Как сделать, чтобы взрослый, думающий и многодетный обыватель не просто отважился, а всей душой захотел прыгнуть с парашютом? И чтобы это был не просто сумасшедший одиночка, а несколько сот человек сразу? В обычной жизни представить себе такое совершенно невозможно. Но только не в русской армии. Не знаю, выдаю ли я сейчас страшный государственный секрет, главную военную тайну нашего ВДВ или нет, однако решается данная задача так.

...В Псковскую воздушно-десантную дивизию на трёхмесячные сборы переподготовки я угодил в 1980 году 27-летним женатым человеком и без пяти минут кандидатом наук. Забегая чуть вперёд, скажу, что явился я на эти сборы с военной специальностью «Переводчик арабского языка», а вышел оттуда командиром разведвзвода. Готовили нас для отправки то ли в Польшу, то ли в Афганистан, что явствовало из подписанного каждым курсантом добровольного обязательства «исполнить свой интернациональный долг» и набора экзотических языков, которыми почти в совершенстве владел личный состав сборов, а попросту мои товарищи по казарме — все люди солидные, с высшим образованием и в большинстве своём семейные.

Сборы выдались, мягко говоря, насыщенными. Мы бегали по псковским лесам, устанавливали мины-ловушки, катались под танками, из чего только не стреляли, преодолевали полосы разнообразных препятствий, занимались единоборствами и учились взрывать бетонные опоры мостов, корпели над картами и чертили виртуальные маршруты спецопераций, жевали осточертевшую перловку в столовой и за глаза поругивали «жестокое» начальство. О предстоящих прыжках, конечно, догадывались, но плотный, до минут расписанный график плюс надежда нарусское «авось Бог милует» как-то закрывали и отдаляли от нас эту неотвратимую, как оказалось, перспективу. Прыгать, понятное дело, никто из нас не рвался.

Примерно за восемь-девять дней до первого прыжка — тут я перехожу к изложению собственно тайны — в наши ежедневные упражнения, состоявшие из непрерывной беготни туда-сюда — даже в столовую приходилось трусить, а не шагать, как нормальные люди, — вклинилось новшество. В тридцатиградусную жару, на открытом плацу, по несколько часов в день нам было велено раскладывать и складывать парашют ПД-5. Разбившись на пары, мы сначала вытягивали из ранца шёлковое полотнище с двумя десятками длиннющих строп, аккуратно, под строгим взором инструктора расправляли его на раскалённом асфальте, а затем по команде «уложить» шаг за шагом укладывали «купол» обратно в ранец. Операция занимала с полчаса, не больше, и всё бы ничего, да только повторять её приходилось раз по десять на дню. Первый день «сборки-разборки» прошёл почти как праздник — с шуточками-прибауточками, прерываемыми разве что отрывистыми и не всегда печатными комментариями наших инструкторов. Второй и все последующие, посвящённые, как вы уже догадались, всё тому же нудному занятию, сопровождались уже не смешками, а всё более мрачным и напряжённым молчанием. Солнце выжгло из нас остатки юмора, а движения рук и ног, доведённые до автоматизма — глаза бы не смотрели на этот парашют! — со стороны напоминали, наверное, взмахи вёсел на римских галерах, движимых рабами.

К концу многодневной «каторги» усталость и напряжение в наших нестройных рядах достигли точки кипения. По рядам пошёл глухой ропот: когда же это кончится! Именно в этот иезуитски точно выверенный момент кто-то из начальства пустил слух, что после первого прыжка собирать и разбирать парашют больше не придётся. Коллектив сначала не поверил, но слух делал своё дело. Он посеял надежду, и, когда на исходе восьмого дня «каторги» командир сборов майор Жданеня громко объявил: «Завтра подъём в пять утра и выезд на аэродром для первого прыжка», — несколько сотен басовитых глоток, не сговариваясь, с неподдельным ликованием проревели «Ура!».

Как ни странно, в ту ночь всем спалось хорошо, и даже зябкий августовский утренний туман не омрачил общего приподнятого настроения. Мы успешно прыгнули с тренировочных Ан-2. Каждый пережил это событие по-своему, и почти никто не пошёл в «отказ». «Поле дураков» — так называлась площадка для приземления парашютистов в псковском районе Черехи — приняло в тот день три сотни новоиспечённых десантников. Так я узнал главную тайну ВДВ, обрёл новых друзей и, наверное, сделал очередной поворот на своём жизненном пути.