Иван Крамской. Христос в пустыне. 1872

Истинный пост есть устранение от злых дел.

Прости ближнему оскорбление, прости ему долги.

"Не в судах и сварах поститеся".

Не ешь ты мясо, но поедаешь брата.

Воздерживаешься от вина, но не удерживаешь себя от обид.

Вкусить пищу дожидаешься вечера, но тратишь день в судебных местах. 

Святитель Василий Великий

Ты постишься? Напитай голодных, напои жаждущих, посети больных, не забудь заключенных.

Утешь скорбящих и плачущих; будь милосерден, кроток, добр, тих, долготерпелив, незлопамятен, благоговеен, истинен, благочестив, чтобы Бог принял и пост твой и в изобилии даровал плоды покаяния. 

Святитель Иоанн Златоуст

К бесстрастию как власти над собой

…Подобно вербе, заменяющей в России пальму, православный Великий Пост, предваряющий Пасху, взывает к нашему воображению и зовёт в Путешествие, смысл которого – странствие по собственной душе, очищение её от напластований (страстей). Будто сосудистые бляшки, страсти облепляют поверхность нашего чувствования, делая его ломким даже перед малыми тревогами и постыдно немощным перед действительно тяжкими испытаниями.

Первый вопрос, на который можно ответить самому себе в Пост, - способен ли я на внутренние свершения, подвигаемые вполне бытовыми жертвами вроде ограничений в пище и поведенческих аффектах?

В Пост каждый из постников словно бы удаляется в пустыню ранней весны, чтобы испытать удаление от мира в самом миру.

Только среди мысленных песка и камней, в унылом посвисте ветра над умаляющимися снежными наносами и можно встретиться лицом к лицу со своей немощью, попытаться одолеть её. Так обретается над собой власть не нестись в потоке бытия вместе с теми несчастными, что прельщены мирской властью.

Ничто влияние человеческое, и как бы ни были ослепительны стяжаемые от Земли богатства, куда раньше доброй памяти обратятся они во прах, и ни одно из них не пересечёт границу, пересекаемую рано или поздно всеми нами!

Побег внутрь

Церковь милосердна, она не требует от верующего настоящего побега из дома и блуждания по окрестным полям и лесам, хотя многим такое странствие длиной хотя бы в несколько суток никак бы не повредило. Но опасения здесь скорее чисто практические: не разрушилась бы хозяйственная жизнь, не прервалась бы работа предприятий, не говоря уже о холодных северных ночах и «лихих людях».

Может быть, в будущем, когда поутихнет желание людей попусту обижать друг друга, и можно будет предпринять невиданную попытку освобождения паломничающих ради Бога, и ради них откроют пункты горячего питания и ночлега с братией таких же кратковременно странствующих.

Далеко ли можно уйти за неделю? Километров на сто: остаться наедине с собой, думать о себе и о Создателе…

Пост – это побег к себе, побег внутрь.

Сегодня постник продолжает засыпать и просыпаться под своим кровом, ездить на работу, но уже через несколько дней после добровольного отказа от «белков и жиров» начинает испытывать, помимо некоторого голода, нечто особенное…

Рутинные мелочи отдаляются на не мыслимое прежде расстояние: иной оптикой, будто бы из инобытия, просматривается обходной круг жизни, стремительно изменяются масштабы думания и чувствования, будто впервые видятся люди… находит порой и вдохновение. Откуда ни возьмись, приходят на ум обобщения, на которые в горячке и текучке будто бы уже и не был способен. Второе рождение, не иначе! Обновление вместе с годичным циклом – и ускоренный, спиральный рост души.

Те, что уже пережили в душе подобную заверть, обязательно обратятся на следующий год к своему опыту.

Порой Пост «идёт тяжело», ты ощущаешь сопротивление и, изнемогая, сходишь с дистанции… видя свою слабость воочию, а не слыша о ней из проповедей. Но даже бесславный «сход с дистанции» – польза, пища и суть.

Разрешение сокровенного

Во дни Великого Поста будто бы возвращается молодость, и, может быть, те самые полгода между школой и армией, когда ты уже достаточно взрослый, чтобы мыслить и чувствовать, и ощущаешь себя подвешенным среди довольно монструозных «общественных институтов» и пока ничьим из них.

И это – блаженство открытости (явленности) путей, которое потом навещает редко, слишком редко…

Сколько слышится сегодня таких историй: женщина, вознамерившаяся просто похудеть, вдруг на второй седмице Четырехдесятницы обнаруживает в себе непреодолимое стремление к рисованию, и, несмотря на удивление сына-школьника, ненадолго одалживает у него коробку с акварелью… и вот простому пейзажу удивлён и муж, вернувшийся поздно. Через год она, пятнадцать лет проработавшая бухгалтером, уже выставляется в местном ДК…

А нежданное примирение с родственниками, желанное, но откладываемое воссоединение с родителями, детьми, взаимное прощение, откладывавшееся добрых два десятка лет? Всё это – результат Поста с его «отверзанием внутреннего зрака».

Ты рос на земле (где же ещё?) – для чего? Что создал, что разрушил, что оставишь после себя? – вот самые исконные вопросы, на которые предстоит отвечать снова и снова.

Ежегодное странствие

История человечества – это история голода.

Постились – всегда. В частности, потому, что особой надежды на будущий урожай не было, запасы истончались, что-то надо было позарез приберечь (мало ли что), а что-то вообще заканчивалось до невнятных крошек (помните «колобковские» сусеки, по которым надо поскрести и помести?)

…Мартовские виды наши тусклы. И в европейской части, и за Уралом по утрам стоят плотные туманы, идут занудные дождики, липкой грязью замывает трассы, но щебет птиц не обманывает: сугробы словно створаживаются, истекают водой, обнажая чёрную копоть осени и зимы, а древесные почки уже готовятся к выбросу лиственной завязи, солнце всё выше, и день всё длиннее…

В эти дни душа хочет воспарить к ещё скрытой, но такой желанной небесной голубизне, заново открыться сущему, воссиять об руку с пробуждением самой природы.

В представляемой самому себе пустыне христианин преисполняется неминуемым чувством торжества бытия над мертвенной стужей: во всём видятся знаки новой жизни, а воздержание, что когда-то длилось сорок часов, растягивается для него почти на пятьдесят дней – шесть недель Святой Четырёхдесятницы и седьмую, финальную, Страстную седмицу, «когда всё случилось».

Страшная пятница, обессловевшая от горя суббота и пронизанное Благой Вестью Воскресенье – всё это лишь сияющая вершина действа, радужный финиш после наложенных на себя пут.

Загадочные препоны

Был бы Пост, а искушения найдутся.

Стремящийся приблизиться к нестрастию постник, так уж заведено, столкнётся с внезапной ненавистью к себе, и застарелой, и новой.

Случиться может всё, что угодно: сокращения с работы, странные, угрожающие или порочащие реплики в Сети, внезапные выяснения отношений с теми, кто, оказывается, давно копил обиду или злобу, потери и более гибельные – болезни родни, собственные немочи, и всё это на фоне умеренно негативного «информационного фона», постоянных техногенных и террористических угроз.

В Пост открываются пути не только Добру, но и Злу, и требуется от человека, физически чувствующего напряжённый звон горних и дольних сфер, одно – стойкость, но не та, что заскорузло сторонится любого страдания, но та, что открыта Мировому Духу и готова, пусть и малыми своими силами, к сражению за себя и близких.

Не поддаваться на провокации – каких трудов порой стоит такое бесстрастие!

Не только не отвечать злом на зло, не продумывать «ассиметричных ответов», не таить, но забыть обиды напрочь, словно те, что вонзают в тебя ножи,  – не они, а некие тёмные сущности, говорящие и делающие за них, вот искусство.

Семь небес, что шире семи недель

В самоумалении возможно, наконец, постичь главную тайну: не пятьдесят дней в году длится Пост, а – для христианина – всю жизнь.

В пределе ограничения, наложенные на себя, не могут быть «от и до» и зависеть от календаря, пусть и церковного.

Великий Пост – гимназия самоограничения, за окончанием которой следует основное содержание жизни с её борениями и порой метаниями. Слабость человека делается путеводным светом в наши дикие времена почитания и возвеличивания гордыни, раздувания самости в ущерб основному смыслу бытия.

Пост не хочет возвращать человека из хищнического состояния в травоядное; он всего лишь требует внимания к себе, от которого цивилизация отучает нас всеми доступными ей средствами.

Наше внимание рассеивается вездесущими СМИ, кино-, теле-, радио и рекламной индустрией, нас день и ночь крутят в огромных барабанах, только бы мы не опомнились, не возроптали на мировую духовную скудость.

Но мир специально, кажется, вываливает перед нами свои жалкие соблазны, тщится заполонить ими наше единственное время, чтобы понявший его тщету обязательно возроптал, восстал на них и – обратился.

Сергей Арутюнов