Фото www.patriarchia.ru

Андрей Степанович Носов лежал на правом боку, уткнувшись в спинку дивана и думая свои невеселые думы.Куда ни кинь, всюду клин. Небольшая компания, родное детище, созданное им десять лет назад ценою многих жертв и бессонных ночей, на всех парах катилась к банкротству - заказов не поступает, сотрудники сидят без зарплаты, с понедельника нагрянула внештатная налоговая проверка.На слуху только кризис: когда ждать второй волны, и будет ли она страшнее первой, сколько она продлиться - три года,  пять или целую вечность? Андрей Петрович горестно зарычал и повернулся к окну. Уже несколько дней шел дождь. На небе ни единого просвета, как и на его предприятии. Чувствовал Носов себя отвратительно - поднималась температура, ручьем текли сопли, по всему телу ломота. Сегодня, едва дотерпев до конца оперативки, он уехал домой и впервые за много лет слег. Жить не хотелось. Все,что создавалось последние десять лет, в чем состоял смысл жизни, что давало простор для творчества и самовыражение, все это погибало. Отлаженное производство, дружный профессиональный коллектив - пока еще по инерции это крутилось, но Андрей Степанович, один из немногих, отчетливо видел впереди лежащую пропасть. И,главное, он, лично он ничего не мог поделать И никто, столь же отчетливо сознавал он, никто не поможет. Закон джунглей. Носов обхватил руками голову и стал метаться по дивану из стороны в сторону, отчаянно стеная. Это принесло некоторое облегчение. в очередной, сотый, наверное, раз он начал судорожно прокручивать варианты действий, но выхода, как не было, так и не находилось: кредит, взятый им в прошлом месяце , давно проеден, партнеры и так проявляют чудеса терпения - ждут, когда он выкрутится. Но без работы, без новых заключенных контрактов,денег не будет.

Носов не считал себя "жестким капиталистом". В те, лучшие времена к нему постоянно приходили сотрудники со своими бедами, чаще всего, когда у них возникали денежные затруднения или проблемы со здоровьем. И он всегда и охотно шел навстречу, радуясь в глубине души, что его предприятие может служить трудовому коллективу зонтиком от невзгод. Но кто поможет ему в этом беспощадном мире с его волчьими законами?

- Андрей, ты так себя совсем изведешь! Могу я тебе чем-то помочь? - в комнату незаметно вошла жена.

Носов мгновенно взял себя в руки и даже поднялся с дивана. Не хватало еще своей слабостью отравлять жизнь близким! - Нет,спасибо, все нормально, родная, температура уже спадает.

- Давай-ка я приготовления тебе горячего молока с маслом... пропотеешь и горлу полегчает.

- Нет,спасибо, все хорошо. Лучше я побуду один, надо подумать.

Жена участливо, понимающе посмотрела на мужа. Она давно чувствовала, что у Андрея серьезные неприятности на работе: он замкнулся, перестал шутить, выглядел болезненным и озабоченным. А тут еще и вправду заболел.

- Сделай себе что-то приятное, отвлекись, посмотри фильм, а то с таким настроением никогда не поправишся.

Носов согласно кивнул и включил телевизор. Шли новости. Дикторы, мужчина и женщина, по очереди рассказывали о бедах и трагедиях, произошедших за последние сутки на просторах нашей необъятной страны. Автокатастрофы перемежались авариями в системе ЖКХ, сюжетами о тяжело больных детях и обвальном падении биржевых индексов. Положительные эмоции могли бы вселить сюжетные "перебивки" с участием президента и премьер-министра, но почему-то не вселяли. Неожиданно на экране появилось улыбающееся лицо. Женщина буквально светилась счастьем, рассказывая, как после многочасового стояния в очереди ей удалось приложиться к святыне. Носов сделал звук погромче и с любопытством стал смотреть репортаж. Камера показывала бесконечную очередь, растянувшуюся от храма Христа Спасителя вдоль набережной Москва-реки. Оказалось, что в Москву из афонского монастыря на несколько дней привезли православную святыню, пояс Богородицы, и тысячи москвичей и гостей столицы день и ночь, нескончаемым потоком текли к храму ради встречи со святыней. Сюжет показывал то счастливые лица, приложившихся к святыне, то городских чиновников и офицеров МЧС, обеспечивающих порядок, то правозащитников, доказывающих, что очередь негативно сказывается на городском движении, то "борцов с привилегиями", застукавших разного рода церковных и светских начальников за попыткой проскочить без очереди. Носов, как впрочем и его жена, был озадачен. Они были крещены, сочувственно относились к восстановлению храмов и возрождению традиций, даже время от времени жертвовали деньги на благотворительность, но при этом, в сущности, оставались людьми, совершенно нецерковными. Происходящее напоминало им то ли демонстрацию, то ли коллективное помешательство. Полное отсутствие рационального начала. Носов вдруг понял, что ему, несмотря на болезнь, срочно надо туда. Туда, в холод, под дождь, в бессонную ночь, чтобы ветер продувал с головы до пят, только так он сможет хоть на малое время забыться от сволочной действительности.

Было около четырех. Андрей Степанович решил загодя приготовиться к изнурительному уличному стоянию: надел теплое белье, закутал шею махровым шарфом, не забыл и о теплой пуховой куртке. Жена, и не думая перечить, заботливо помогала.

- Почувствуешь себя плохо, сразу возвращайся. - с тревогой в голосе напутствовала, передавая зонт и целуя в дорогу.

На станции "Кропоткинская", еще будучи в вагоне метро, Носов увидел толпу, которой милиционеры в мегафон кричали, что проход к храму Христа-Спасителя закрыт, что очередь начинается от станции метро "Воробьевы горы", и всем желающим предлагается проехать туда. Андрей Степанович оторопел : как коренной москвич, "выросший" в метро, он сразу пересчитал станции: "Парк Культуры", "Фрунзенская", "Спортивная", "Воробьевы горы". Это ж целых четыре перегона! Под дождем, в лютый ноябрьский холод, ночью да к тому-же еще и с простудой. И, главное, зачем! Но сомнения исчезли, стоило только ему вспомнить о своих невзгодах: идти с просьбой о помощи ему было больше не к кому. И почему-то сам факт обращения его, рационала до мозга костей, к незримой Покровительнице в тот момент не показался ему странным или неестественным. Наоборот, сила, которая заставила его покинуть теплую квартиру, даже вроде стала еще более властной. Чуть ли не бегом он ринулся в вагон, битком набитый такими-же, как он сам, решительными людьми и, уткнувшись в чьи-то плечи, успокоился.

От станции "Воробьевы горы" до набережной Москвы-реки турникетами был выгорожен проход. По нему живым потоком двигались люди, и Носов, еще не до конца отвыкший от советских очередей, быстрым шагом, где-то даже опережая других, продвигался вперед. Через некоторое время он достиг конца очереди и начал приглядываться. Вокруг стояли обычные, ничем не примечательные люди всех возрастов и социальных групп. Одни, как и он сам, держались поодиночке, другие парами. Попадались и группы: вот, например, немного впереди него расположилась молодая кампания, оглядывавшая с любопытством всех окружающих в ожидании, надо думать, свежих впечатлений. Порядок движения был на удивление четко организован и продуман. Очередь по всей длине была разбита на сегменты, ограниченные турникетами. Как только передняя группа проходила вперед, турникет за ней закрывался и открывался проход для задней группы, и так по всему протяжению. Порядок движения обслуживался сотрудниками МЧС, по пути следования стояли автобусы, где можно было посидеть в тепле и в сухости, а также палатки-буфеты с горячим питанием, передвижные туалеты. Вызывало удивление не только прекрасная продуманность общего порядка, но и та доброжелательность , с которой военнослужащие относились к своим "подопечным". И от них, и от проезжающих вдоль очереди водителей, сбавлявших скорость и во все глаза глядевших на диво-дивное, исходило столько теплоты и сочувствия, что Носов вдруг почувствовал себя чуть-ли не космонавтом, шевствующим к трапу ракеты.

Андрей Степанович с интересом оглядывал своих попутчиков по "сегменту", понимая, что ближайшие часы ему суждено провести с ними как в купе поезда дальнего следования. Группа насчитывала примерно около ста человек, как раз тех, кого Носов или обгонял, или догонял при движении от станции метро. Все были хорошо подготовлены к дождю и холодному ветру, почти все с зонтами, некоторые даже с походными рюкзачками за спиной. По сосредоточенным лицам и решимости к действию было видно, что каждого привела сюда своя причина, причем весьма вескаая. Пока же все обживались в новой экстремальной обстановке, прислушиваясь к своему самочувствию.

Фото «Татьянин день»

Прошло несколько часов. Молодежь уже раз-другой умудрилась проникнуть в передвижные палатки и попить горячего чайку с булочками. Некоторые закурили. Процссия продвигалась по набережной, с одной стороны ее постоянно обгоняли машины, а с другой чернела неприветливая Москва-река, покачивая ярко освещенные рестораны-дебаркадеры.

"Не, дорогие мои, так дело не пойдет!"- перед курящими ребятами возникла женщина, протестно взмахивая рукой. - Мы же с вами совершаем великое паломничество к матушке нашей Пресвятой Богородице, а вы с сигареткой. Так нельзя, грех".

"И я виноват, сестра." - неожиданно откликнулся старик в зимнем пальто - Иду себе, по сторонам глазею, мысли бегают туда-сюда, и не молюсь, грешник". "Бо-го-ро-ди-це Де-во ра-дуй-ся, Бла-го-дат-ная Ма-ри-е Гос-подь с то-бо-ю....." - запел впереди высокий мужчина с профессорской бородкой. "Бла-го-сло-вен-на Ты в же-нах и бла-го-сло-вен плод чре-ва тво-е-го" - радостно подхватили все вокруг. Пение не могло охватить всю группу, на открытом воздухе голоса заглушал шум дождя и проезжей части, но, возникнув в одном месте, стихира прошла по всей процессии, передаваясь от одного ее участка к другому, и, хотя далеко не все знали слова, в каждом ряду нашелся хотя-бы один, кто подхватывал, обучал соседей и передавал эстафету дальше. Будто по длинному коридору шел человек, и при его приближении зажигался свет. Задние не слышали передних, одни начинали петь, когда другие уже заканчивали, но это никого не смущало , все сосредоточенно, вкладывая душу, множество раз повторяли славословие. Носов не знал слов песнопения, но настолько родным и знакомым показалось оно ему, что он начал робко повторять незнакомые слова, и дела это все смелее, все уверенней. В этот момент Андрей Степанович всем своим существом, всем сердцем ощутил единство со всеми окружающими его людьми, доброе расположение и доверие к ним наполнили его. Он уже не смотрел вокруг, он пел древние стихи и чувствовал и себя, и людей вокруг, и реку, и небо с падающим дождем как единое целое.

"Ца-ри-це мо-я Пре-бла-га-я, на-деж-до мо-я Бо-го-ро-ди-це...."- красиво, распевно и с невыразимой мольбой надтреснутым старческим голосом по-деревенски затянула сгорбленная, с палочкой пожилая женщина. Кто-то из сопровождавших держал над ней зонт, видно было, как физически тяжело ей было передвигаться, но она, отдавая последние силы, тем не менее, пела! Андрей Степанович с замиранием сердца слушал эту ее молитву Богородице, каждый стих которой в слезах припадал к ногам Царице Небесной, плача о бедах и моля о спасении. Тут он вспомнил и о своем несчастье и, неожиданно для себя, тоже стал молиться. Просил как в детстве у матери, когда приходил домой со двора весь в ссадинах и слезах. Ему было немного стыдно перед окружающими, он, как мог, загонял плач внутрь себя, ветер и дождь помогали ему на свой лад.
Пережитые сильные эмоции требовали хоть мало-мальского рационального объяснения. "Одно из двух, - размышлял Носов, - или мы все находимся в состоянии психического гипноза, или объективно на всех нас воздействует могущественная духовная сила, покрывающая и влекущая нас к Себе. Но я ведь физически ощущаю эту благую силу, я в своем уме, я очевидец, и мне уже не забыть этих мгновений в обыденной жизни". Андрей Степанович уже не ежился. Он улыбался, и ему было, как никогда,  радостно и покойно.

Прошло несколько часов. Совсем стемнело. Миновали "Парк Культуры". Стал во весь рост виден ярко освещенный в ночи храм Христа-Спасителя. "Как хорошо, когда все вместе!" - неожиданно нарушил молчание, ни к кому конкретно не обращаясь, шагавший рядом с Андреем Степановичем круглолицый мужчина. - Только и слышишь со все сторон: кризис, деньги, дефолт, банки. Как они все надоели - будто свет Божий на них сошелся! Развели мертвечину! Разве может этот тухлый пузырь всю жизнь перекрыть?"

"Так лопнул этот пузырь" - охотно откликнулся для реплику ранее молча куривший парень.

"К сожалению не на долго, уже новый надувают."

"Братия, давайте помолимся, не полезно при святом деле о мирском язык трепать" - взмолился давешний старик в зимнем пальто.

"Твоя правда, отец, прости" - согласился "круглолицый."

Носов про себя изумлялся: прошло всего несколько часов, как он из обычной московской жизни переместился в религиозное шествие, ранее ему чуждое и непонятное, а сейчас он и сам успел стать частью его, причем частью осознанной и вдохновенной, распевающей церковные гимны и молящейся. Чудо, и только!

Наконец, они подошли к повороту от набережной к Храму. Вдоль улицы стояло несколько лотков со снедью, закрытых от дождя целлофаном, и несколько "лиц кавказской национальности" раздавало бесплатно еду и предлагало паломникам горячий чай. "Угощайтесь, берите, согревайтесь" - хлопотал главный "кавказец", заботливо протягивая стаканчики с горячим чаем  и с нескрываемым уважением оглядывая процессию.  

Из-за деревьев стали подходить люди, раздавая книжечки с "Акафистом Пресвятой Богородице". Женщина,которой досталась книжечка, протянула ее девушке из молодежной кампании: "Прочти, дочка, я без очков." Девушка робко начала читить. Она очень старалась и робела, очутившись в центре всеобщего внимания, но, по правде сказать  выходило у нее все-таки как-то обыденно и неумело. "Разрешите я попробую" - предложил мужчина с окладистой бородой. Он снял шапку, перекрестился и стал нараспев читать. Все заулыбались красоте и отчетливости чтения. С боку от него расположилось несколько женщин, опытных в клиросном пении, и получилась настоящая служба. Чтец вычитывал стихи, "Радуйся..." пели уже все хором. Носов дивился: откуда это все? Откуда эти обычные русские люди это умеют?

Подошли к площади. "Ангелочки, ангелочки идут!" - раздались громкие женские возгласы. Переходя улицу по пешеходному переходу, к храму подтягивалась вторая процессия, состоявшая из малых детей с родителями. Держась за руки и склонив от ветра, свои головки, дети быстро перебирали ножками, торопясь через улицу.

Из-за ограды храма показалось человек десять священников, судя по внушительному виду не последних в церковной иерархии и направились к автомобилям. Один из них, приблизившись к турникету, сказал: " Замерзли, дорогие? Потерпите , осталось совсем немного!"

"Нет, батюшка, нам тепло, благословите!"

"Бог благословит! Простите, что не с вами стоял, служил я сегодня".

"Нас простите, батюшка, помолитесь о нас".

Священник перекрестил людей, поклонился в пояс и, резко повернувшись, широко зашагал к метро.

Вошли за ограду храма и стали продвигаться к центральным вратам. Носов впервые посмотрел на часы, шел двенадцатый час ночи. Удивительно, пролетело около семи часов , а никакой усталости или недомогания Андрей Степанович не ощущал. Ему было очень хорошо в окружении новых знакомых, душа его пела и радовалась вместе со всеми.

Внутри Храм Христа-Спасителя сиял ярким освещением, сочностью росписей, нарядностью облицовки из уральских самоцветов. Как палехская затейливая шкатулка, внутри которой очутились тысячи людей. Паломников разделили на несколько колонн по одному и, буквально сквозь строй молодых волонтеров, направили к ковчегу со святыней. "Братья и сестры, на колени не вставать, креститься заранее, помните о тех, кто еще на улице" - наставляла в притворе статная дама. Быстро продвигались внутри храма, по коридору, образованному из волонтеров, и всюду слышались слова: "На колени не вставать, креститься заранее." Вообщем, все произошло достаточно быстро и как-то невнятно для Носова: не успел он приложиться к святыне, как его за плечи отодвинули в сторону и направили в выходу из храма.

Очутившись на улице, Андрей Степанович вдруг ощутил себя потерянным и одиноким. Ему не хотелось уходить от новых знакомых, не хотелось терять эти необычные душевные переживания. Он стоял без зонта, опустив голову и не понимая, что делать дальше. "До свидания, брат"- возник перед ним "круглолицый" и протянул руку. Носов машинально дал свою, как вдруг случилось неожиданное . "Круглолицый" притянул его к себе и трижды, по-русски, расцеловал. "Хорошо ведь было, ах, как хорошо, брат! Чувствовал себя, как на небе! Столько хороших людей! Соль земли нашей. Ну, до свидания!"- взмахнул он рукой на прощанье.

Носов медленно двинулся к метро. Он все еще видел процессию,теряющуюся во мгле ночи, живым потоком текущую по городу, опоясывающую и физически, и духовно Россию и ее детей. Пояс Пресвятой Богородицы - великое таинство, в котором он только что участвовал. "Как вернуться туда, в эту тайну, как не забыть этих чувств? Где я могу опять повстречать этих удивительных людей? А если они вокруг меня, значит, во мне есть что-то похожее? Мы объединились сегодня ради святой цели , и все хорошее в нас пробудилось, двинулось навстречу друг-другу! А-а-а ! Я знаю,что делать! Необходимо посмотреть на действительность поверх обычных дел, увидеть, для чего мы зарабатываем деньги. Деньги - не как цель, а как инструмент для достижения высшей цели. Но тогда я должен составлять со своими сотрудниками одно целое, одинаково понимать смыслы. В какой юридической форме это возможно? И кто укажет мне путь?"

Всю обратную дорогу домой Носов пребывал в глубоких раздумьях. От утренней безысходности, уныния и отчаяния - он даже не сразу осознал это - не осталось и следа. Андрей Степанович чувствовал, что решение где-то совсем рядом, оно было тоже выстрадано  сегодня, но до конца, рационально не осмысленно. Где искать помощь? Пресвятая Богородице, спаси нас!

Памфил