно и расчетливо. В нападении – «волчья пасть», в отступлении – «лисий хвист», заметающий следы. Узнать пластуна в XIX веке было легко по внешнему виду: в основном это были немолодые казаки в очень рваных черкесках и папахах и бесшумных постолах на ногах из звериных шкур. Они были обвешаны различными «причиндальями», необходимыми для выживания в безлюдной местности и вооружены очень хорошими ружьями и кинжалами.


Пластуны разведывали местность, снимали часовых, вырезали дозоры противника и брали «языков». Для того времени в их среде действительно отмечается «характерничество» - умение останавливать кровь из ран и «отводить пули», владение разного рода заговорами. – Но в записанных текстах заговоров упоминаются Иисус Христос и Богородица, а также некоторые Святые – а вовсе не Перун, Сварог и Жива. Характерничество – это не язычество, а «двоеверие», так долго державшееся в народной среде (двоеверие нельзя назвать религией: скорее это – неустойчивое временное состояние «на грани» с перекосом то в одну, то в другую сторону. И все данные говорят о том, что даже характерники «наклонялись» более в сторону православия)… Пластуны подавали условные сигналы друг другу, имитируя крики зверей и птиц, протягивали в опасных местах сигнальные или выбивающие из седла (сбивающие с ног) противника «струны». Прекрасно метали кинжал и владели им в рукопашном бою. Что касается приемов «безоружного боя», то таким образом прежде всего брали «языков». Я нашел заслуживающие доверия свидетельства о: специфическом «пластунском» приеме обездвиживания и фиксации часового (это наверняка был удушающий прием, скорее всего с захватом за ворот одежды); подсечках (ударах ногой «под колено») и акробатических прыжках с ударом ногой (ногами). Также, видимо, часто били «головкой» рукояти кинжала, оглушая противника… Пластунские «хитрости» того времени очень разнообразны: самой простой из них, наверное, была уловка, когда наряжали в собственную одежду пучок травы или веток, а сами заходили за спину подкрадывавшемуся к этой приманке врагу.


Как правило, пластуны хорошо владели языками горских племен и имели в их среде многочисленных кунаков. Какой-то современный «специалист» ничтожесумняшеся заявил, что в пластуны считали позором попасть в плен. – Это брехня: они везде и всегда стремились выжить; но из плена бежали, проявляя чудеса смекалки и упорства. Товарищи, узнав о пленении пластуна, стремились во что бы то ни стало разыскать и освободить его.


Война в горах была долгой, непрекращающейся, жестокой – и никому за пределами Кавказа неизвестной. Впервые Европа узнала о пластунах во время обороны Севастополя в Крымской войне 1853 – 1856 годов, куда их перебросили с Кавказа. Отряд пластунов, атакованный на марше французской кавалерией, спокойно рассредоточился, смешавшись со скачущими всадниками, и перестрелял их в упор – такого французы еще не видели нигде! Подползая на рассвете, пластуны вырезАли орудийные расчеты батарей и заклепывали орудия, снайперским огнем снимали на выбор стрелков врага в окопах, брали «языков» в самых невозможных местах, наводя панику на врага. Конкурентов в этом деле они не имели ни среди своих, ни среди чужих. Русские офицеры изумлялись: все это делали люди в основном пожилые, даже «старики» (боевое «долгожительство» в среде пластунов в самом деле удивляет; никоим образом не претендуя на «пластунство», я все же пробовал на практике некоторые их приемы и могу сказать, что хождение задом наперед, популярное, кстати, у мастеров японского дзю-дзюцу, дает реальный и мощный терапевтический эффект).


В быту, как отмечает тот же Попко, пластуны отличались неприхотливостью, спокойствием и миролюбивым характером. Любили музыку, брали с собою музыкальные инструменты. Видимо, это было необходимым психологическим фактором выживания в их жестокой диверсионно-охотничьей жизни.


Среди приспособлений («причиндалий»), которые они носили с собой и применяли, упомяну деревянный, обтянутый кожей кляп, которым заставляли «языка» хранить молчание (он носил «неприличное» название, какое – не скажу) и железные «кошки» привязывавшиеся к постолам при лазании по скалам (особенно – после дождя). Широко использовали разными способами аркан. Гиляровский, во время войны с турками 1878 года попавший в партию разведчиков-добровольцев, описывает захват турецкого часового, который они осуществили вдвоем со старым «дядькой» - есаулом-пластуном: «дядька» велел взять с собой два камня; один из них он бросил из укрытия за спину часовому, и когда тот обернулся на звук, бросился и мгновенно скрутил турка; Гиляровскому оставалось только зафиксировать «языку» ноги и завязать ремешками кляп. Такие захваты всегда осуществлялись вдвоем; пленного заставляли идти в расположение отряда, под угрозой кинжала; таким же образом стимулировали переходить вброд или переплывать реку… Интересно, что Гиляровский вспоминает: «своего» пленного и он, и «дядька» навещали и угощали едой и табаком до самой его отсылки в тыл…


Оружие пластунов отличалось определенной спецификой: идя в пеший поиск, они не носили шашек; зато кинжалы на памятных фотографиях героев Крымской войны поражают своей длиной (прямые клинки значительно длиннее локтя) и тем, что это – не обычные кавказские кинжалы. У них европейского типа разностороннезагнутая гарда – возможно, это кинжальные штыки, которые примыкались к стволу штуцеров в рукопашном бою.


Со временем отряды пластунов численно увеличивали, доводя до рот и батальонов, и уже в I мировую пластунами называли пехотные части, выставлявшиеся Кубанским казачьим войском. Олег Матвеев делает вывод, что подготовка пластунов стала массовой – и таким образом перестала быть элитной. К сожалению, во многом с ним приходится согласиться. В пластуны шли самые бедные казаки, семьи которых не имели возможности приобрести своего строевого коня. Тем не менее, в среде пластунов и в это время бытовали многие приемы и навыки их предков, а эффективность их в рукопашном бою была выше всяких похвал. Увы – имущественный уровень сыграл свою роль в гражданской войне: на стороне красных сражалось немало пластунов, отряды которых отличились в обороне Екатеринодара, который так и не удалось взять генералу Корнилову. Затем, понятно, все же последовали репрессии и «расказачивание».


Традиции и умения пластунов не ушли безвозвратно вместе с царской Россией: офицеры сдавшейся в 1920 году Кубанской армии обучали на курсах красных командиров, и в учебниках для разведчиков, написанных уже после ВОВ советскими офицерами-фронтовиками, мне попадались рецепты, очень напоминающие пластунские (в частности, способ определить приближение противника ночью, втыкая в землю лопатку, чье лезвие отзовется на шаги дрожанием и гудом металла; для этого, как я понимаю, нужно воткнуть саперку в землю древком). Во время ВОВ в рядах Советской армии сражалась пластунская дивизия Метальникова, которую называли еще «личным резервом Сталина»; ее личный состав набирался с Кубани, и в нем нашли свое место добровольцы-ветераны I мировой и русско-японской войн. Военкор и советский писатель Борис Полевой передает записанный в расположении дивизии рассказ одного из этих ветеранов:


«— …А главное, хлопцы, в нашем пластунском деле что? Сила? Нет. Быстрота? И тоже нет. Главное — хитрость. Отчего мы зовемся пластунами? Оттого что в бой не ходим в рост, — звучал хрипловатый грубый бас. — По-пластунски, как ящерицы, к врагу подползаем, на локтях от кочки до кочки, от ямки до ямки. Тут важно что? Чтобы непременно да без потерь до евонной траншеи достичь. И в эту траншею неожиданно прыгнуть, а там твой верх: вынимай кинжал и коли или, как теперь, автомат к брюху и р-р-р. Раз ты незаметно до врага дополз, раз ты на него неожиданно свалился, у него, хоть он и в траншее, за бруствером, против тебя преимуществ нет: гуляй, казачья рука, не жалей врага.


Помещение было уже полно, но подходили новые и новые слушатели. Подходили, искали место, на них шикали, а хрипловатый бас звучал:


— Было раз еще в ту, царскую войну, когда ваши папы и мамы еще под стол пешком ходили, такое дело. Надо было взять вражью крепость. Она вот тут вот где-то недалеко. Пошла стрелковая дивизия в атаку, а из крепости по ней «максимы»: та-та-та. Отбита атака. Пошли снова. И опять отбита. Стоит эта крепость, и ни черта ей не делается, как его там достанешь, австрияка? А почему, я вас спрашиваю? А потому, что у немцев, а точнее, у австрияков, там крупные силы были. Это раз, А главное, укрепления, проволока, окопы, артиллерия. У них каждая травиночка в предполье пристрелена была.


Рассказчик смолк, неторопливо свернул цигарку, и сразу же к нему протянулось со всех сторон десяток трофейных зажигалок.


— Ну, ну и что? — торопил кто-то.


— Вот-те и ну, дуги гну, — продолжал бас. — Ну, видит начальство такое; дело и посылает оно нас, пластунов, С вечера нас офицеры с головы до ног осмотрели: как и что, не бренчит ли что, не валюхается, а как ночь сгустелась, мы и поползли. Без выстрела. Гренадеры наши на другой стороне крепости пальбу открыли, а мы молча, тишком. Еще в предполье бешметы скинули, разложили их, будто цепь залегла, а сами дальше. Гренадеры там перестрелку ведут, а мы шепотом ползем. Проходы в проволоке прорезали, и все молча. Расчет такой: утром, как рассветет, они с укреплений беспременно бешметы наши заметят. Ага, мол, вон где цель — и начнут по ним палить. А мы ползем да примечаем, где у них офицерский блиндаж, где пулемет, где орудие, и врага себе по плечу выбираем. Когда солнышко поднялось, заметили австрияки наши бешметы и ну по ним палить (Полевой наверняка путает: пластуны скидывали не бешметы, а верхнюю одежду – черкески. Если бы они ползли, белея ночью голым торсом, то были бы легче обнаружены часовыми врага. – Б.П.). Палят, а мы уж у самого вала. Тут господин офицер свисток дает! Ура-а! До их траншеи два шага. Они ахнуть не успели, а мы уже кинжалом орудуем… Вот, зелень, что такое это есть пластуны».

 

Бажен Петухов

 

Источник изображения: tumbanew.ucoz.ru

 

Метки к статье: казаки, Бажен Петухов
Автор материала: пользователь Переправа

Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Комментарии к посту: "О кубанских пластунах"
Имя:*
E-Mail:*