Нет добродетели боголюбезнее смирения, нет порока богопротивнее гордости. Смирение уподобляет человека Самому Христу Спасителю: «научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф, 11; 29), — глаголет Господь, а гордость уподобляет человека диаволу: «буду подобен Вышнему», — говорил о себе сатана (Ис, 14, 14); «будете яко бози» (Быт. 3; 5), — внушал он и нашим прародителям. Смирение соделало Богоизбранную Деву Марию Матерью Божией и возвеличило Ее превыше Херувимов и Серафимов. «Яко призре Господь на смирение рабы Своея» (Лк. 1; 48), — говорит Сама Она. Гордость первого из Ангелов Божиих низвергла с высоты небесной в бездну адскую: «даже во ад снидеши» (Ис. 14; 15), — сказано диаволу. Туда же низводит она и всех, подражающих в гордости диаволу: «Бог гордым противится» (Притч. 3; 34), — и на Страшном Суде Своем скажет им: «идите от Мене проклятии во огнь вечный, уготованный диаволу и аггелом его» (Мф. 25; 41). Где смирение, там и любовь. Только смиренное сердце способно любить по-христиански, поэтому смирение есть матерь не только всех добродетелей, но и самой любви. А где гордость, там и все пороки: презрение к ближнему, зависть, ненависть и все их исчадия. Вот почему никакая добродетель без смирения не может быть истинно спасительной добродетелью. Это будет не настоящая, а поддельная, лицемерная добродетель, это будет не плод благословенного корени христоподражательного смирения, а пустоцвет, растущий на почве, удобренной тщеславием, самомнением, людской похвалой.

Однажды диавол явился преподобному Макарию Египетскому и злобно воскликнул: "Макарий! Много беды терплю я, стараясь превзойти тебя. Я все то делаю, что и ты: ты постишься, а я вовсе ничего не ем; ты бодрствуешь, а я вовсе никогда не сплю. Одним только ты меня превосходишь." — "Чем же?" — спросил преподобный. — "Смирением", — отвечал диавол и исчез... Значит, одно смирение для диавола неподражаемо, одно оно для него нестерпимо, потому что оно есть по преимуществу богоподобная добродетель. Как мать заботливо бережет детей своих от всякой беды, так святое смирение в сердце христианина охраняет от вражия похищения все прочие добродетели. Будь ты великий постник, великий подвижник, раздай ты все имение, отдай самого себя на мучения, — но если не будешь смирен сердцем по заповеди Господней, если будешь думать о себе, будто ты не якоже прочии человецы, будто ты лучше других, — все твои добродетели, все твои подвиги обратятся в ничто.

Вот что повествуется об одном старце-подвижнике в книге "Лавсаик". Жил он в дальней пустыне и много лет подвизался в добродетелях. Он любил безмолвие и, проводя дни в молитве, песнопениях и богомыслии, имел несколько божественных видений, и во сне и наяву. Он жил почти как бестелесный ангел: земли не возделывал, о пропитании не заботился и, исполненный упования на Бога с тех пор, как покинул мир, вовсе не думал, как питать свое тело. Забыв все земное, он все свое желание устремлял к Богу в ожидании того часа, когда Бог позовет его из сего мира. Между тем, и тело у него не ослабело, и душа не теряла бодрости, — такой твердый навык приобрел он в благочестии! Впрочем, Бог, милуя его, в известное время посылал ему на трапезу хлеб, на два или на три дня, которым он и питался. Каждый раз, как он, чувствуя потребность в пище, входил в свою пещеру, находил там и пищу. Помолится Богу, подкрепит себя пищей и снова услаждается песнопениями. Молитва и богомыслие были постоянным его занятием. Так он с каждым днем совершенствовался и приближался к будущей жизни, почти уверенный в том, что Царство Небесное у него уже в руках. Но вот эта-то самоуверенность и была причиной того, что он едва не пал от постигшего его искушения.

Дело в том, что в его сердце незаметно для него самого вкралась мысль, будто он лучше других, будто он знает и имеет больше прочих людей. От такой мысли он стал больше полагаться на себя, больше верить своей опытности, а отсюда родилась в нем беспечность, которая незаметно росла в нем больше и больше. Уже не с такой, как прежде, бодростью встает он на молитву от ночного сна, уже не так долго молится, как бывало раньше. Душа разленилась, помыслы стали блуждать, и только старый добрый навык еще удерживал подвижника до времени на прежнем пути. По вечерам, входя в пещеру после обычных молитв, он еще находил иногда на трапезе хлеб, посылаемый ему от Бога, и питался им, но не изгонял из ума негодных тех мыслей, не думал, что своей беспечностью он губит свои труды. Небольшое разленение ему казалось делом неважным. И вот, вдруг похоть плотская овладела его мыслями и повлекла его в мир... С трудом удержал он себя, провел следующий день в обычных подвигах и после молитвы и песнопений, войдя в пещеру, по-прежнему нашел приготовленный ему хлеб. Впрочем, уже не такой чистый, как бывало прежде, а с сором. Он удивился, немного поскорбел, однако съел его и укрепил себя. Настала третья ночь, и зло утроилось. Ум его еще скорее предался греховным блудным помыслам, и в его помыслах, и в его воображении нечистые мечты представлялись так живо, как бы сбывались на самом деле. Несмотря на то, он и на третий день все еще продолжал свои подвиги, молился и пел псалмы, но уже не с чистым расположением, часто оборачивался и смотрел по сторонам, его одолевало рассеяние мыслей. Вечером, почувствовав голод, он вошел в свою пещеру, и хотя нашел хлеб на трапезе, но уже как бы изъеденный мышами или собаками, а у дверей пещеры — сухие остатки. Тогда только начал он стонать и плакать, но не столько, сколько нужно было для того, чтобы укротить нечистую похоть. Однако ж, подкрепив себя хотя и не досыта пищей, он расположился отдохнуть. Тут нечистые помыслы темной тучей напали на него, он не выдержал, оставил свою пустыню и ночью же пошел в мирское селение.

Настал день, а до селения было еще далеко. Палимый зноем, несчастный изнемог и стал смотреть кругом: нет ли где монастыря, чтобы ему отдохнуть? Вблизи, действительно, показался монастырь. Братия приняли его с любовью, как отца родного, омыли ему ноги и по молитве предложили ему трапезу, что Бог послал. После трапезы братия просили его сказать им слово на пользу души о том, как избегать сетей диавольских и побеждать нечистые помыслы. Старец повел с ними беседу, как отец с детьми, стал поучать их быть мужественными в трудах, уверял, что труды их скоро обратятся для них в наслаждение. Много и еще говорил им старец поучительного о подвижничестве. Окончив наставление, он невольно подумал о себе самом и стал рассуждать: "Как же это я учу других, а сам себя не могу вразумить?" — И он увидел свое поражение, одумался и немедленно возвратился в пустыню оплакивать свое падение. «Аще не Господь помогл бы ми, — говорил он, — вмале веселилася бо во ад душа моя» (Пс. 93; 17), — совсем было я погиб во грехе: «вмале не скончаша мене на земли» (Пс. 118; 87). И сбылось над ним слово Писания: Брат от брата помогаем яко град тверд (Притч. 18; 19), — и как стена неподвижная.

С того времени он всю жизнь оплакивал свою самонадеянность и, не получая больше от Бога пищи, своими руками добывал себе пропитание. Он заключился в пещере, постлал на полу вретище и дотоле не вставал с земли и не прекращал своего плача, пока не услышал голоса Ангела, который сказал ему во сне: "Бог принял твое покаяние и помиловал тебя; только смотри — вперед берегись и не обольщайся самомнением. Придут посетить тебя братия, которых учил ты, и принесут тебе хлебы на благословение, раздели вместе с ними эти хлебы и всегда благодари Бога!"

Это рассказал я вам, — говорит в заключение писатель книги "Лавсаик", — для того, чтобы вы больше всего поучались смиренномудрию, какими бы великими ни казались вам ваши подвиги". Смирение есть первая заповедь Спасителя, Который говорит: «Блажени нищии духом: яко тех есть Царствие Небесное» (Мф. 5; 3). Смирение есть первая ступень на лествице, возводящей к небу. Как нельзя подняться наверх, не ступив на первую ступень лествицы, так нельзя научиться ни одной добродетели без смирения. Это наша духовная азбучка. Научись смирять себя пред Богом и пред ближним твоим, и смирение твое научит тебя всем добродетелям, всему, что тебе нужно для спасения души твоей. Она научит тебя молиться Богу той молитвой, которая проходит небеса. Оно научит тебя любить ближнего той любовью, которая творит чудеса. Оно и к тебе привлечет сердца всех ближних твоих, ибо и для людей нет ничего достолюбезнее святого смирения. И вселится в сердце твое тот благодатный мир Христов, тот небесный покой, который обещает Господь всем смиренным сердцем: «научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем: и обрящете покой душам вашым» (Мф.11; 29).

Из Троицких листков архиепископа Никона (Рождественского)