А.С.Хомяков в мурмолке. Рисунок карандашом Э.А.Дмитриева-Мамонова. 1850-е годы. Музей ИРЛИ. Фрагмент

Того, что уже был сказано о Хомякове, достаточно, чтобы увидеть в нем необычайно яркую, творческую, без меры одаренную личность. Но личность, прямо скажем, имевшую ряд своеобразных черт. Ради полноты, нарисованную картину необходимо дополнить еще несколькими штрихами.

Работы, их характер. Жесткие цензурные условия и нечастая возможность напечатать статью вынуждали Хомякова втискивать в свои работы все заветные мысли, причем, в скомканном, неотработанном виде. Он сам писал:

«Я готовлю последнюю свою статью. В предпоследней сказал, кажется, почти все; теперь хочу досказать остальное…» (Попову, 28 июля 1846 г.)

Поэтому его статьи, несмотря на ясность его мышления и прекрасный литературный язык, представляют собой довольно пестрое зрелище. К тому же почти все они написаны «по поводу» какой-нибудь книги или события, что еще больше усугубляет их непоследовательность. Это выражается даже в названиях, которые частенько не отражают содержания. Например, статья «По поводу Гумбольдта»  лишь на первой странице содержит упоминание имени знаменитого   филолога. А дальше – о своих заветных идеях, причем, самых разнообразных. К тому же сам Хомяков признается:

«Я не люблю авторитетов и цитат».

И действительно, цитирует он редко, а если и цитирует, то как правило даже не указывает имени и источника – читатель должен угадать. Хомяков так и не создал ни одного систематического обобщающего труда, где бы ясно и последовательно выразил свое мировоззрение. Хомяков написал только одну крупную работу – «И.и.и.и», как он ее озаглавил, или «Семирамида», как окрестил ее Гоголь. Но сказать, что это историческое повествование адекватно и полно выражает идеологию Хомякова, было бы опрометчиво. К тому же она осталась неоконченной.

Остроумие. Хомяков был остер на язык и в карман за словом не лазил. Это часто мешало ему в разговорах с сильными мира сего. Так граф Строганов стал его врагом после едкой шутки. Его юмор иногда был остроумием слова (как у В.С. Соловьева). Так после Крымской войны он говорил:

«Когда меня спрашивают, почему я не надеваю фрака, уже готового, я отвечаю: «чтобы не подумали, что Россия меня уступила вместе с берегами Прута» (Кошелеву, март 1856,).

Или сатиричнее:

«какого-нибудь Страуса или Брунобауэра».

Зачастую проглядывает ирония:

«Как-то я оглупел сильно, точно будто в высокие чины пошел» (Гильфердингу, 1859)

Но чаще юмор выражался в веселом рассказе. Он обожал анекдоты (в смысле XIX века) и чрезвычайно любил рассказывать смешные истории из жизни, как сказать из серии «нарочно не придумаешь». Типа:

«Смутные слухи об епископе раскольничьем  в Галиции прошли в общество, и вот как они формулировались в нем.  Сцена Английский клуб. «Вот каковы мы! Знаем все, что делается во Франции, а что в России не знаем и не слышим» – Да что же в России? – «Да вот что: в Галицких лесах поймали дикого архиерея». Кажется уж лучше этого и не придумаете.  Пожалуйста, пустите в ход» (Попову, 17 марта 1848 г.).

Манера спора. Хомяков очень любил спорить и доказывать свое мнение. О его непобедимости в дискуссиях ярко пишет его принципиальный противник Герцен:

«Хомяков был действительно опасный противник; закаленный бретёр диалектики, он пользовался малейшим рассеянием, малейшей уступкой. Необыкновенно даровитый человек, обладавший страшной эрудицией, он, как средневековые рыцари, караулившие богородицу, спал вооруженный. Во всякое время дня и ночи он был готов на запутаннейший спор и употреблял для торжества своего славянского воззрения все на свете – от казуистики византийских богословов до тонкостей изворотливого легиста. Возражения его, часто мнимые, всегда ослепляли и сбивали с толку».

«Хомяков знал очень хорошо свою силу и играл ею; забрасывал словами, запугивал ученостью, надо всем издевался, заставлял человека смеяться над собственными верованиями и убеждениями, оставляя его в сомнении, есть ли у него у самого что–нибудь заветное. Он мастерски ловил и мучил на диалектической жаровне остановившихся на полдороге, пугал робких, приводил в отчаяние дилетантов и при всем этом смеялся, как казалось, от души. Я говорю "как казалось", потому что в несколько восточных чертах его выражалось что–то затаенное и какое–то азиатское простодушное лукавство вместе с русским себе на уме. Он, вообще, больше сбивал, чем убеждал».

(Герцен. Былое и думы).

Высказывалось мнение, что Герцен необъективен. Поэтому предложим другое свидетельство:

«Он представлял необыкновенное сочетание силы, ума и самой беззастенчивой софистики, глубины чувства и легкомысленного шарлатанства <…> В прениях вся его цель заключалась в том, чтобы какими бы то ни было средствами побить противника. Он прибегал ко всяким уловкам, извивался как змея, иногда сам подшучивал над предметом своего поклонения, чтобы устранить удар и показать беспристрастное отношение к вопросу» (Б.Н. Чичерин).

Правда, Чичерин – тоже западник. Но вот мнение человека, очень хорошо знавшего Хомякова, и к тому же из своего лагеря – Константина Аксакова:

«Странен мне этот необыкновенно глубоко умный вечно говорящий и шутящий человек.  Он всегда готов спорить, спор самый его стихия; ему нет нужды, что основание спора – недоразумение; он защищает парадокс, опираясь как на резерв, на подразумеваемую сторону, которая сейчас бы помирила его с противником или, по крайней мере, уяснила бы дело; он всегда прав таким образом» (К. Аксаков).

Если уж славянофил и последователь Хомякова это говорит, то, видимо, эта сомнительная манера спора Хомякова была всем хорошо видна.  Кстати, примеры «легкомысленного шарлатанства», о котором говорит Чичерин, легко найти. В той же статье «Письмо об Англии» Хомяков говорит:

«Итак, в имени Инглинг, Енглинг или Англинг (Енглич или Англич) мы нходим только носовую форму славянского имени Угличей (так же как слово Тюринг совпадает со словом Тверич) <…> Надобно же посетить землю Угличан, иначе Англичан, которая так близко к Остенду».

Англичане=Угличане! Как это понимать? В. А. Кошелев, исследователь творчества Хомякова, даже счел, что это особый способ шутить и высмеивать наукообразие. Но непохоже – та же игра словами есть и в «Семирамиде».  Нет, это не шутка, а скорее блеф, желание покрасоваться, удивить, ну, и  сбить с толку оппонента. Таков уж этот человек – тщательно обоснованные мысли у Хомякова соседствуют с произвольными и неожиданным и даже весьма сомнительными идеями. В молодости Хомяков сдал экзамены на степень кандидата математических наук. Но математической строгости, научности,  требующей тщательной критической проверки своих идей, в Хомякове не замечается. Некритичность  к себе видна и в отношении к своим изобретениям, которые он наивно хвалит, например:  «выдумал сеятельницу (просто чудо)» (Попову, 1852); его способ улучшения зимних дорог  имел «великий успех», и все в таком духе.

А желание побеждать было у Хомякова в крови. Его дочь, Мария свидетельствует: "А. С. любил всякое состязание (соревнование), словесное, умственное или физическое: он любил и диалектику, споры и с друзьями, и знаком<ыми>, и с раскольник <ами> на Святой (в Кремле), любил и охоту с борзыми, как природн<ое> состязание <...> любил скачки и верх<овую> езду, игру на биллиарде, шахматы и с дер<евенскими> соседями в карты в длинные осенние вечера, и фехтование, и стрельбу в цель. И всегда почти брал призы за стрельбу».

Желание выигрывать все споры с одной стороны вырабатывает изобретательность, но с другой стороны провоцирует на неразборчивость в средствах.  Та же проблема, но в еще большей степени возникла сейчас в связи с интернет-форумами. Думается, что страсть к спорам мешала Хомякову вдумчиво и последовательно развивать свои идеи.

Недруги, эпиграммы. Многие чувствовали, что с хомяковской манерой доказывать далеко не все благополучно. Но переспорить Хомякова в открытом споре было невозможно. А поэтому неудивительно, что диалектика Хомякова не только привлекала людей, но и многих просто бесила и делала врагами. Причем, врагами становились не только чиновники, и не только западники, но и люди по духу и мысли близкие.  Так известная сочинительница эпиграмм, патриотка  графиня Евдокия Ростопчина так язвила о  Хомякове: «знаменитый сикофант, фарисей, лицемер и славянофил», и  прямо говорила: «г-н Хомяков, личный враг мой». Эпиграммой же, весьма желчной, она не замедлила:

Вот их вождь и председатель,
Вот святоша Хомяков,
Их певец, пророк, вещатель:
Вечно спорить он готов
Обо всем и без причины,
И, чтоб ум свой показать,
Он сумеет заедино
Pro и contra поддержать,
Русской старины блюститель,
То он ворог англичан,
То пристрастный их хвалитель,
Он за них речист и рьян.

Кстати, и тут как главный грех, ему вменяется неразборчивость в полемике и умение доказать все, что угодно…

Предпринимательская жилка, лень, несистематичность. О самом себе Хомяков говаривал, что он «папаша Гранде». Он бессчетно помогал деньгами друзьям, но и не был чужд азарта умножить свой капитал. Так, он был уверен, что проект его паровой машины (которую он назвал по славянофильски «Московка») принесет ему миллионы. И поэтому он за немалые деньги отослал уменьшенный ее вариант в Англию и получил на нее патент. Англичане даже решили сделать машину в натуральную величину. Но оказалось, что в работе она издает такой сильный грохот, что англичане побоялись пустить ее в серию. Господь не попустил появиться хомяковским миллионам.

О своей лени Хомяков сам много раз пишет в письмах. Указывают на нее и некоторые близкие друзья. Впрочем, думается, что они не правы: Хомяков жил очень наполненной жизнью и времени даром не терял. Дело в другом – в разбросанности. Бердяев писал: «Это русская черта — обладать огромными дарованиями и не создать ничего совершенного. Немалую роль тут сыграла барская лень Хомякова, его дилетантское отношение к призванию писателя».

«Дилетантское отношение к призванию писателя» – вот это уже точнее. Для Хомякова дело славянофильства было, конечно, делом жизни. Но и другие дела были также важны, и он не мог от них отказаться. Писательство, мыслительная деятельность были для него далеко не единственным всепоглощающим делом (как, скажем, для Владимира Соловьева). Частенько вдруг Хомяков срывался и ехал по осенней грязи, скажем, в Донков (Смоленская губ.) налаживать работу сахарного завода,  пробовать очередное изобретение, договариваться с крестьянами об оброке или просто «травить зайца» на охоте. Кстати, в статье «Спорт, охота» Хомяков с исключительным знанием дела описывает породы гончих собак, методы охоты. Именно в этой работе в русском языке появляется слово «спорт».

Бердяев тоже намекает, что феноменальная универсальность Хомякова мешала его главному делу литератора. Но все же представляется, что Бердяев прав только наполовину – и мешала и помогала. Ибо мировоззрение Хомякова рождалось не в кабинетной тиши, а в деятельности, в общении с людьми, в гуще жизни. И потому является сочетанием высших идей с реалистичным прагматизмом. А такое сочетание особенно ценно, ибо делает идеи жизненными.

Николай Сомин