Одна добрая сельская матушка после Пасхи встречала своих городских внуков, тронутых интеллектуальным сомнением, строгим и веселым приветствием: «Христос еще как воскресе!». И они улыбались и забывали сомнения. Отчего-то я думал об этом «еще как!», вспоминая только отошедший Праздник Победы.

Для меня он начался 6 мая в Борках под Великими Луками, где 31 год назад последний лауреат Ленинской премии Иван Афанасьевич Васильев придумал Праздник фронтовой поэзии, скликая на него своих товарищей, святых «лейтенантов поэзии» Федора Сухова, Овидия Любовикова, Николая Старшинова. И вот никого из них уже нет, а Праздник светает и разгорается, как молодой день к полудню. И как-то особенно видно, что русское слово всё не снимает шинели и не оставляет оружия, потому что по первому зову трубы надо быть в Афганистане, Чечне, Луганске, потому что всё не кончается «смертный бой не ради славы, ради жизни на земле». И я смотрю на Празднике, как смолкают при том слове внуки и теснее прижимают их к себе бабушки и радуюсь единству их переживания.

А 9-го я смотрел и смотрел парад на Красной площади, вспоминая стихи Татьяны Глушковой, написанные в самый изломный час перестройки и только тоскующие по времени, когда «По Лучшей Площади пройдет Парад Победы, как в первый раз, как в незабвенный раз», слушал слово Президента, глядел, как он вместе с отцом на фотографии встает рядовым в «Бессмертный полк» и понимал улыбку старосты нашего храма, когда он показывал мне записки «о здравии», которые бабушки оставляли для завтрашней Литургии, прося батюшку помолиться о здравии «президента Владимира, президента Владимира, президента Владимира», чтобы у батюшки не было сомнений, какого Владимира хотят они укрепить своей молитвой. Ну, да ведь и то: что же мы церковные-то чины поминаем со «званием» («архимандрита Иоанна, иерея Николая»), а остальное человечество только именем – вот бабушки и восстанавливают «равновесие».

Но то, что они, зная правило поминания все-таки вставляют «президента» кажется мне добрым знаком любви и живого сознания единства. И двое батюшек, вечером, не сговариваясь, просят сказать ТАМ, что этот праздник пора внести в церковный календарь, чувствуя его «двунадесятую силу». А уже ночью звонит из Италии русский француз Пётр Чахотин, много сделавший для того, чтобы имя Святой Анастасии соединило народы Европы и России, радостно кричит через границы: «Вы поняли, что случилось сегодня? Мы опять народ. Я это чувствую здесь через телевизионное окошко и завидую, что вы видите это дома. Я с вами! Я с вами!»

Ну, значит, пришла пора искать громовое слово единства, которое имело бы евангельскую силу для всякого сердца и всякого языка. Год-то на дворе – «год литературы». Как не примерить Слово к Дню Победы. А у меня всё нейдет из памяти короткое стихотворение ярославского поэта Евгения Чеканова:

Что мне привиделось? Дым до небес,

Взорванный танк за горящею хатой,

Гёте со шмайссером наперевес

И Достоевский с последней гранатой.

Что мне послышалось? Крики вдали,

Плач матерей безутешный, как вьюга,

И шепоток, словно из-под земли:

« - Что же вы стали? Убейте друг друга!»

А? Видите этих великих художников слова и мыслителей? Слышите шепот: Что же вы стали?» И что прикажете делать? И я впервые думаю, как они соизмеряются – народ и язык. Одно ли они? Или слово живет отдельною жизнью и его не надо вставлять в исторические контексты. Может быть, мы задумаемся об этом в День Победы впервые. И не потому ли приехала Ангела Меркель и в плоти Джона Керри явился Барак Обама и они встретились там, в Сочи с Путиным. И слышали ли они этот шепот «что же вы стали?»

Нет, это был подлинно небывалый день. Восьмой день недели! И не был, а, слава Богу, длится и ширится.

Может быть, когда-нибудь с этого дня начнется новое летоисчисление?

Ведь пора бы уж человечеству и повзрослеть. Хотя бы вырасти до своего Слова.

Валентин Курбатов