Выборы

Ветер перемен предлагал новые возможности и неожиданные ресурсы, принуждал к новым проектам. Где-то в году восемьдесят девятом я признался своим близким: меня будто выстрелили из пушки, но сам не знаю, куда лечу. Впереди были большие политические перспективы, на которые я вышел вполне произвольно.

В восемьдесят девятом году в практическую политику уговорил меня пойти Володя Корсетов, мой друг. Он предложил выехать в лес и там очень конспиративно убеждал: «Нас задавят коммунисты, если мы не создадим политической защиты, поэтому тебе нужно идти в политику, баллотироваться в депутаты, а я буду контролировать наш общий бизнес». Я возразил, что впервые в жизни я делаю, что хочу, материально обеспечен, меня публикуют в эмигрантских и европейских изданиях. Пожаловался другу Глебу Анищенко о том, что задумал по поводу меня Корсетов. Выслушав, Глеб сказал, что Володя прав и нужно идти. Для меня это означало пожертвовать своим творчеством, завершением своих книг, хотя многое в политике в то время складывалось для меня удачно. Но я рассудил, что ситуация в стране требует временно пожертвовать своими жизненными интересами и сходить на фронт. Володя Корсетов призвал команду молодых людей, которые в предшествующих выборах сделали депутатом СССР Сергея Станкевича. Молодые люди устроили в моей квартире смотрины кандидата в кандидаты – и совсем молодой Артем Артёмов возгласил: он будет депутатом. Я решил, как Бог пошлёт. В первом туре чувствовал себя китайским болванчиком, которого приводили на собрания, а я проговаривал речи. Но когда победил с большим отрывом среди четырнадцати человек, каждый из которых социально был намного успешнее меня – прокурор, следователь, генеральный директор, инженер…, я загорелся, включился на полную и возглавил свою предвыборную кампанию, в метро многие часы подряд митинговал до хрипоты, отвечал на вопросы. (Несмотря на яркую успешную кампанию, вновь вернулись депрессивные состояния: всё же и эта шабашка была мне совершенно чужда. Душевную подавленность чувствовал все годы политической борьбы, которая не доставляла никакой радости. Приходил в себя только в редкие короткие моменты среди родных, близких друзей и книг). Включились и мои друзья: Гена Галкин декламировал актерским голосом в переходах метро свои импровизации: голосуйте за Аксючица, всё у вас получится! Чувствовал, что у многих моя позиция вызывает симпатию, но были и смешные провокации: на одой станции метро появлялись люди с плакатами: Аксючиц – сионист, собирается удрать в Израиль, на другой – Аксючиц антисемит, призывает к еврейским погромам. На следующий день плакатисты менялись местами.

Поскольку избрание для меня не было самоцелью, в предвыборных декларациях решил не оглядываться на тактические компромиссы и высказывался сполна. Поэтому и победил. В программных тезисах более всего использовал разработки Народно-трудового союза солидаристов (НТС).

Мои умонастроения и атмосферу времени передает интервью в популярном тогда независимом издании.

ПАНОРАМА № 4 (16) март 1990 год

ВИКТОР АКСЮЧИЦ:

«…Мы должны бороться за будущее наших детей»

ВИКТОР АКСЮЧИЦ – редактор христианского самиздатского журнала "ВЫБОР". В последние два года группа православных публицистов – авторов "Выбора" играет всё более заметную роль в культурной жизни Москвы. Для многих неожиданным было решение В. Аксючица баллотироваться в Верховный Совет России.

С Виктором Аксючицем беседует наш корреспондент ТАТЬЯНА ОРЛОВСКАЯ.

- Как произошёл Ваш выход из КПСС?

- Прежде всего, нужно начать с того, как произошел «вход». Я вступил в КПСС в Военно-Морском флоте и считал себя убежденным коммунистом. Но уже тогда, как я сейчас понимаю, мои взгляды были близки к еврокоммунистическим. Я понимал, что коммунизм у нас строится неправильно и горел желанием правильно его строить. Но для этого, естественно, нужно было изучить его теорию. Я поступил на рабфак философского факультета МГУ, и собирался учиться на отделении научного коммунизма.

В двадцать три года мне в руки стала попадать литература, о которой я до этого не подозревал, я стал стремительно менять взгляды. И проделал путь от марксизма к идеализму, от идеализма к христианству и православию за три года.

К третьему курсу я уже был убежденный христианин и, естественно, стал совершенно по-другому видеть мир вокруг себя. И оставшееся время в университете было для меня очень драматично из-за духовной раздвоенности. Внешне все протекало так же, как и раньше, то есть я был членом КПСС, мало того – меня на третьем курсе избрали секретарем партбюро студенческой организации, и каждый год затем переизбирали. Как я сейчас понимаю, только потому, что я проводил христианскую политику умиротворения. Парадоксально, три года подряд я грыз классиков марксизма-ленинизма и получал за это тройки и четверки, когда же мои взгляды изменились, и я перестал их грызть, то по марксистским предметам стал получать одни пятерки. Почему? Потому что я понял ключ этой идеологии и мог уже сам, как шелкопряд, плести все эти формулы и законы.

Затем, после окончания университета, кафедра и партком дружно рекомендовали меня в аспирантуру, куда я и поступил. Кстати, тема моего диплома была религиозной: «Проблема соотношения теологии и философии в неопротестантизме Пауля Тиллиха». Не успел я проучиться в аспирантуре несколько месяцев, как КГБ изъяло у меня библиотечку. Я тогда был инициатором нарождающегося религиозного самиздата в Москве, и сам собирал библиотеку богословской русской мысли и политической литературы, начиная с «Гулага» и кончая программами НТС.

Тогда для меня уже не было самоцелью закончить аспирантуру. Я считал: «Как Бог пошлёт. Нужно Ему, чтобы я окончил аспирантуру – я окончу, не нужно – буду отчислен». И меня это совершенно не волновало.

Меня отчислили. Я перестал ходить не только в аспирантуру, но и «в партию». Тогда «партия» стала ходить ко мне. Полгода меня уговаривали не выходить из КПСС. Сначала они прислали ко мне моих однокурсников. Они говорили: «Как же ты, пятерочник, талантливый философ, перечеркиваешь свою карьеру. Тебе нужно оставаться в партии, чтобы быть философом». Помню один разговор с моим приятелем. Он мне говорил: «Что ты делаешь? Ведь коммунизм – это надолго, по крайней мере – на нашу жизнь». А я ему отвечал: «Ты знаешь, по-моему, нет. И атеизм, и коммунизм скоро на нашей родине кончатся». Интересно, что он мне недавно позвонил и сказал: «Да, ты тогда был прав».

Самым интересным был последний визит. Есть такая организация – Партийная комиссия – бдительное око партии. В ней преимущественно состоят старые большевики, которые просматривают все персональные дела об исключении. Представитель этой комиссии, старушка-большевичка приходила ко мне домой, тоже уговаривала, но когда узнала, что я выхожу по религиозным убеждениям, уходя, прокричала, указывая на моих детей: «И всё-таки, они будут с нами». Полгода это длилось, и, наконец, я получил бумажку о том, что меня исключили.

- Я знаю, что Вы сначала решили бойкотировать выборы, а теперь выдвинули свою кандидатуру. Чем объясняется такое изменение позиции?

- Меня убедили баллотироваться друзья. Я им говорил: «Зачем вы меня гробите? Я и так уже занялся бизнесом, коммерцией, издательской деятельностью, тем, что мне внутренне чуждо. Я хочу быть философом, публицистом и только писать, и не заниматься ничем другим, а если я этим занимаюсь, то только для того, чтобы создать структуры, позволяющие творческим людям писать, публиковаться, и не хочу идти дальше этого, не хочу заниматься политикой». На это мои друзья сказали: «Если мы сейчас не начнём борьбу за власть, то через год мы не сможем заниматься ни философией, ни поэзией, ничем другим». И, в общем-то, они меня в этом убедили.

Я и мои друзья, единомышленники, стоящие на таких же позициях, идём на это, как на крест, совершенно внутренне не тяготея к этому, понимая, что сейчас должны бороться за своё будущее и за будущее своих детей. Положение действительно катастрофично. И каждый из нас должен проявить гражданскую ответственность и мужество.

- В Ваших статьях Вы часто пишете, что образ реального врага всех народов – денационализированный люмпен. Что Вы понимаете под этим словом? Разве наш общий враг не партийная аристократия?

- Кроме партийной аристократии, бюрократии, номенклатуры, есть ещё масса приводных ремней. Есть такое понятие – активисты. Сейчас их становится всё меньше и меньше, но раньше они играли огромную роль в укреплении режима. Это – комсомольские активисты, профсоюзные, просто проходимцы, которые рвались к партийному билету и которые крушили всё и всех вокруг себя. Чтобы стать партийным аристократом, нужно пройти длинный путь, который достаточно труден и кровав. На этот путь встают люди, которые вырываются из органичного национально-культурного уклада. Поэтому я называю этих субъектов денационализированными. Эти люди существуют в отрыве от национальной культуры. Они противопоставляют себя ей и тратят всю свою энергию, чтобы разрушить и историческую память, и историческую традицию, и культуру своего народа. Их сознание, их позиция денационализирована. И крестьяне, и рабочие, и интеллигенция связаны с миром, с природой, с социумом органично, а эти элементы выпадают из социальной органики и создают асоциальную структуру. Поэтому я называю их люмпеном, то есть асоциальным элементом, они спаиваются в единое целое на основе идеологии разрушения, смерти, небытия.

- Я согласна с Вашей мыслью о том, что революция 1917 г. – это явление, которое было чисто механически перенесено из западно-европейской теории в нашу российскую жизнь. Вы считаете, что теории «западников» так же неестественны, как этот эксперимент. Вы часто употребляете слова «всё органично русское». Не могли бы Вы развернуть эту цитату?

- Прежде всего – это тысячелетняя православная русская культура, которой совершенно лишен наш народ. Это – церковная, обрядовая культура, семейно-бытовой уклад, который был выпестован ею. Это – катехизаторская, богословская мысль, которая издается гомеопатическими дозами, как говорил Сергей Сергеевич Аверинцев. Это общественно-политическая, экономическая русская мысль XIX-XX вв., которая абсолютно недоступна как массовому читателю, так и «прорабам перестройки», современным властителям умов. Существуют целые политические программы. Мы сейчас в Литве будем издавать программы Российских политических партий. Это же настоящая энциклопедия, и она тоже пока недоступна читателю.

А интеллектуально-религиозное движение, которое было выражено в сборнике «Вехи»: лучшие умы России выступили в этом сборнике и предрекли путь, которым пройдёт Россия. Они предсказали 1917 год. Они призывали интеллигенцию остановить это падение. Но никто не внял, падение произошло. Уже в 1918 г. они выпускают новый сборник «Из глубины». В нём они описывают, как Россия может выбраться из пропасти. Впечатление такое, будто этот сборник написан вчера, для нас, для современников. Там описывается то, что происходит сейчас с нами, с нашей страной, с нашим народом, и то, что будет происходить завтра, – духовное возрождение. Это – пророческая книга. Затем продолжение этой традиции современными авторами, сторонниками Солженицына, в сборнике «Из-под глыб». Мы хотели бы продолжить именно эту интеллектуально-культурную традицию: «Вехи» – «Из глубины» – «Из-под глыб» – «Выбор».

- Какие идеи «западников» Вам кажутся наиболее чужеродными?

- Не столько идеи, сколько (модное слово) менталитет – установка ума. Это – в принципе нежелание видеть историческую российскую органику. Они не хотят знать либеральных традиций России, не хотят на них опираться. Они принципиально не хотят знать историю России, они считают, что её просто нет.

- Вы считаете, что радикализм как «западников», так и «почвенников» проистекает из излишней секуляризации сознания?

- Да, и «западникам» это мешает правильно воспринимать Запад, глубинные ценности христианского либерализма. Что такое либеральная установка? Это – утверждение примата личности, личностного начала в бытии. С чего начинается американская Конституция? – «Все люди равны перед Богом». А личность несёт в себе божественное начало, поэтому она первенствует в бытии; эта ценность – самодостаточная и абсолютная. И отсюда уже следует вся остальная либеральная концепция культуры, экономики, социума. Но ведь эта истина привнесена впервые в жизнь христианством.

- Установка «почвенников» на «ленинские нормы» – это от незнания христианской этики?

- В общем, да. У них душа, в этом смысле, пуста. Они воспринимают традиционную культуру очень фрагментарно и схематично. Они не могут найти идеалы в истории России, а без них они не могут строить современность. Поэтому они и цепляются за ветхие марксистские догмы. Я думаю, – в этом внутренняя логика.

- Вы пишете, что многих религиозных деятелей шокирует развитие молодёжной рок-культуры. А как вы к этому относитесь?

- Я думаю, что всякий либерально настроенный человек должен исходить из очень простой истины, что нужно всем предоставить равные возможности для проявления. И все тогда встанет на свои места. Современное засилье рока – следствие цензуры. Я не против рока, я его сам люблю. Я воспитывался на песнях «битлов», люблю рок-оперу «Иисус Христос», многие современные вещи. Но всему должно быть своё место в иерархии культуры, в иерархии бытия, в иерархии жизни. Рок заполонил сейчас все экраны, потому что он менее опасен для идеологии и отвлекает духовные силы молодежи, музыку же христианских композиторов молодёжь слышит мало. Я являюсь спонсором христианского театра, который уже два года находится в постоянных гонениях, у них уже несколько раз отбирали помещение. Невозможно представить, чтобы так гоняли рок-группу.

- Какова Ваша позиция в национальном вопросе?

- Каждый народ должен суверенно решать эти вопросы. Я имею свою частную точку зрения на балтийские вопросы, но это лишь частная точка зрения, а решать должны они. Я им могу советовать, но не более того. Если они решат иначе, то это их право на ошибку.

Есть ещё один аспект у этой проблемы – моральный. В создании насильственного режима принимали участие все народы. Это не Российская империя, это идеологическая империя. Вина лежит на всех. Представьте себе, что вы живете в большой квартире, и жить вам больше негде, и вы убили своего соседа. Вы сможете жить дальше рядом с трупом? – Нет. Или даже, если вы его не убили, а просто не помогли вылечить. Сможете вы после этого жить в этой квартире? – Нет. Всё, квартира заражена, все будут умирать после этого. Ваш дом перестанет быть жилым. Мы все живём в одном доме. У нас одна судьба, одна вина.

- Какие силы в современном обществе Вы считаете решающими?

- Сейчас все ждут перемен. Ждут, что начнет разваливаться империя, причём с её национальных окраин. История показывает, что когда чего-то ждут, это происходит, но не тогда, когда ждут, а всегда неожиданно, и не оттуда, откуда ждут, а совсем с другой стороны. И когда начнутся массовые движения в столицах, где их никогда не было, и когда заговорит рабочий класс, который до сих пор молчал (он недавно заговорил в Воркуте, и как трезво!), тогда и появится настоящая решающая сила – массовое движение. Но массовое движение дестабилизирует обстановку, оно предъявляет спонтанные требования правительству. Здесь очень важна смыслообразующая роль политической и творческой интеллигенции, тех группировок, которые формулируют идеи, программу. Когда сольются два этих потока, произойдёт сдвиг исторических пластов.

- Вы настроены оптимистически?

- Да, безусловно, ведь вся история оптимистична.

- Каково Ваше участие в организации «Церковь и перестройка»?

- Организатор этого общества – священник Глеб Якунин. Я вхожу в инициативную группу. Широко это движение пока не сложилось, потому что церковная иерархия отторгает всякие изменения. В Совете по делам религий нам сказали, что из-за нас с владыками ссориться не будут. Церковная перестройка целиком зависит от государственной. Поэтому, я думаю, пришло время создавать христианские политические силы.

Изображение: кадр из фильма "Каждый о своем. Виктор Аксючиц", 1989.