Репин Илья Ефимович.Красные похороны. Эскиз. 1905-06. Фрагмент

Массовая идеологическая маниакальность была причиной глобальных потрясений ХХ века: коммунизм, фашизм, либерал-большевизм, терроризм... И ныне мы с болью и тревогой наблюдаем новые формы идейной маниакальности в Малороссии.

Психологические мотивы идеомании

В органичной жизни разум руководствуется нравственным чувством и совестью. Всё нравственное – разумно, всё подлинно разумное – нравственно. Вне совести сознание безответственно и, в конечном итоге, антиразумно. Духовно не укреплённый разум оказывается подверженным идеологизации и становится источником духовной болезни. Радикальные идеологии торжествуют во времена секуляризации совести, её обмирщения, отщепенства от религиозных источников жизни. Поражённая совесть не способна контролировать нравственное состояние человека. Тёмные влечения, прорываясь в сознание, кристаллизуются в идею, являющуюся рационализацией аффективных состояний. Формы маниакальности душевной (психического заболевания) и маниакальности идеологической (духовного заболевания) во многом схожи, ибо духовная болезнь тотально усугубляет все виды душевного расстройства. Формированию идеологического мифа (нечто рационально не объяснимое вполне, но благоговейно принимаемое в качестве безусловного авторитета) может способствовать невроз (болезненная форма неспособности человека справиться с требованиями жизни – бегство в болезнь), истерия (повышенная внушаемость, неспособность сознательно регулировать поведение), психопатия (патологическое нарушение эмоционально-волевой сферы), паранойя (бред преследования).

Идеологический комплекс (группа представлений, связанных единым аффектом) может вбирать вытеснение и преобразование агрессии, вражды к людям, к бытию, бессознательных суицидных (направленных к самоубийству) влечений. В идеологии множество «подпольных» страстей (мания величия, жажда власти, духовная гордыня) и страхов (страх жизни, страх смерти, страх свободы и ответственности) оформляются в идеи-фикции, или идеи-иллюзии. Идеологическая догма не осмысляет «подпольные» чувства, а рационально оформляет и легитимирует их разрушительный заряд. В свою очередь идеологические формулы апеллируют не к сознанию, а к бессознательному; они рассчитаны не на понимание, а на включение аффектов. Это сигналы к определённому поведению, раздражители, вызывающие не понимание, а условный рефлекс – ответную реакцию. В идейной одержимости сублимируются все психические патологии, поэтому среди идеологических вождей так много душевно больных, которые в идейной мании приобретают видимость психического оздоровления.

Дурное бессознательное отравляет сознание. Низменные, «подпольные» страсти создают свои фантасмагории (видения призраков, фантастических образов, галлюцинаций), искажающие восприятие реальности. «Когда человек стал одержим и допустил власть над собой болезненного самолюбия и честолюбия, зависти, ревности, сладострастия, болезненного эротизма, корыстолюбия, скупости, ненависти и жестокости, то он находится в мире фантазмов, и реальности не предстают уже ему в соответствии со структурой бытия. Всё оказывается отнесённым к той страсти, которой одержим человек и которая лишила его свободы духа… В то время как творческая фантазия созидательна и поднимает душу вверх, не отрицает и не извращает реальности, а преображает их и прибавляет к ним новые реальности, что есть путь возрастания бытия, фантазмы разрушительны по своим результатам, отрицают и извращают реальности и есть путь к небытию. Св. Афанасий Великий говорит, что зло есть фантазм. Творчески осуществляя Божий замысел о мире, продолжая миротворение, соучаствуя в деле Божием, человек устремлён к полноте бытия, фантазмы же заменяют Божий замысел о мире другим замыслом, который есть разложение бытия и есть отказ от соучастия в деле Божием, в продолжении миротворения» (Н.А. Бердяев).

Таким образом, состояние идеологической одержимости содержит два полюса: гипертрофированно рациональную формулу, провоцирующую предельно аффективное состояние, выплеск иррациональных стихий. «Странным образом идеи поступают на службу эгоцентрических инстинктов, и эгоцентрические инстинкты отдаются на службу попирающих человека идей… Всякая одержимость, низкой ли страстью или высокой идеей, означает утерю духовного центра человека» (Н.А. Бердяев). Поэтому слова для идеомана являются своего рода магическими заклинаниями, раскрепощающими демонические стихии. Его разум во власти мёртвых формул, разнуздывающих низменные инстинкты, его невозможно в чём-то рационально убедить. Ибо он не воспринимает слова в исходном смысле и реальном значении, а слышит квазисмыслы – мнимые, ложные смыслы. В этом смысле можно согласиться с Карлом Ясперсом, утверждающим, что идеология – это «мифотворчество, основывающееся на некоторых магических представлениях».

Идеология обращена не к конкретной личности, а к массам и к человеку масс. Она формирует коллективные психозы – состояния иллюзорного фантазирования, замутняющие разум и делающие человека одержимым экзальтированной восторженностью либо страхом, паникой, агрессией. Подобные состояния подавляют индивидуальность, душат проблески совести и сознания в атмосфере массового беснования. Любое идеологическое сообщение несёт аффект команды: экспроприация экспроприаторов, бей буржуев, ликвидация кулачества как класса… Эти заклинания рассчитаны на возбуждение звериных инстинктов, являются командой: у кого и что отнять, что разрушить и кого уничтожить. По мере ослабления идейной маниакальности императивы злой воли искусно зашифровываются, но их деструктивная сущность остаётся той же (красно-коричневые, коммуно-фашисты – противники реформ Ельцина-Гайдара должны были вызывать такую же ненависть в обществе, как и вредители, враги народа известных времён).

Экзальтированная идеологическая атмосфера провоцирует развитие своего рода мечтательной идиотии, формирует породу инициативных профанов, для которых коммунизм, например, является формой бреда. В старые добрые времена такого рода заумные чудаки реализовывались на уровне сапожника-звездочёта или земского врача-филозофа. В советское же время наиболее энергичным из недоумков был открыт путь в доктора и академики (наиболее характерный пример – академик Т.Д. Лысенко). Но мечтательность теоретиков марксизма-ленинизма не мешала большинству из них быть заплечных дел мастерами.

Шизофреническая разорванность сознания – неизменная характеристика идеомании. В состоянии одержимости остатки душевного здоровья ограждаются идеологической цензурой. Со временем раскол сознания становится более явным, формируется двоемыслие, цинизм – когда человек почти всё понимает, соответствующим образом оценивает, но, тем не мене, подчиняется идеологической установке и умудряется находить этому оправдание. По мере угасания идейных фобий (одержимости идеей, ввергающей в состояние ненависти, страха и агрессии) идеологемы из мобилизующих заклинаний превращаются в иллюзии и фикции. Последние становятся элементами условного этикета, церемониала, который служит формой выражения преданности, а также способом общения в решении практических проблем. Фикции – это чистая ложь, которую все сознают, но никто не решается разоблачить, в которую никто не верит, но все делают вид, что верят. Иллюзии же – искажённые представления о реально существующих явлениях, искренние заблуждения. Когда затухают инстинкты и аффекты, которые сплачивали и направляли массы, жрецы идеологии вынуждены заботиться о разумном обосновании и рациональном объяснении, апеллировать к рассудку, здравому смыслу. Когда истерические лозунги перестают действовать, открываются академии и институты марксизма-ленинизма. По мере ослабления практического влияния марксизма более громоздкой становилась система единственно верной научной теории.

Эта квазинаучность плетёт новые преграды на пути духовного исцеления. Грандиозная система иллюзий и фикций оказывается единственно доступной картиной мироздания и перекрывает путь к оздоровляющим духовным и интеллектуальным источникам. Формальный идеологический аппарат «совершенно неуловимыми путями плетёт в человеческом сознании тончайшую сеточку, в которой затем бьётся и трепещет зародившееся человеческое “Я”. И когда это “Я” созревает, бывает уже поздно. Оно оказывается плотно окутанным этой незримой сетью идеологии» (А.А. Зиновьев). Идеология искажает сознание, но её волево выбирает человек, отказавшийся от личной свободы и ответственности, отвергнувший образ Божий в себе.


Псевдорационализация

Идеологическая система является продуктом аберрации – отклонения, искажения сознания, сужения его объёма и содержания, болезненного сосредоточения на одной или нескольких идеях. Идея вырывается из органичного смыслового контекста и наделяется самодовлеющим значением. Тотальная фиксация сознания на частной идее лишает саму идею целостности и органичного содержания. Смысл и значение идеи абсолютизируется – наделяется неограниченным, безусловным значением и вместе с тем опошляется, ибо искажается её культурный контекст и разрушаются её логические связи. Вместе с тем, сверхпреувеличение значения частной идеи разрушает иерархию ценностей: низшее противоестественно возвышается, изначально высокое профанируется. Первоначальный смысл идеи неузнаваемо искажается. С разрушением оснований рушатся все критерии и обессмысливаются все смыслы. Значения слов в идеологических мифах чудовищно произвольны. Власть этих искажённых смыслов сверхъестественна. Люди видят реальность через призму идеологических знаков, обращаются к реальности для подтверждения идеологических смыслов. Система идей, отчужденных от собственного источника, претендующих на абсолютное значение и наделённых искажённым смыслом, – это система идеологии. «Идеологизмом я называю сам факт пленённости и одержимости сознания идеологией, сущность которой всегда в сочетании отвлеченной и утопической идейной схемы с абсолютной верой в её практическую “спасительность” и с фанатическим волевым подчинением ей действительности» (прот. Александр Шмеман).

Идеомания может зародиться от соблазнённости вполне благопристойной идеей, стремления утвердить её единственно верной, отдать себя ей в рабство. Так идеи из вспомогательных рациональных средств превращаются в идеи абсолютные, поставленные выше вечных ценностей, выше человека. Через призму идеологизированного сознания люди видятся капризно разнообразными, а идея – ясной, очевидной, гармоничной, люди – преходящи и ничтожны, а идеи – вечны и величественны. В подобном восприятии подавлено персоналистическое жизнеощущение, человека охватывает болезнь идеей, идеологическое безумие. «Все идеи обладают способностью превратиться в источник фанатического помешательства – идея Бога, идея нравственного совершенства, идея справедливости, идея любви, свободы, науки. И вот в этом случае живой Бог, живое совершенство, живая справедливость, любовь, свобода, наука исчезают, ибо всё живое существует лишь в полноте, в гармоническом соотношении частей в целом. Всякая ценность превращается в идола, делается ложью и неправдой» (Н.А. Бердяев). Если абстрактная идея Бога вытесняет восприятие Бога Живого, отвлечённая идея человека ставится выше живого человека, идеи свободы, равенства, братства ценятся более чем реальная свобода и суверенитет человека, – это идеологизация жизни. При идеологической одержимости разрушается органичный контакт с реальностями, предметы отчуждаются от человека выхолощенными идеями о них. Если идея Бога подменяет личное общение с Богом, то это означает идеологизирование религии. Когда догматическое добро вытесняет доброе отношение к людям и саму добродетель, идеологизируется нравственность.

В идеологии идея перестаёт быть мыслью Бога и человека о предмете, метафизической сущностью вещи, её прообразом. Идеологизированная идея – это дьявольская мысль, стремящаяся подменить подлинную природу вещи. Здесь идея из подлинно-сущего обращается в ложно-сущее, а «слова-понятия превращаются в слова-сигналы, слова-заклинания, слова-фальшивки» (Р.Н. Редлих). Можно говорить о сталинизме как о наиболее радикальной форме идеологии, где «высокое и святое используется для вымогательства, когда слово не раскрывает, а прикрывает смысл… Из высоких и светлых слов, означающих идеалы и ценности, сталинизм вынимает их душу и надевает их оболочку, как маску, прикрывающую часто вполне противоположный смысл» (Р.Н. Редлих). Задача идеологических фикций – опустошение смысла слова, подмена реальности, выражаемой словом. В мире идеологии «единство достигается не через полноту, а через всё большую ущербность… Душевная жизнь опрокидывается и фокусируется на одной точке, но точка та совсем не реально воспринимается… Маниакальная одержимость человека одной какой-нибудь идеей, которая есть самая распространённая форма нервного и душевного заболевания, есть ложное состояние сознания и исключительная фиксация на одном осознанном предмете. Болезнь, в сущности, происходит от ложной работы сознания над бессознательным» (Н.А. Бердяев).

Крайне рационалистическое мировоззрение рисует мироздание, человеческое общество и историю в виде механизмов, ибо только механизм может действовать в полном соответствии с рационалистическими формулами. В таком механизме человеку отводится роль детали – винтика, на что благоговейно и соглашается идеологический маньяк. Но поскольку само знание устройства этого механизма наделяет возможностью управлять им, винтик-идеоман начинает ощущать себя демиургом, способным своей волей влиять на «объективный» ход истории. Здесь рационалистическое самоумаление является обратной стороной титанической гордыни.

Рациональная идеологическая система апеллирует к низменным, демоническим пластам души, активизирует их системой провоцирующих и стимулирующих сигналов. Поэтому «обаяние» идеологических схем заужает сознание, подавляет нравственное чувство, вытесняет многие черты характера, примитивизирует эмоциональную и интеллектуальную жизнь человека. Уверовавший в истинность идеологических догм теряет чувство реальности, и потому он всегда фанатик – исступленно преданный чему-либо, при этом крайне нетерпимый ко всему иному. Всякая инаковость, непохожесть на идеологическую ирреальность воспринимается как измена должному, чуждое и враждебное. Сосуществования в идеологической сфере быть не может, допускается только единоприродное, всё прочее – «аномалия», подлежащая уничтожению: уничтожение классового врага, перековка…

«Фанатизм есть любопытное явление перерождения человеческой психики и злого перерождения под влиянием мотивов, которые сами по себе не могут быть названы злыми и связаны с бескорыстным увлечением идеей или каким-нибудь верованием. Фанатик всегда “идеалист” в том смысле, что идея для него выше человека, живого существа, и он готов насиловать, истязать, пытать и убивать людей во имя “идеи”, всё равно, будет ли это “идеей” Бога и теократии или справедливости и коммунистического строя. Фанатизм есть некоторое умопомешательство, порождённое неспособностью вместить полноту истины… Фанатик есть человек, неспособный вместить больше одной мысли, видящий всё по прямой линии и не поворачивающий головы, чтобы увидеть всю сложность и многообразие Божьего мира. Фанатик не видит человека и не интересуется человеком, он видит лишь идею и интересуется лишь идеей… Фанатизм всегда вытесняет одной идеей все другие идеи, то есть грешит против полноты жизни» (Н.A. Бердяев).

Гармоничное целостное восприятие реальности разрушается при фиксации сознания на частном аспекте. Фиктивная идея заменяет полноту реальности. Религиозные, политические или националистические фанатики являются по существу идеоманами. Человек свободен и целен, когда он предстоит перед Богом Живым и Личным, он превращается в фанатика, когда отдаётся во власть частной идеи. Для фанатика идеи Бога живой Богу перестаёт существовать. Нередко вместо религиозного обращения происходит смена предмета фанатизма – смена идеологии.

Все социальные идеомании утопичны, то есть не только не соответствуют историческим реальностям, но агрессивно нацелены на переделку реальности по заданной идеологеме. «Все большие революции доказывают, что именно радикальные утопии реализуются, более же умеренные идеологии, которые казались более реалистическими и практическими, низвергаются и не играют никакой роли… Осуществление утопий было так же неудачей и вело, в конце концов, к строю, который не соответствовал замыслу утопий… Но в утопии есть динамическая сила, она концентрирует и напрягает энергию борьбы в разгаре борьбы… Утопия всегда заключает в себе замысел целостного, тоталитарного устроения жизни. По сравнению с утопией другие теории и направления оказываются частичными и потому менее вдохновляющими. В этом притягательность утопий и в этом опасность рабства, которое она несёт с собой» (Н.А. Бердяев). Утопии являют собой тотальную одержимость частными аспектами существования, которые навязываются с демонической динамической силой и энергией борьбы разрушения Божьего творения.

Таким образом, в идеомании всегда наличествуют две составляющие. С одной стороны, гиперрационализация – абсолютизация определённого набора идей, своего рода обвал в сознании («вскипевший» разум – кипит наш разум возмущённый). С другой стороны, предельная аффективность, выплеск подпольных стихий. Два полюса идеологии создают в обществе поле одержимости. Как слепые человеческие действия в природном мире неотвратимо возвращаются бедствием, так и порочная игра воли и ума концентрирует ложные смыслы, которые затем насильственно внедряются в души новых поколений и отзываются идеологическим мором. Не случайно в XX век величайших технических возможностей, век информационной цивилизации – широкого доступа к достижениям многих поколений, век обострения унаследованных проблем и нарождения невиданных ранее, именно в век итогов духовные болезни стали более распространёнными и гибельными, чем болезни тела и души. Кажется, что сам дух зла двигал событиями. Мы были очевидцами, как молниеносно распространяются идеологические поветрия, насколько глубоко они поражают различные исторические ареалы, какие невиданные жертвы влекут за собой и как болезненно долог и многотруден период выздоровления.

Виктор Аксючиц, философ, член Политического Совета партия "Родина"