Рассмотрим  один эпизод, живо характеризующий социальные воззрения великого писателя.

Хотя после произнесения «Пушкинской речи» (лето 1880 г.) публика устроила Достоевскому шумную овацию, но критика приняла речь достаточно холодно. Один из откликов особенно задел писателя: Это А.Д. Градовский опубликовал статью «Мечты и действительность», с критикой речи Достоевского (газета «Голос», 25 июня 1880 г.  № 174). В ней он, упоминая, что Достоевский – за личное совершенствование, едко заметил, что совершенно необязательно, чтобы лично совершенные христиане обязательно образовывали совершенное общество, ибо законы этого общества могут остаться нехристианскими. Стоит заметить, что Градовский Александр Дмитриевич (1841-1889) –  личность весьма известная: профессор СПб ун-та, известный правовед и публицист, говоря современным языком, политолог, отстаивавший мягко-консервативную идею общественного устройства на основе государства, собственности и Церкви.

В своей статье Градовский писал:

 «Г-н Достоевский призывает работать над собой и смирить себя. Личное самосовершенствование в духе христианской любви есть, конечно, первая предпосылка для всякой деятельности, большой или малой. Но из этого не следует, чтобы люди, лично совершенные в христианском смысле, непременно образовывали совершенное общество (здесь Достоевский в «Дневнике» ставит знак (?!) – Н.С.). Позволим себе привести пример.

Апостол Павел поучал рабов и господ во взаимных отношениях. И те, и другие могли послушать и обыкновенно слушали слово апостола, они  лично были хорошими христианами, но рабство чрез то не освящалось и оставалось учреждением безнравственным. Точно также г-н Достоевский, а равно и каждый из нас, знал превосходных христиан-помещиков и таковых же крестьян. Но  крепостное право оставалось мерзостью пред Господом, и русский царь-освободитель явился выразителем требований не только  личной, но и  общественной нравственности, о которой в старое время не было надлежащих понятий, несмотря на то, что «хороших людей» было, может быть, не меньше, чем теперь.

Личная и общественная нравственность не одно и то же. Отсюда следует, что никакое  общественное совершенствование  не может быть достигнуто  только через улучшение личных качеств людей, его составляющих. Приведем опять пример. Предположим, что начиная с 1800 года ряд проповедников христианской любви и смирения принялся бы улучшать нравственность Коробочек и Собакевичей. Можно ли предположить, чтоб они достигли отмены крепостного права, чтобы не нужно было властного слова для устранения этого «явления»? Напротив, Коробочка стала бы доказывать, что она истинная христианка и настоящая «мать» своих крестьян, и пребыла бы в этом убеждении, несмотря на все доводы проповедника …

Улучшение людей в смысле  общественном не может быть произведено только работой «над собою» и «смирением себя». Работать над собою и смирять свои страсти можно и в пустыне и на необитаемом острове. Но, как существа  общественные, люди развиваются и улучшаются в работе друг подле друга, друг для друга и друг с другом. Вот почему в весьма великой степени общественное совершенство людей зависит от совершенства  общественных учреждений, воспитывающих в человеке если не христианские, то гражданские доблести».

Достоевский ответил  в августовском номере «Дневника писателя» (единственном в 1880г.). Сначала Достоевский пеняет Градовскому: «Живой, целокупный организм режете вашим ученым ножом на две отдельные половинки и утверждаете, что эти две половинки должны быть совершенно независимы одна от другой». Под половинками имеются в виду христианские и «гражданские» добродетели - они должны быть вместе.

Затем Достоевский выгораживает Коробочку: «Курьезно вы, однако же, понимаете христианство! Представить только, что Коробочка и Собакевич стали настоящими христианами, уже совершенными (вы сами говорите о совершенстве) – можно ли де их убедить тогда отказаться от крепостного права? Вот коварный вопрос, который вы задаете и, разумеется, отвечаете на него: «Нет, нельзя убедить Коробочку даже и совершенную христианку». На это прямо отвечу: если б только Коробочка стала и могла стать настоящей, совершенной уже христианкой, то крепостного права в ее поместье уже не существовало бы вовсе, так что и хлопотать было бы не о чем, несмотря на то, - замечает Достоевский, - что крепостные акты и купчие оставались бы у ней по-прежнему в сундуке».

Ответ, видимо не убедил и самого Достоевского, и в последнем своем «Дневнике» («Дневник писателя», январь 1881, вышел уже после смерти Достоевского) писатель снова возвращается к теме личного и общественного совершенствования, публикуя знаменитый фрагмент про «русский социализм»:

"Вся глубокая ошибка их в том, что они не признают в русском народе церкви. Я не про здания церковные теперь говорю и не про причты, я про наш русский "социализм" теперь говорю (и это обратно противопо­ложное церкви слово беру именно для разъяснения моей мысли, как ни показалось бы это странным), - цель и исход которого всенародная и вселенская церковь, осуществленная на земле, поколику земля может вместить ее. Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нем присущую, великого, всеобщего всенародного, всебратского еди­нения во имя Христово. И если нет еще этого единения, если не со­зижделась еще церковь вполне, уже не в молитве одной, а на деле, то все-таки инстинкт этой церкви и неустанная жажда ее, иной раз даже почти бессознательная, в сердце многомиллионного народа нашего не­сомненно присутствуют. Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь в конце концов всесветным единением во имя Христово. Вот наш русс­кий социализм! Вот над присутствием в народе русском этой высшей единительно-"церковной" идеи вы и смеетесь, господа европейцы наши".

Если раньше Достоевский критиковал социализм, то теперь он раскрывает основу этой критики. Он не отрицает, что те задачи, которые ставит перед собой социализм, нужно решать. Тем самым он косвенно признает правоту Градовского насчет социальных форм.

Другое дело, что «западный социализм» построить благодатное общество не может в силу его атеистичности. Но это сможет сделать «русский социализм», основу которого составляет «всесветное единение во имя Христово», а результат, «смысл и исход» есть «всенародная и вселенская Церковь». Она, являясь основой общества, должна совершить то, что силится совершить западный социализм.

Идея «всенародной и вселенской Церкви» – завещание великого писателя потомкам.

Николай Сомин