Кустодиев. Масленица. 1919

Издревле этот недельный праздник, восходящий еще к обычаям языческой Руси и посвященный богу солнца Яриле, назывался «Широкой Боярыней», «Честной веселой Масляницей».

Как писал знаток народных обычаев Аполлон Коринфский в своей книге «Народная Русь» (1901 г.): «Сама природа к этому времени принимается ликовать: солнышко начинает пригревать совсем по-весеннему, оно словно тешится-играет, заставляя плакать белые снега горючими слезами, а привычный к морозу деревенский люд — радоваться да чествовать госпожу Масляницу, широкую, веселую да затейливую». Видимо, и возник этот народный праздник как пиршество по умершей зиме-стуже и радости по наступающей весне.

Языческая тризна по зиме была вместе с тем на Руси и тризной по всем «прежде почившим». Яркое тому подтверждение — обычай печь в это время блины, почитавшиеся нашими далекими пращурами как символ солнца и ставшие позднее необходимой принадлежностью поминок.

Пекли блины из пшеничной, гречневой и овсяной муки, причем обязательно из теста, приготовленного на опаре. «Для пущей сытности и сдобы» зачастую в тесто подмешивали тертый картофель, тыкву, яблоки или немного пшенной каши. Чтобы блины получались кружевными (с дырками), хозяйки добавляли в тесто взбитые белки и быстро перемешивали его деревянной ложкой сверху вниз. Выпекали блины с одной стороны на чугунных сковородах. К горячему угощению непременно подавали сметану, нежную белорыбицу, жирную семужку, сочную селедку, соленые грибы, варенье или мед…

Семь масляных дней

Всю неделю до Великого поста Русь народная бурлила безудержным весельем. Каждый день недели имел свое наименование и, так сказать, назначение.

Понедельник назывался «Встреча» — по городкам, селам и деревням в санях возили обряженную куклу, символизирующую прибытие «боярыни Масленицы». В ночь на первый день Масленой недели, ставя блинную опару, хозяйки заклинали: «Месяц-золотые рожки, загляни в окошко — не бойся жару, подуй на опару». Считалось, что добрый месяц обязательно «блинки огладит» и получатся они «сдобными да в кружевах».

Вторник назывался «Заигрышами». В этот день начинались игрища, не знавшие ни сладу, ни удержу. По улицам ходили скоморохи и гусляры, потешавшие крестьян, устраивались качели, строили снежные городки. Девушки заигрывали с парнями, участвуя в веселых играх и катаниях, а то и приглашая избранников в дом, к семейному столу.

В среду — «Лакомку» — честной люд после разудалых «заигрышей» начинал вовсю лакомиться масленичными яствами, хотя в богатых семьях блины пекли уже с понедельника. Тесто ставили, соблюдая старинные ритуалы. Первый блин выставляли на окно, выносили нищим и убогим на помин усопших, а потом угощали всех родных, друзей и знакомых...

По традиции стол на Масленицу всегда был накрыт: ели и пили до отвала, словно собирались насытиться впрок, на весь долгий Великий пост.

В четверг повсеместно «запивались блины» — наступал самый настоящий разгул. Отсюда и название этого дня — «Разгуляй-четверток» или «Широкий четверг».

В пятницу и субботу ходили в гости по родне. Пятница называлась «Тещины вечорки» — в этот день полагалось зятьям (хочешь, не хочешь!) навещать тещ да непременно нахваливать их угощенье. О визитах к «теще на блины» было сложено немало шутливых песен и поговорок: «Зять на двор — блины на стол», «Хорош блин хрустящий, а зять — говорящий»… В городах приглашение в гости можно было послать на праздничных открытках с такими нехитрыми подписями: «Люби тещу, Демушка, как блины с семужкой» или «Зятек блины метет да поддакивает».

В субботу были «Золовкины посиделки»: невестки приглашали к себе сестер мужей — золовок.

Воскресенье, последний день Масленицы, назывался в народе «Проводы».

Из далекого детства…

Все чаще сейчас, особенно в шумные масленичные дни, вспоминается мне этот далекий празднично-воскресный день.

Все жители небольшого провинциального городка в Тульской области с редкостным по тем временам названием «Богородицк» высыпали с утра на улицы.

Кстати сказать, городок этот помимо всего прочего примечателен двумя вещами: во-первых, он является малой родиной сводного брата (!) российского императора Павла I; во-вторых, его название не менялось с XVII века (и в годы советской власти тоже).

Село Богородицкое подарила своему внебрачному сыну от Григория Орлова императрица Екатерина Великая. Мальчику, родившемуся в местечке, где водилось много бобров, она же дала фамилию Бобринский и в честь брата отца нарекла Алексеем.

Усадьба Бобринских. Богородицк

Каждый сегодняшний богородчанин знает такую не лишенную оснований легенду. Как-то в очередной приезд к любимому отпрыску императрица отправилась гулять по только еще заложенному графским управляющим Андреем Тимофеевичем Болотовым (знаменитым ученым-агрономом, писателем, просветителем, мастером ландшафтной архитектуры) парку. Неожиданно из ее рук выпал раскрытый веер.

— А построй-ка, мой любезный сын, здесь городок — чтобы улицы его сходились к твоему дворцу как сходятся лепестки моего веера, — будто бы произнесла матушка Екатерина.

Приказание императрицы было, конечно же, исполнено — тот самый Андрей Болотов придал образованному из слобод городку правильную лучевую планировку, которая связывала воедино городские кварталы и графский дворец, возведенный на естественном высоком холме. И теперь с восстановленного в 80-х годах прошлого века дворца, с его смотровой площадки, можно увидеть раскинувшийся на противоположном берегу пруда город-веер с улицами-лепестками…

Но вернемся в 50-е годы прошлого столетия. На центральной площади у городского парка уже стояло огромное соломенное чучело, наряженное в женское платье и повязанное платком. Оно с высоты двухэтажного дома (выше и домов-то тогда не было) глядело на веселящихся людей нарисованными удивленными глазами, как бы силясь понять, зачем его здесь поставили и что же будет дальше.

Вокруг площади за одну ночь выросли разукрашенные теремки-палатки, «обитатели» которых — румяные девушки-продавщицы в затейливых кокошниках оделяли все прибывавший народ необыкновенно вкусными, с дымком, блинами и пирогами. Невдалеке нетерпеливо били копытами колоритно-разномастные тройки лошадей. Все желающие могли прокатиться, что называется, с ветерком во вместительных расписных санях. За просто так!

Особенно запомнилась мне одна чудо-тройка (никогда больше в жизни не приходилось мне видеть такой красоты): иссиня-вороной рысак был убран так, что просто дух захватывало — его гриву заплели косичками с серебристыми шариками-бубенчиками, хомут украсили гирляндами бумажных цветов и, конечно же, под дугой подвесили звонкие колокольчики. Пристяжные были замечательны по-своему — серого цвета, в яблоках, с лебедиными шеями и пышными длинными хвостами.

Эта тройка с кучером, обладателем пышных есаульских усов (почему есаульских, и сама не знаю — ни разу в жизни не довелось видеть настоящего есаула), были так хороши, что отбоя от желающих прокатиться именно на ней не было. В сани набивались (более верного слова и не подберешь) и ребятня, и взрослые. Непременно с гармонистом! А потом бесконечно долго, так что и родители уже не на шутку волновались, с веселыми песнями под гармошку мчались мы по заснеженным улицам моего родного городка и близлежащим деревенькам…

В городском парке прочно «обосновалась» огромная снежная голова богатыря, прямо из сказки Пушкина «Руслан и Людмила». Рот у головы был открыт, как будто она хотела сказать что-то очень важное. Но говорить ей мешала детвора, которая на санках и просто так съезжала по богатырскому языку, смеясь и радуясь так, как можно смеяться и радоваться только в детстве.

Кульминацией праздника было сожжение того самого чучела Масленицы. Этот огромный огненный шар был похож на сошедшее с неба к людям солнце… И было отчего-то жаль этого никому не причинившего зла сгоревшего соломенного чучела; было жаль, что праздник так быстро закончился…

И почему-то уже тогда никто, даже и мои дедушка Никифор с верующей бабушкой Грушой, не вспоминал (или делал вид?) еще об одном, православном названии этого последнего дня Масленицы. А называется он удивительно — Прощеное воскресенье.

«Пусть душа останется чиста…»

Отрадно, что основательно «подзабытый» в 50-е годы прошлого века глубокий смысл этого дня — обязательное примирение со всеми и с каждым как непременное условие Божиего прощения грешного человека — теперь уже не одно десятилетие стал понятен каждому: и православному, и светскому человеку.

Неслучайно в самой известной, данной Самим Иисусом Христом молитве, которую мы произносим ежедневно, заложено это самое условие: «Отче наш, …и остави (прости) нам долги (грехи) наша, якоже и мы оставляем должником нашим». Другими словами, насколько мы сможем чистосердечно простить другого (даже и обидчика), в той же мере простятся Всевышним и нам наши грехи.

Да и вся эта «масляная», «сырная» или «сплошная» неделя в православной традиции является вовсе не бесшабашно-разгульной, а хотя еще и праздничной, и веселой, но уже плавно подводящей человека к строгим дням Великого поста. Церковь называет ее «светлым предпутием воздержания», «началом умиления и покаяния» — ведь уже в ту самую среду-лакомку впервые в храмах звучит великопостная молитва святого Ефрема Сирина, которая в дни поста повторяется неоднократно практически на каждом богослужении.

Приведу ее в поэтическом изложении Александра Сергеевича Пушкина:

«Владыко дней моих! дух праздности унылой,

Любоначалия, змеи сокрытой сей,

И празднословия не дай душе моей.

Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,

Да брат мой от меня не примет осужденья,

И дух смирения, терпения, любви

И целомудрия мне в сердце оживи».

Уточню: «сырной» считается вся молочная пища, в том числе и масло, от которого, в свою очередь, и пошло народное именование этого праздника. Что же касается названия недели «сплошная», то это означает только то, что никаких постных дней она не содержит, в отличие от обычных еженедельных постных среды и пятницы. Единственным ограничением в это время является отказ от мясной пищи, но еще можно употреблять все другие продукты животного происхождения: рыбу, яйца, масло, сметану… Другими словами, в эту пограничную неделю православный народ плавно переходит от прежней вседозволенности в питании к режиму строгого постничества.

Свято-Казанский храм в Богородицком парке

Этот благочестивый обычай стал утверждаться у христиан спустя несколько веков после введения в апостольские времена Великого поста в память о сорокадневном посте Иисуса Христа в пустыне. Силу же закона этот обычай приобрел при греческом императоре Ираклии (610–640). Во исполнение своего обета, он после победоносного сражения с персидским царем Сироем в знак благодарности за Божию помощь всю неделю перед Великим постом воздерживался от скоромной пищи. Духовный порыв императора Ираклия Церковь оценила по достоинству, хотя и слегка смягчила его — в ее календаре появилась «сырная» седмица.

В Прощеное воскресенье в храмах прочтут из Евангелия слова Спасителя: «Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6, 14–15). А затем будет совершен традиционный чин прощения: духовенство испросит прощение у своих прихожан, а они, простив своего пастыря, попросят и его простить их тоже.

Постараемся же и мы в Прощеное воскресенье от чистого сердца попросить друг у друга прощение за нечаянные или осознанные обиды, нанесенные неосторожным и грубым словом, помыслом, а то и злым поступком — ведь следующий за Прощеным воскресеньем день называется Чистым понедельником. И для того, чтобы войти в него действительно очищенным, чистым, необходимо снять с души все накопившиеся там за год «камни, камешки, каменечки»…

Ольга Глаголева

(из книги «Островок любви»)