…Прошли дни Страстной Седмицы и все мы, православные христиане, «единым сердцем и едиными усты» воспоём стихиру Праздника Пасхи Христовой: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангелы поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».

Христос Воскресе! Воистину Воскресе!

Много лет назад автору этих строк довелось посетить Давидову Пустынь в Подмосковье, когда она находилась ещё в начальной стадии возрождения. Запомнилось изумление многочисленных паломников не только огромным количеством ярких бабочек, облепивших стены монастыря в холодный по-зимнему мартовский день, но и рассказом молодого монаха об обретении святых мощей. Стоя посреди храма на не прибитых ещё досках, припорошенных цементной пылью, он поведал го говорил нам о том, что отыскать святые останки помогло… благоухание, доносившееся сквозь толщу земной породы. Да и сейчас, наперекор привычным запахам большого ремонта, оно различимо ощущалось в восстанавливаемой церкви, больше напоминавшей тогда строительную площадку, как веское свидетельство по-христиански прожитой жизни и отсутствия смерти по её окончании – успении. Только вслушаемся в слова канона Пресвятой Богородице: «Пречистая Богородице, прими недостойную молитву мою и сохрани мя от наглая смерти, и даруй прежде конца покаяние».

Наверное, в этом случае при долгожданной и таинственной встрече, милостью Божией, лицом к Лику не придётся испытать стыд – или студ, то есть холод. Не потому ли грубое слово мразь, обозначающее крайнюю степень нравственного падения человека, есть не что иное, как мороз, всё тот же холод. А потому в одной из молитв вечернего правила читаем слова святителя Иоанна Златоустого: «Господи небесе и земли, помяни мя грешного раба Твоего, студнаго и нечистого, во Царствии Твоем. Аминь». Вот и в каноне Ангелу Хранителю просим: «Ума моего погрешения, заблуждения, пленения, лютости, и студомыслия нечистых и скверных помышлений, обращаяй в добрые мысли…» И там же: «Студных помышлений во мне точит наводнение тинное и мрачное, от Бога разлучающее ум мой, еже иссуши, о заступниче мой». А ещё: «Да покрыет срам и студ студная и смрадная и мрачная лица вражия, егда смиренная моя душа от тела распрягается: туюжде да покрыют, наставниче мой, светлая твоя и пресвященная крила». Какое удивительное моление!

Но почему, почему стыд и студ выступают в этом контексте синонимами? Признаюсь, долгое время пребывал в мучительном неведении. До тех пор, пока с автором не приключилась некая история. А случилось так, что назначили меня директором воскресной школы одного подмосковного храма. И наступил тот волнительный день, когда надо было идти на первый урок. Трудность заключалась ещё и в том, что в классе ожидали малыши, до сердечек которых и надлежало донести первые, самые главные сведения о Боге. Но как?! Удивительным образом управил Господь, надоумив пребывающего в нешуточном волнении учителя прихватить с собой свечу, с возжигания которой и начался тот памятный урок. А потом попросил учеников собраться вокруг неё и приблизить к огоньку свои ладошки. Вспомнили эту детскую забаву? Следом предложил им найти то единственное расстояние между пламенем и собственной же рукой, когда тепло приятными волнами распространяется по ладони. Она, к тому же, оказалась хорошо освещённой. Наверное, так и надлежит стараться жить христианам, если представить себе, что свеча в эту таинственную минуту олицетворяет для нас Самого Бога? Воистину, «блажен, кто верует, тепло ему на свете!»

Однако самое интересное ожидало ребят чуть позже, когда им было предложено постепенно отводить руку от свечи. По мере удаления от пламени – от Бога – поверхность ладони постепенно темнела (тот самый мрак), а ещё заметно убавилось тепла (тот самый студ). Но свеча-то всё это время находилась на одном и том же месте! И именно об этом, только вспомним, в одной из утренних молитв ко Господу: «Безначальный и Присносущный свете, у него же несть пременение, или преложения осенение».

На удивление глубоко и поэтично сказано об этом в стихотворении В. Соловьёва:

Смерть и время царят на земле,

Ты владыками их не зови.

Всё, кружась, исчезает во мгле –

Неподвижно лишь солнце любви.

Как после этого можно говорить о том, что, дескать, «Бог нас наказал», «Бог от нас отвернулся», «Бог нас оставил» и пр. Стало вдруг так наглядно, так очевидно, что это мы сами наказываем себя, удаляясь от Него. И вот получается, что эти-то наши греховные поступки и мысли, удаляя от Творца, отводят нас туда, где студ. А ещё мы не могли не заметить ещё одну интересную деталь: когда мы были отдалены от пламени свечи (от Бога), то были удалены ещё и друг от друга. И по мере нашего движения к живительному – светлому и тёплому – огоньку, все мы заметно сблизились, почти вплотную. Удивительно, не правда ли?! Воистину, враг разделяет, а Господь соединяет.

Господь сподобил нас жить в лукавое время, когда само слово стыд почти исчезло из употребления. А и, в самом деле, что сегодня стыдно? Только и слышишь отовсюду: «Бери от жизни всё!», «Ты лучший!», «Ты первый!»… А вот Господь наш говорит о противоположном, что станут «последние первыми» (Мф. 19, 30). А ведь ещё совсем недавно считалось стыдным излишне нарядно одеваться в школу. Ведь рядом учились товарищи, не имеющие возможности это себе позволить. А ещё приносить с рынка продукты в открытом виде, надеюсь, вы догадались почему. И ещё многое, многое другое...

Вот и получается, что стыд, смрад, мразь – это всё об аде, о том жутком месте вдали от Христа, богооставленность, уготованная для тех несчастных, что так и не сумели преодолеть собственного окаянства – полного отсутствия покаяния, того самого иудина греха. Там же, где Господь, не может быть ни зловония, ни холода, ни мрака. Ведь по слову святого апостола Иоанна: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви, пребывает в Боге» (1 Ин. 4, 16).

А между тем, Церковь наша знает великую тайну о двух смертях, точнее, о двух её разновидностях. Наиболее распространённая – это именно та, которая так хорошо знакома всем нам, и печальным итогом которой есть смердение. Удивительно глубоко и полно изложено об этом в замечательной повести «Архиерей» иеромонаха Тихона, написанной в начале прошлого века, не только не потерявшей за это время своей актуальности, но только приобретшей её. Вслушаемся, какие удивительные, какие таинственные слова о смерти произнёс когда-то святой апостол Павел: «Ибо для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение. Если же жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать. Влечёт меня то и другое; имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше; а оставаться во плоти нужнее для вас» (Флп. 21-25).

В течение целой череды веков христианские паломники припадают к святым мощам тех, кто сподобился – как небесной награды за духовные подвиги – по окончании земной жизни успения, и когда в раке мы можем порой лицезреть, по сути, уснувшего человека. Более того, учёные неоднократно замеряют температуру их святых мощей (а так хочется назвать их телами) и диву даются, потому как она неизменно соответствует 36.6 – теплоте живого человеческого организма. А ещё они источают удивительное благоухание и истекают душистым многоцелебным миром. Когда-то, ещё юношей, встретил афоризм, поразивший меня, и по этой причине не мог не запомнить его: «О том, что он жил, узнали лишь из объявления о его смерти». Вот и получается, что если подлинная живость многих из нас, пока ещё топчущих землю, под большим вопросом, то эти святые живы в самом сокровенном смысле этого слова: богоносные отцы наши Александр Свирский, Спиридон Тримифунтский, Иов Почаевский…

Так уж получилось, что пишу эти строки на подмосковной даче, в самый день Праздника Успения Божией Матери. И дело даже не в том, что никому из нас и в голову не придёт считать или называть этот день, прости Господи, днём смерти Пречистой. Одна эта мысль кажется кощунственной, и это справедливо. Автор сейчас о другом: день окончания земной жизни Приснодевы только вдумаемся, нами празднуется… Воистину, «Царство Моё не от мира сего» (Ин. 18, 36).

Автора этих строк давно интересовало происхождение и смысл одного слова, светлого и радостного. И слово это – воскресение. Ни разу, ни в одной аудитории не услышал на свой вопрос сколько-нибудь внятного ответа. Правда, приходилось порой слышать, что воскресенье (неужели ж не понимаете?!) – это попросту выходной день. Вот так... Нелишне припомнить в этой связи и о том, что в своё время большевики даже пытались запретить, изъять воскресный день, эту «малую Пасху», как именуют его в Церкви, перекроив на свой лад Богоданную неделю. Как же обжигало это «архаичное» слово их пролетарский слух, «обновлённый» революцией! Только куда им… А ещё попытались обелить Иуду Искариота, воздвигнув в 20-е годы памятник омерзительному предателю, грозящему кулаками в небо, рядом со Свияжским монастырем, неподалёку от Казани…

А ведь слово это, согласитесь, из разряда ключевых, поскольку речь идёт о нашем с вами спасении. Подсказка была неожиданной и радостной. В «Слове о полку Игореве» читаем: «Игореве храброго полку не кресити». Чтобы понять смысл этой фразы, нужно раскрыть том Далева Словаря и прочесть о том, что «кресать» означало некогда «высекать огонь». А потому и слово воскресение, которым в языке нашем названо само чудо Воскресения Христа Спасителя из мертвых, есть некий таинственный божественный огонь, тепло и свет вопреки адским холоду и мраку. И опять, уже в который раз, это не только красивый поэтический образ, но и констатация непреложной истины, потрясающего научного факта!

Вспомним, одно из величайших чудес Православной веры, Туринская Плащаница, которую именуют ещё и Евангелием Страстей Господних, свидетельствует – по бесстрастному мнению учёных, обследовавших её – о необычайной силы и мощности вспышке, каком-то неимоверном выбросе таинственной энергии, в результате чего Тело, обёрнутое в неё, покинуло погребальные пелены самым непостижимым образом, не нарушая их, запечатлев напоследок на поверхности ткани в фотографическом негативе изображение Самого Господа. Таким образом, Плащаница стала свидетелем не только распятия и мук Господа, но и Его последующего Воскресения.

Вот что говорится об этом в материалах исследования Плащаницы: «В момент Воскресения эта энергия, как полагают учёные, наполнила тело Иисуса Христа, выступая за его границы, или окружила Его тело, повторяя его форму. Эта энергия Божьего действия, возможно, была подобной той, в которой являлась сила Божия, как мы читаем об этом в Ветхом Завете. Когда Бог выводил народ израильский из плена египетского, Он шел пред ним в столпе огненном. Когда Илия был вознесен на небо, Елисей увидел как бы огненную колесницу, которая подхватила Илию и понесла его. Плащаница, по-видимому, "говорит" нам, что Воскресение Иисуса Христа произошло в огненном теле Божественной силы и энергии, которое оставило ожог в виде нерукотворного образа на ткани Плащаницы. Таким образом, на Плащанице запечатлено не только тело Иисуса Христа, распятого и умершего на кресте, но Его Тело по Воскресении».

…Прошли дни Страстной Седмицы и все мы, православные христиане, «единым сердцем и едиными усты» воспоём стихиру Праздника Пасхи Христовой: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангелы поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити».

Христос Воскресе! Воистину Воскресе!

Василий Ирзабеков

Источник изображения: http://www.patriarchia.ru