15 мая 2012 г. в Краснодаре с громким скандалом открылась выставка М.Гельмана, посвященная «вариациям» на темы христианских символов и евангельских сюжетов.  Протестовать против выставки собрались православные, считающие ее оскорбительной, и один православный священник даже плюнул в лицо Гельману. Сюжет этот разошелся по всем информационным каналам и вызвал мощный всплеск возмущения либеральной журналистики и внимающей ей либеральной интеллигенции против «мракобесия» и «средневековой дикости».

Это хорошо срежиссированное событие можно рассматривать с разных точек зрения. Во-первых, как провокацию политическую, ставящую целью поставить в неудобное положение краевую власть, известную своим консерватизмом в сфере культуры и приверженностью традиционным ценностям, что давно раздражает значительную часть носителей раскрепощенного либерального сознания. Во-вторых, как провокацию социальную, стремящуюся расколоть кубанскую (и не только) общественность на отсталых «мракобесов» и продвинутых «толерантных», разделить «дикость» и «современность». В-третьих, как провокацию культурную, направленную на разрушение в общественном сознании традиционных ценностей.

Если первый и второй аспекты  - это поле серьезной и ответственной (а не истеричной, как пока получается) политической журналистики, то нас в данном случае интересует собственно культурологическая составляющая этой провокации. Попробуем спокойно и взвешенно понять, что же именно вызвало столь бурную реакцию не только православной общественности, но и известного в Краснодаре священника-ученого, кандидата педагогических наук и автора многих работ по проблемам современной педагогики и культуры.

1. О месте и роли интеллигенции

Давайте зададимся вопросом: чем по-существу занимается любой художник (в том числе писатель, поэт, вообще деятель искусства), претендующий на некое социальное и творческое признание?

Традиционная (религиозная) культура дала классический ответ: служит Истине, Добру и Красоте. Для традиционного сознания Истина не только прекрасна сама по себе, но и полезна для человека, ибо позволяет определить истинные (благие и красивые) принципы жизнеустройства. Таким образом, историческая и социальная миссия творческой интеллигенции проста и величественна. Она состоит в воспроизводстве смыслов. Общество ведь нуждается в двух видах пищи – материальной и духовной. И если задача класса менеджеров и предпринимателей заключается в воспроизводстве пищи материальной, задача класса «силовиков» - в обеспечении материальной (физической) безопасности, то задача интеллигенции – воспроизводство пищи духовной и обеспечение безопасности духовной. На практике это означает нахождение правильных символов (слов и не только) для выражения правильных идей.

«Что такое «правильные идеи?», - спросит просвещенный читатель – «Разве можно делить идеи на правильные и неправильные?!». Можно! Правильные идеи в любом обществе – это те, которые выражают с одной стороны общечеловеческие смыслы (Милосердие, Правда, Долг, Верность и др.), а с другой  - отражают специфические смыслы конкретной культуры. Такие идеи прекрасны и необходимы обществу: богатство и разнообразие национальных культур в них объединяется общечеловеческим содержанием ключевых ценностей.

И универсальные и национально-культурные смыслы выражаются с помощью  различных символов (слов, картин, звуков музыки) и языков (литературы, музыки, живописи и т.д.). Так творятся великие произведения культуры, воспламеняющие сердца и вдохновляющие умы современников и потомков. Но любые символы неизбежно стареют: слова, музыка и картины становятся привычными, приедаются, перестают будить ум и сердце, и тогда смыслы уходят. Таково свойство человека – привычка лишает даже великие символы их силы. И тогда возникает соблазн Сомнения - Истина становиться туманной, неоднозначной и все большее количество людей всерьез повторяют скептический вопрос Пилата: «Что есть истина?».

В такие моменты на исторической сцене культуры всегда появляется множество авантюристов, провозглашающих «смерть старого мира», отрицающих вечные ценности и соблазняющих общество сломанными табу. ХХ век дал тому множество примеров - от лозунга русского футуризма: «Сбросим Пушкина, Достоевского и Толстого с парохода современности», до лозунга американской контр-культуры: «секс, наркотики и рок-н-ролл». В такие моменты и проявляется великая историческая миссия интеллигенции – найти новые символы для вечных смыслов, вернуть культуру в лоно общечеловеческих и национальных ценностей, донести до людей Правду на понятном им языке. Если не удается  это совмещение общечеловеческого и национального, то народ (нация, культура) погибает. При этом население вполне может остаться, но оно, утрачивая историческую память, превращается «просто в людей», чье поведение направляется уже не столько ценностями, сколько интересами.  Для которых понятия «патриотизм», «религия», «культурные корни» становятся синонимами слова «благополучия». «Родина там, где ниже налоги» - вот кредо такого исторически кастрированного сознания.

2. Некоторые тенденции в современном искусстве

Европейский Ренессанс и русский Серебряный век (который и был фактически нашим запоздавшим Ренессансом) принесли иное понимание творческой миссии интеллигенции. Его можно определить, как служение Красоте, разделенной с Истиной и Добром. Истина превосходит человека и требует смирения. Истину человек не может создать, он ее лишь открывает. Красота же влечет и восхищает, и самое главное, Красоту человек может создавать благодаря имеющимся у него творческим способностям. Создавая ее, он ощущает себя Творцом. Именно с этим связана авангардная роль живописи в культуре Ренессанса.

Красота объявляется безусловно доброй и истинной, эстетические (а не нравственные) достоинства произведений становятся главным критерием их ценности. Осознание того, что Красота, оторванная от Истины, может быть и злой и порочной пришло значительно позднее. Эстетизация порока стала тем временем модной темой в искусстве. Если первые грубоватые попытки были связаны еще с творчеством Боккаччо и Рабле, то Набоков с его «Лолитой» куда тоньше и изящнее. Дело в том, что художник, чувствующий себя свободным от всяческих «пут» (религиозных, нравственных) Творцом, неизбежно будет стремиться к максимальному самовыражению, в том числе выражению своей психопатологии, столь нередкой у любого человека. Вот ведь пугающая сила Красоты: расскажи сюжет «Лолиты» обычный человек  - и это готовый материал для уголовного дела, но когда то же самое делает гениальный художник (каким, безусловно, является Набоков) – это Искусство, неподсудное «отсталому» сознанию ревнителя традиционных ценностей.

Однако, настоящее нравственное, а потом и эстетическое бедствие началось, когда эти веяния соединились с индустрией массовой культуры. Вообще, люди, относящие себя к интеллигенции  традиционно с недоверием и скептицизмом относились к массовому искусству, часто низводящему драматичность и сложность человеческого бытия до уровня развлекательного зрелища. Традиционным «противоядием» считались классическая литература и лучшие достижения театрального и киноискусства, служащие образцами для различение высокого и низкого, нравственного и безнравственного, красивого и безобразного.

Однако в последние десятилетия в поле высокой интеллектуальной культуры проявилась пугающая тенденция отказа от традиционных представлений о Добре и Зле, Низком и Высоком в пользу различных «интерпретаций». Все большее число ученых, философов и деятелей культуры становятся приверженцами философии постмодернизма, согласно которой любые ценности, утверждения и оценки – относительны и не могут претендовать на статус истинности, но представляют собой лишь одно из возможных «видений». Эта философия позволяет оправдывать любые конвульсии «творческого» сознания, невзирая на их реальную эстетическую и нравственную ценность. «Художник имеет право», он «так видит» - ведь все относительно… Такая ситуация в теории искусства обернулась раем для различного рода «непризнанных гениев» (или попросту бездарностей), дельцов от искусства и художников с деформированной психикой. Исчезла необходимость зарабатывать признание напряженным и самоотверженным служением. Предназначение художника - выражение подлинных смыслов – сменилось само-выражением.

К этим процессам активно подключился рынок. Культурные продукты  - картины, фильмы, книги, музыка – в современном обществе являются товаром, который необходимо продать. Рынок принес новое понимание миссии художника – удовлетворение спроса, «оказание эстетических услуг». Главным критерием ценности произведения становится спрос и цена. И потребителя буквально завалили «культурной продукцией». А затем включились законы маркетинга. На рынке ведь продают то, что легче продать, а пресыщенному потребителю всегда легче продать то, что обещает новые, «щекочущие» удовольствия.  Самый эффективный и способ создать новую рыночную нишу в любом сегменте индустрии развлечений – разрушение табу,  накладываемых обществом. Это, во-первых, позволяет обогнать «узко мыслящих» конкурентов. Во-вторых - создает громкую рекламу – ведь любое нарушение устойчивых моральных, эстетических и религиозных норм создает скандал, представляющий собой бесплатную рекламу.  И эта реклама будет тем эффективней, чем более шокирующим будет это нарушение.

В результате псевдоискусство и псевдокультура стали активно самоутверждаться. Происходит это обычно «на костях» и за счет классического искусства и классической культуры. Псевдоискусство ополчилось на подлинные ценности, что и понятно  – любая ложь боится Истины и воюет с ней. 

3. Постмодернизм vs Классика или Гельман против Пушкина

Просвещенный читатель неизбежно задаст вопрос: «Так что вы предлагаете – запретить художникам выражать свои мысли? Ввести цензуру?». При этом от слова «цензура» веет чем-то холодным и тоталитарным.

Начнем с того, что цензура существует в любом обществе и любой культуре. Общество в лице экспертов и интеллектуалов всегда защищает значимые ценности и принципы. Вопрос в том какие это ценности и принципы. Существует иллюзия, что в либеральной культуре представители всех культурных групп имеют право на самовыражение. Это принципиально неверно. Часть смыслов допущена в публичное пространство, а часть нет. Например, идеология представителей сексуальных меньшинств, пропагандирующая однополую любовь стала достаточно «респектабельной» в Европе и США и активно присутствует в публичном пространстве: выставки, гей-парады и т.п. Но трудно представить, что где-нибудь на Западе разрешили бы православным и католикам провести публичную конференцию, посвященную, например, словам апостола Павла: «мужеложники Царства Небесного не наследуют».

Дело  в том, что современный либерализм бесконечно отдалился от классического либерализма, кредо которого выражалось фразой: «я глубоко не согласен с Вашими взглядами, но готов отдать жизнь за то, чтобы Вы могли их свободно выражать».  Такая позиция предполагает уважение к ценностям (справедливости, равенства, истины), что не нужно путать с уважением к пороку. Сколь ни либеральны были деятели Великой французской революции, у них вполне хватало нравственного чувства, чтобы заключить в тюрьму маркиза де Сада и запретить его произведения. Современный же либерализм, провозгласив свободу от нравственных ограничений, решительно занял сторону псевдокультуры и псевдоценностей в их борьбе против культуры подлинной.

Марат Гельман на фоне экспозиции Ильи Чичкана. Фото www.nashizdat.com

Сегодня на Западе кощунство в отношении традиционных вообще и религиозных ценностей, в частности, стало распространенным художественным приемом, достаточно вспомнить нашумевший фильм М.Скорцезе «Последнее искушение Христа». Однако фильм Скорцезе не более чем один из эпизодов в триумфальном распространении «шокового искусства». Один из представителей республиканской партии США, католик по вероисповеданию, П.Бьюккенен с возмущением приводит примеры кощунственных художественных акций в США: Картина «Писающий Христос» Андреаса Серрано представляет собой фотографию большого распятия, погруженного в урину; другой «художник» превратил алтарный образ Богородицы в окровавленный галстук и опубликовал фотографию себя самого с хлыстом, торчащим из анального отверстия; Бруклинский музей искусств представил выставку Рене Кокс «Тайная вечеря мамочки Йо», на одной из фотографий раздетая донага мисс Кокс изображала Христа, а ее чернокожие приятели – апостолов. И таких примеров – множество.

Однако вернемся к М.Гельману и его выставке. «Там нет ничего оскорбительного для верующих, это просто оригинальное видение священного Писания» - такую фразу мне не раз приходилось слышать от знакомых, посетивших скандальную выставку. Расчет был точным, и скандал создал громкую рекламу, на которую откликнулась в первую очередь интеллигенция – посмотреть, что же там такое и «увидеть все своими глазами».  Действительно, на первый взгляд «произведения» Гельмана гораздо нейтральнее примеров, приведенных выше. Но вся беда в том, что в отношении религиозных ценностей глаза людей неверующих часто бывают слепы. Им не хватает Любви. Поясним на примере: у вас есть фотографии любимых и близких людей – супруги(а), детей, родителей. И вдруг некий художник использует эти ваши любимые и неизвестно как к нему попавшие фотографии как материал для своих «инсталяций». Например сделает эффект рентгеновского просвечивания вашей мамы. Как вы на это отреагируете? Для всех нормальных людей ответ, думается, очевиден.

Так вот для верующих религиозные символы – крест, иконы – это гораздо большие ценности, чем фотографии близких. Так кто дал право вольно обращаться с ними? Почему бы Гельману не использовать в качестве материла для инсталляций фотографии жертв Холокоста? Кощунственно? А использовать для этого сюжеты Крестных страданий Спасителя и образов Святых – можно? Или одни ценности можно задевать, а другие – нет? Вы хотите, что бы люди уважали ваши взгляды – уважайте и их ценности. А если вам на их чувства плевать, потому, что они – «отсталые» и «не понимают», так не обижайтесь, если они назовут вас моральным уродом или плюнут вам в лицо. Это нормальная реакция на оскорбление святыни. «Никакого оскорбления святыни нет» - решительно заявляют сегодня –заметим - неверующие люди. Но может быть предоставить право судить об этом тем, чьи это святыни. Я, например, искренне считаю атеизм глубоким заблуждением, но вполне готов оставить это мнение при себе в тех или иных ситуациях, пока не трогают мои религиозные ценности.

Однажды, мне приходилось услышать мнение о том, что в выставке Гельмана «нет ничего страшного» от моих друзей-мусульман. Но когда я предложил представить, что вместо евангельских сюжетов Гельман использует сюжеты из жизни Пророка Мухаммеда, настроение стразу изменилось – «да, ты прав» - ответили эти глубоко религиозные ребята. Кстати, хотелось бы спросить у г-на Гельмана – отважился бы он приехать с выставкой инсталяций на темы исламской культуры, например, на Ближний Восток (в Саудовскую  Аравию, например) или, скажем, в Чечню?

Ничего общего с искусством в его классическом понимании выставка Гельмана не имеет. Это типичный шоу-бизнес, имеющий коммерческие и политические цели и вполне успешно их преследующий. Кредо настоящего искусства – гениально выраженное Пушкиным:  «глаголом жечь сердца людей», в лице Гельмана и иже с ними заменяется банальной историей про голого короля.

Однако это заставляет нас еще раз вспомнить о роли интеллигенции. Ибо именно ее представители – ученые, педагоги, деятели искусства и культуры – служат в подобных случаях лидерами мнений и формируют позицию зрителя и более того, формируют политику. 

4. Что делать? Снова о роли интеллектуалов

«Что делать?» – это отнюдь не риторический вопрос, традиционно волнующий русскую интеллигенцию.  Не ответив на него, мы оказываемся без точки опоры в ситуации «сомнения» культуры. Ответ на вызовы массовой культуры, утратившей различение Добра и Зла, может быть только один. Интеллектуалы должны вспомнить о своём долге демаркации границ, отделения высокого от низкого, белого от чёрного, должного от недолжного. О необходимости выносить оценки явлениям культуры и транслировать эти оценки. Делать границы яркими и четкими. И здесь необходимы смелость и честность. Смелость нужна, чтобы противостоять навязчивой интеллектуальной моде и сложившимся на её основе стереотипам массового сознания, чтобы критически оценивать гримасы постмодернистской эстетики, не боясь прослыть «консерваторами», «носителями тоталитарного мышления», «отсталыми», «несовременными» и «негибкими» и т.п. Часто к сожалению отсутствие смелости, боязнь занять непопулярную позицию (среди наших знакомых, коллег и т.д.), помноженные на неверие в возможность изменить мир к лучшему, не позволяют нам резко и определенно выступить в защиту подлинных ценностей и дать оправданно негативную оценку тем или иным явлениям культуры (выставкам, фильмам, телепрограммам, музыкальным произведениям, книгам, популярным героям и т.д.) Разумеется, критикуя, нужно осторожно и внимательно выбирать объекты для критики. Ведь часто новое кажется нам провокационным и опасным только потому, что оно новое. Здесь есть опасность неофобии – распространенной сегодня болезни боязни всего нового и современного и ретрофилии – идеализации всего старого. Это другая крайность. Мы должным отдавать себе отчёт в том,  что у каждого поколения свои герои. Давайте смотреть не на их внешний вид, а на то, какие ценности выражают и транслируют эти герои. При таком взгляде можно видеть, что современное искусство, несмотря ни на что порождает новых героев, несущих молодежи традиционные ценности. Другими словами, идеал борьбы за Справедливость может олицетворяться фигурой Робин Гуда, а может – образом одинокого борющегося с мафией полицейского. Опасность появляется тогда, когда преступник и бандит становится симпатичным парнем, а полицейский – неприятным типом (как в «Криминальном чтиве» или отечественной «Бригаде»). Происходит переворачивание ценностей с ног на голову и тут необходимо вмешиваться. Критическая роль интеллигенции – это всегда путь между Сциллой попустительства и Харибдой мизантропии.

Честность же нам нужна, прежде всего, в виде честности перед самими собой. Нужно внимательно присмотреться к себе и честно ответить на вопрос: а не стали ли мы уже сами жертвами «гедонистического сомнения»? Не начинаем ли мы в глубине души считать, что «всё относительно», что «для кого-то вершина поэзии – Пушкин, а кого-то блатные песни»? Если это так, то это страшно, потому что это внутренняя капитуляция. Капитуляция перед лицом торжествующей пошлости, низости и расчеловечивания. И есть веские основания полагать, что опасность такого внутреннего надлома, утраты границ, утраты веры в идеалы отнюдь не выдумана.

Однажды работая с группой учителей на курсах повышения квалификации, я заострил вопрос об относительности оценок, утверждая, что не существует объективных критериев для сравнивания поэзии А.С. Пушкина и Сергея Шнурова*. Самое удивительное и печальное заключалось в том, что все присутствующие с этим согласились. И были искренне удивлены, когда услышали, о существовании такого критерия, как выразительные возможности языка, задающие богатство (А.С. Пушкин) или бедность (С. Шнуров) описаний и интерпретаций окружающего мира и мира человеческих эмоций, чувств и смыслов. Чтоб избежать подобных ошибок, нам нужна честная рефлексия: сами-то мы верим в идеалы или уже привыкли к тому, что «всё относительно»?

По большому счёту от нас нужно совсем немного: а) дать истинную оценку ложным кумирам и идеалам и б) предъявить обществу истинные идеалы и истинных героев.

Сегодня интеллигенция должна вспомнить о своей исторической миссии – сохранении и защиты великих смыслов и ценностей родной и общечеловеческой культуры. Посмотрите –  мир стремительно погружается в нео-варварство, разрушая последние опоры классической христианской и исламской кульутры. Точкой невозврата можно считать кадры с телом настоящего героя Муаммара Каддафи в холодильнике и реакцию на них Х.Клинтон. Ее «Вау!» является приговором классической культуре, европейской в том числе. И реакция глобальных масс-медиа это подтверждает. Мир имеет дело с новыми гуннами, и они уже победили в головах многих. «А теперь мы идем к вам!»

И это вызов, прежде всего, для интеллигенции – ее задача найти символы, слова и образы, оживляющие истинные смыслы и ценности. Вспомним пушкинского пророка: «…глаголом жечь сердца людей». Найти эти горячие глаголы, способные разбудить и сплотить власть и народ – наша общая сегодня задача.

Темыр Хагуров,

доктор социологии,

профессор Кубанского государственного университета,

ведущий научный сотрудник Института социологии РАН