Убиенный царевич Алексей Николаевич Романов.

К 117-ой годовщине со дня его рождения – 30-го июля 1904 года по старому стилю.

 

«Смертный грех цареубийства тяготеет над всем русским народом, а следовательно, над каждым из нас» (епископ Нектарий (Концевич).

 

По преданию, всякий день Пресвятая Богородица обходит вокруг Свято-Троицкого Дивеевского монастыря по канавке, протоптанной её лёгкими стопами. В годы попрания христианских святынь канавка заросла землёй и стала тропинкой. Посёлок Дивеево наступал на монастырские угодья сараями, заборами… Но приезжие паломники упорно и неустанно торили путь вослед незримой поступи Матери Божией.

 

В их числе ходила и я, всегда останавливаясь возле зрелой лиственницы с приветливо широкими ветвями. Знала, что посажена она монахинями в честь судьбоносного для России события – рождения намоленного наследника престола Романовых царевича Алексея 30 июля (*по старому стилю) в 1904-м году.

 

Однажды, после бурного ночного ветра, под столетней лиственницей я увидела сломанные упавшие сучья, подняла их и увезла с собой.

 

Тогда ли между мною и светлым отроком царевичем Алексеем - сквозь время - протянулась тонкая связь, будто сухая ветвь дерева с коричневыми розетками шишечек стала нашим связным.

 

Потом случилось так, что шесть лет подряд я посещала в Крыму Ливадию, всякий раз с трепетом входя в покои царского дворца Романовых, где тогда ещё был жив музей семьи последних Романовых, а главное - их благодатный дух.

 

Давно, ещё до канонизации царственных мучеников, мой духовный отец, тогда сельский батюшка о. Борис Николаев, говорил мне, что семья царя Николая Александровича и Александры Фёдоровны с их детьми по-христиански идеальна. Глубина их взаимной любви, понимания, сострадания друг к другу и к необратимо больному гемофилией мальчику, чистота в воспитании детей - основа для создания их «жития», иконописный их образ.

 

В царевиче Алексее, наследнике царского трона, уже в отрочестве угадывался идеал будущего государя. или - государя будущего. в последнее время со дна забвенья всплывают, объединяются в сборники воспоминания свидетелей детства и отрочества мальчика.

 

В Историческом Государственном Музее Москвы, где прослежена линия династии Романовых, есть уголок, посвящённый царевичу Алексею. В нём собраны «оставшиеся в живых» его вещи: сапожки военного покроя, тетради, игрушки, нежные письма к матери… Осиротевшие без своего владельца, они передают нам пронзительную память о нём и нам - укоризну.

 

И всё же кровавое время оказалось бессильно стереть образ царевича Алексея с лица русской земли. Он проступает в самых неожиданных местах. Например, на выставке картин американского художника Джеймса Уистлера, проходившей в столице в начале 2007 года. Там, под стеклянным колпаком, была выставлена модель первого в России паровоза с тендером для угля, с вагонами, повторявшая во всех деталях настоящий состав, открывший движение по железной дороге Санкт-Петербург - Москва. Отец художника инженер Уистлер – старший, приглашённый императором Николаем Первым, участвовал в строительстве Николаевской железной дороги. Модель, стоявшая в выставочном зале, была атрибутирована как подарок царевичу Алексею от сестёр - великих княжён ко дню рождения брата.

 

И в Ливадийском белом дворце в Крыму можно было рассматривать с горькой нежностью вещи, принадлежавшие царским детям, и чудом уцелевшие листы с их наивными рисунками.

 

Из мозаики бесчисленных фотографий, кадров кинохроники, дневников царя, записок императрицы, извлечённых из спецархивов, из книг духовно-нравственного содержания, предметов быта, икон, принадлежавших царской семье, восстают в нетленной полноте образы каждого из семи невинно убиенных.

 

Судьба каждого из них - провиденциальна для будущей России.

 

У каждого из них - своя составляющая облик идеальной Святой Руси.

 

Важно рассмотреть эти черты в наследнике монаршьей власти.

 

Несмотря на трагически краткий, изначально мученический путь земной жизни, царевич Алексей состоялся как преемник лучших качеств своих державных предков и обещал быть монархом, на Руси небывалым. и, добавлю, вряд ли возможным.

 

П. Савченко в своих воспоминаниях рассказывает о том, что во время военных действий на фронтах первой мировой войны Николай второй взял с собой сына.

 

«Весь 1916-ый год, с небольшими перерывами, наследник провёл в ставке и в разъездах с отцом. и, несмотря на то, что ему шёл только тринадцатый год, он очень за это время возмужал ». «В нём стала проявляться твёрдая воля, - продолжает воспоминания Н.В. Борзов, - обнаружился своеобразный характер…»

 

Но обнаружилось и другое. «В могилёве невольное знакомство с тяжёлыми фактами войны, посещение раненых, участие в проводах свежих войск на передовые позиции, поездки на эти позиции - сделали царевича нервным, рассеянным…».

 

По всей вероятности, по природе своей Алексей не принимал любую войну, вопреки меркам земной «необходимости». Не из политических соображений, не из детского страха: он органически, физиологически не принимал узаконенные историей человеческие кровопролития.

 

В пацифизме царевича можно усмотреть ещё одну черту идеального государя. Недаром , по словам С. Я. Офросимовой, «все учителя говорили … о выдающихся способностях цесаревича, об его большом пытливом уме и о трудных вопросах, им задаваемых. Один из самых близких к нему учителей говорил в интимной беседе: «в душе этого ребёнка не заложено ни одной скверной или порочной черты; душа его - самая добрая почва для всех добрых семян; если сумеют их насадить и взрастить, то русская земля получит не только прекрасного и умного государя, но и прекрасного человека». (Сб. «светлый отрок». м. 1990 год.)

 

Не вместить ни воображению, ни душе ужас, но и величие посмертной судьбы Романовых. Дьявольские, небывалые на планете издевательства над останками убитых, растерзанных детей, супруги и помазанника Божьего продолжились после их смерти, да и сейчас не утихают вокруг их памяти.

 

Вот два разновременных стихотворения известных поэтов: Вл. Маяковского и Андрея Вознесенского.

 

Маяковский был на Урале в январе 1928 года - через десять с половиной лет после свершившегося там злодеяния. «На девятую версту», на Коптяковскую дорогу, «лучшего, талантливейшего» возил председатель исполкома Свердловска Парамонов. Искали место, где под мостками и шпалами наспех были закопаны изувеченные останки Романовых.

 

«По впечатлениям» Маяковский написал стих «Император». В начале его - злобная карикатура: встреча поэта на тверской, «то ли в Пасху, то ли в Рождество», с экипажем царской семьи.

 

«И вижу -

 

катится ландо,

 

и в этой вот ланде

 

сидит

 

военный молодой

 

в холёной бороде.

 

перед ним,

 

как чурки,

 

четыре дочурки…»

 

С Тверской - на Урал, на реку Исеть, «где шахты и кручи». Упомянуты «шахты», о которых ещё не забыл народ. Шахты - в Ганиной Яме, шахты под Алапаевском, в Нижне- Селимске…

 

Поэт запомнил и передал картину зловещей природы. Неласково встретила она возницу с непрошенными гостями.

 

«Вселенную

 

снегом заволокло.

 

ни зги не видать,

 

как на зло.

 

И только следы

 

от брюха волков

 

по следу

 

диких козлов».

 

Враждебность, отторжение - документальная палитра пейзажа. В нём - скрытая угроза приехавшим поглумиться над царскими останками. Последняя строфа - отзовётся роковым бумерангом в судьбе Маяковского.

 

«Прельщают многих

 

короны лучи.

 

Пожалте, дворяне и шляхта.

 

Корону можно

 

у нас получить,

 

но только

 

вместе с шахтой».

 

И - закономерный финал: безвыходный выход, поставивший точку в земной жизни Маяковского: пуля в висок. И - «память»: музей Маяковского на Лубянке. Экспонаты похожи на железобетонный хаос преисподней.

 

Почти через семьдесят лет к той же теме - цареубийства - обратился поэт Андрей Вознесенский, во многом - преемник стилистики Маяковского. Но уже по другую сторону баррикад.

 

Андрей Вознесенский тоже побывал на Урале. Видимо, в тот период, когда назревал снос дома инженера Ипатьева, в котором была расстреляна царская семья. Приговорил дом к сносу тогда главный чиновник госбезопасности Ю. Андропов, позже выполнил приказ глава Свердловска Б. Ельцин.

 

Именитому поэту А. Вознесенскому, посетившему дом Ипатьева, разрешили отломить часть фрамуги от окна в подвальной «расстрельной» комнате.

 

В «Ипатьевской балладе» Вознесенского есть строфы о мистическом, символическом смысле врождённой гемофилии - несвёртываемости крови - болезни царевича Алексея. Последствия ушибов, даже незначительных, вызывали кровотечение, которое мог останавливать, даже издалека, даже телеграммой, только Григорий Распутин.

 

«фрамуга впечаталась в серых зрачках

 

мальчика с вещей гемофилией.

 

не остановить кровь посейчас».

 

Мучительные кровотечения наследника были знаковыми предвестниками его насильственной, кровавой кончины. Но мистический смысл вещей болезни простирается и в прошлое, и в будущее истории Государства Российского. В прошлое - как зловещее эхо убийств четырёхлетнего Ивана, сына Марины Мнишек, царевича Дмитрия в эпоху Бориса Годунова, императоров Павла Первого и Александра Второго.

 

И - будущее - как гнев Господень и на цареубийц, и на тех, кто расшатывал и разрушал христианские основы страны, и на народ, не противостоящий этому злу.

 

 

«Не остановить кровь посейчас»

 

В очерке «Кара Божия», написанном в 1920-м году и помеченном 30-м июля - днём рождения наследника цесаревича Алексея, известный историк Николай Тальберг писал: «и это тяжёлое испытание, ниспосланное за грехи нашей родины, будет продолжаться, как и триста лет тому назад, до тех пор, пока огромное большинство русского народа не покается в своих прегрешениях.

 

О Господи, Боже Милосердный, Боже Премудрый, Боже Всемогущий! Паки и паки припадаем тебе и слёзно, в покаянии и умилении сердца вопием: согрешихом, беззаконновахом, неправдовахом пред тобою, и воистину праведно по делом нашим наказуемы есмы.

 

Эти проникновенные слова молитвы против крамолы должен постоянно повторять каждый честный русский человек, желающий спасения им же, вольно или невольно, ввергнутой в бездну несчастной Родины».

 

Мы-то, сегодняшние, казалось бы, каким боком причастны к трагедии, совершившейся более ста лет назад?

 

Причастны. Генетически - через ближайшие к нам поколения отцов и дедов. И потому ещё, каким сомнительным ценностям привержены современники наши, которым и слово- то «покаяние» неведомо.

 

И всё же со временем всё увеличивается число людей, переживающих судьбу царственной семьи Романовых как личную трагедию.

 

Июль 2003 года. В районный городок Ветлугу, где я тогда жила, странным образом завернул крестный ход, идущий от места, где стоял в Екатеринбурге дом Ипатьева. Шествие направлялось в Кострому, к Ипатьевскому монастырю, где венчался на царство в 1613-м году первый царь из рода Романовых - Михаил.

 

Странным, а значит, Промыслительным образом, ибо Ветлуга стоит в стороне от прямой магистрали, соединяющей уральскую реку Исеть и костромскую Волгу.

 

Тот июль был знойным, душным. Марш крестного хода, возглавляемого иконой царственных новомучеников, был почти по-солдатски быстрым. Среди участников процессии помню молодую чету с маленьким ребёнком, а также сына и отца, приехавших в Россию из Австралии, чтобы участвовать в крестном ходе; бывших «афганцев» в тельняшках под камуфляжной формой; строгих священников; послушника из строящегося на Ганиной Яме монастыря…

 

Несли хоругви, иконы, на специальных носилках - большую икону царственных мучеников. В дороге она замироточила. В Ветлужской Екатерининской церкви настоятель о. Николай отслужил молебен. Ветлужане приглашали усталых путников в дома - помыться, подкрепиться, отдохнуть…

 

Начавшийся в трагически памятный день расстрела царской семьи, крестный ход этот взывал о всенародном покаянии. Многие по пути шествия присоединялись к нему.

 

Алина Чадаева