Николай Федоров, Владимир Соловьев, Лев Толстой. Рисунок Леонида Пастернака. Фрагмент

В начале 1889 г. Соловьев возвращается из Кракова в Москву. Это было окончательное возвращение после нескольких заграничных поездок, где Соловьев  хлопотал о публикации своих книг. Еще в Загребе он с католическим пископом Штроссмайером встречает Рождество и сочиняет письмо Александру III, где просит аудиенции по поводу своей «теократии». И вот все вдруг стихает. Чуть позже в Париже выходит его «Россия и вселенская Церковь», но Соловьев уже другой. Что же произошло? А наступило понимание, что идея «всемирной теократии» реализована быть не может. Теократические рассуждения Соловьева таковы. Христианство должно быть не только храмовым – оно должно  охватывать всю жизнь от начала и до конца. А для этого необходимы независимая вселенская Церковь и сильное государство, осуществляющее церковную политику.  Нашу православную Церковь Соловьев считал (и не безосновательно) подчиненной государству и выполняющей его волю. Поэтому на роль вселенской Церкви претендует единственно католичество. А в роли вселенского проводника христианской идеологии Соловьев, как истинный патриот,  видел нашу Российскую Империю во главе с русским Самодержцем. Таков в самых общих чертах соловьевский проект «вселенской теократии», проект по замыслу смелый, грандиозный и… совершенно нереальный, по выражению Бердяева  – «нелепый».

Но Соловьев с середины 80-х годов был одержим им. Он замысливает громадный труд «История и будущность теократии», пишет первый том работы (1885-1887 гг.). Но в России цензура его запрещает, и Соловьев издает его в Загребе в 1887 г. Второй том «Теократии» так и не был написан, хотя появилась большая книга «Россия и Вселенская церковь», изданная по-французски в Париже в 1889 г. В качестве ее «дайджеста» Соловьев пишет и читает доклад «Русская идея», вышедший отдельным изданием  раньше – в 1888 г. В том же году (в августе) и тоже на французском выходит большая статья «Владимир Святой и христианское государство». В статье «Русская идея» он видит волю Божию о русской нации в ее отречении от себя, от своей самости, от своей религии  и принятии власти папы.

И вот вдруг охлаждение. В июле 1889 г. он пишет католику Тавернье: «Возвращаясь к моей книге, – я не только ее не видал, но даже ничего о ней не знаю, исключая факта ее появления», Стасюлевичу: «Французская книга хотя и вышла, как сообщают мне, вторым изданием… но это меня мало радует ввиду того, как они ее обработали»  (27 июля 1889). «Они» – католики. Позднее, в письме Софье Мартыновой Соловьев приводит мнение одного иезуита: «Ваши идеи тем более опасны, что кажутся католическими, вы пользуетесь самым чистым латинским золотом для позлащения пилюль, заключающих ваш восточный яд. Мы их никогда не проглотим». То, что его «теократия» вызвала злобную критику в России, его не удивляло (все русское общество, за исключением, пожалуй, К.Н.Леонтьева, просто зашлось в негодовании). Но вот неприятие ее в католической среде  было для Соловьева очень неприятной неожиданностью. Соловьев своим «теократическим проектом» пытался одним махом решить проблему исключительной сложности. Не удивительно, что ничего не получилось.

Идея реализации «теократии» прямо-таки рушилась на глазах, и Соловьев, в котором всегда оставалось христианское смирение перед обстоятельствами, ее постепенно оставляет. К сожалению, этого нельзя сказать обо всем «католическом искушении». К нему мы еще вернемся.

Но вообще-то не в правилах Соловьева было унывать и опускать руки. «Так как я не склонен к унынию…» писал он кн. Цертелеву (1886). И, по-видимому, Соловьев  с ситуацией неудачи своего «проекта» примирился. Но  – раз штурм крепости с ходу не удался, то надо приступать к правильной осаде. И Соловьев, уже не предпринимая столь грандиозных и столь же одиозных предприятий, ставит теперь целью  защитить правоту своего мнения в теоретическом плане.

И все же оппоненты более правы, чем Соловьев. Ибо соловьевские предложения объективно нехороши.

И в самом деле, симпатии Соловьева к католичеству совершенно необоснованны именно в цивилизационном ракурсе. Но как раз этого ракурса Соловьев не признавал вовсе. Тут теория всеединства сыграла с ним плохую шутку. Всеединство, т.е. объединение всего под Божественным омофором, есть правильный, но абстрактный принцип. Так должно быть, но этого нет в действительности. И католичество вместо подлинного всеединства на самом деле стремится к господству, подчинению себе всех ветвей христианства. Такое «всеединство» для православия недопустимо, и в этом смысле разделение Церквей – мера вынужденная, но необходимая. Католицизм остается религией Запада, Православие – религией русской цивилизации, и подчинение Православия католичеству приведет к полному разрушению Русского Мира.

Николай Сомин