Митинг, организованный движением "Суть времени"

Размышления о старых граблях и новых вызовах или нужна ли нам теология освобождения?

Этот текст никоим образом не претендует на окончательность оценок и выводов, но ставит перед собой важную и непростую задачу – ответить на вопрос о возможных путях выстраивания отношений между движением «Суть времени» (самым, безусловно, ярким и подлинным политическим явлением последних 25 лет) и православной общественностью. Или точнее, между коммунизмом 2.0. (идеологической опорой «Сути времени») и Православием. Слава Богу, люди – и сутевцы, и православные – пока общий язык находят, идеям же найти его бывает сложнее.

Со стороны коммунистической определенные попытки ответить на этот вопрос делались (взять хотя бы 21-й номер газеты «Суть времени» от 21 марта с.г.). И спасибо движению и лично С.Е. Кургиняну за саму постановку вопроса. Но представляется необходимым изложить его видение и с православной стороны. Все последующие размышления можно рассматривать как рефлексию православного сторонника «Сути» на несколько событий: прошедшую в Краснодаре конференцию «Христианство и красный проект: исторические параллели и перспективы сотрудничества», в которой автор принимал участие, 21-й номер газеты «Суть времени» и реакцию участников сутевского интернет-форума на некоторые комментарии моих православных друзей. Предполагаю, что реакция на многие идеи этой статьи будет критической с обеих сторон, как коммунистической, так и православной, однако считаю необходимым их высказать хотя бы в качестве приглашения к диалогу.

Сначала уместно спросить: а почему вообще нужно проблематизировать отношения коммунизма и Православия? Неужели нельзя без этого? Тому есть два рода оснований: исторические и содержательно-догматические (можно назвать их метафизическими).

Во-первых, отношения православия и коммунизма проблематизированы исторически. У коммунистов и православных существуют счёты друг к другу. Начнем с претензий православных. Разве не было репрессий против Церкви? Разве не закрывались приходы? Разве не насаждался атеизм в качестве «единственно верного мировоззрения»? Было. Из песни слов не выкинешь. Да и не зачем, если мы хотим действительно понять, а не мифологизировать СССР и встретиться в СССР 2.0. Я очень люблю страну, в которой родился, люблю своё пионерское детство, но помню, что в нём были уроки атеизма. Репрессий уже, разумеется, не было, но некая неуютность у людей верующих несомненно была. Из опыта общения со многими православными коллегами и друзьями, вижу, что травматический исторический опыт в значительной степени отрицательно влияет на доверие к «Сути времени». Итак, преследования Церкви со стороны коммунизма были, в этом большая историческая вина коммунизма, и это требует особой деликатности по отношению к православным сегодня. Но о деликатности – чуть ниже.

Есть ли историческая вина православных? Конечно. Это вина за проспанную (если не сказать сильнее) Российскую империю. За вырождение веры в обрядоверие, приведшее к глубокому духовному кризису империи, за иссякание пастырского слова, за впадение пастырей в искушение сытостью и праздностью. За все то, что, в конечном счёте, привело к гниению и гибели всех подлинных начал жизни в империи. И справедливости ради скажем, что эта вина предшествовала вине коммунистической. И ради той же справедливости заметим, что сильнее всего голос обличения этой вины слышался изнутри самой Церкви. Два крупнейших русских святых XIX века – Святитель Игнатий Брянчанинов и Святитель Феофан Затворник огромную часть своих творений и писем посвятили вопросам кризиса веры, иссякания духовности, о котором оба буквально кричали. Глас вопиющих в пустыне? Нет же! Об этом же живописала классическая русская литература, один Н.С. Лесков с его «Соборянами» чего стоит. Не будем говорить о том, соответствовали ли православным нормам нечеловеческие условия жизни одних сословий и вопиющая роскошь других. Тут хоть Горького почитай, хоть статистику и земские справки того времени – волосы одинаково зашевелятся. Об этом очень полезно вспоминать любителям лубочных картинок про «благодатную жизнь до революции, уничтоженную большевиками».

Наконец, и коммунисты, и православные вместе согрешили против СССР. Первые, поскольку утратили веру и страсть к своим идеалам и стадно голосовали за Горбачёва, вторые поскольку, как метко сказал А.А. Зиновьев, «целились в коммунизм, а попали в Россию».

Здесь нужно хотя бы кратко коснуться вопроса об исторической особости России и русского[1] пути. Разумеется, в короткой статье ответить на него сколько-нибудь полно невозможно, но несколько принципиальных замечаний высказать стоит. Это необходимо для ответа на главный вопрос: в чём совпадают и в чём расходятся позиции православия и коммунизма.

Россию иногда называют Евразийской цивилизацией, подчеркивая, что она особым образом соединила в себе Европу и Азию. Это верно, но лишь отчасти. В собственно культурном плане, т.е. в том, что касается внутреннего содержания жизни (смыслов, ценностей и идеалов) Россия относится к восточной (византийской) ветви Средиземноморской цивилизации, построенной на соединении греко-римской Античности и христианства. Православие, воспринятое Россией у Византии и положенное в основание российской государственности в виде формулы «Москва – Третий Рим», во многом иначе, чем католицизм или протестантизм трактует вопросы духовной жизни. Но Россия и Запад имеют общий культурный корень: эстетические, интеллектуальные и духовные ценности, преломляемые и понимаемые, разумеется, зачастую по-разному. Другое дело Азия. От Азии Россия переняла многие политические и социальные формы, закрепившиеся в период монгольского владычества, но в ценностном и смысловом плане мы отличаемся от Азии гораздо сильнее, чем от Европы. И еще одно важное отличие и от Европы и от Азии. Будучи православной по духу культуры и политики, Россия сумела чудесным образом соединить в себе симфонию народов и религий.  Русский Ислам, как и русский буддизм вносили свои цветущие лепестки в российское соцветие народов и вер. Такого не знала Европа, рожавшая свой Модерн в пламени кровавых религиозных войн. Не знала и Азия, равнодушно взирающая на бесконечное множество любых богов.

Итак, своеобразие российской духовной культуры и той вести, которую несла миру Россия, связано с Православием.

Однако, вот парадокс, наиболее сильным наше влияние на мировую политику и культуру было в XIX-XX вв. – времени, казалось бы, «упадка» православной культуры. В XIX веке Россию настигает то, с чем Европа столкнулась одним-двумя столетиями раньше – секуляризация, обмирщение государственной и общественной жизни. Но у российской секуляризации есть принципиальное отличие от западной. Отличие, в котором в новейшее время и проявилась та особость нашего пути, которая позволяет России до сих пор и в нынешнем крайне тяжелом положении сохранять потенциал возрождения и глубокого влияния на судьбы мира. Когда в Европе, говоря словами Ф. Ницше, «Бог умер», то в качестве главного регулятора жизни на смену заповедям Божьим пришёл Закон. А на смену ценностям Царства Небесного – ценности комфорта и счастья. А главным условием достижения счастья и следования Закону стал Разум. Это – Европейский Модерн, дитя Возрождения и Просвещения, Реформации и борьбы за религиозную свободу, подчинившийся в итоге Его Величеству Рынку. Рыночные ценности комфорта и благополучия, успеха и богатства стали источником величия и слабости Запада. Запад уже в XIX веке стал стремительно терять метафизику – потребность сопричастности высшему, горнему миру.

Иное дело Россия. Когда живой голос Православия почти затих в мертвенной пышности формализованного культа, ни Закон, ни Разум, ни Комфорт не стали для России путеводной звездой. «И в этом все её беды», – восклицали наши западники и тогда, и сейчас. Не торопитесь, всё гораздо глубже. Народ, воспитанный Православием, хорошо понимал всю ограниченность этих новых блестящих западных богов: несовершенство и человекоугодливость Закона[2], суету и бессилие Разума перед конечными вопросами бытия[3] и, наконец, всю тщету Комфорта, который не мог спасти от Скуки и Тоски Смерти[4] безутешного одинокого человека. Ведущим регулятором жизни в России стала культура. Наш XIX век – век всемирного торжества величественной русской культуры во всех её сферах – музыке, балете, театре, живописи. А во главе всего этого великая русская классическая литература как авангард духовного и культурного развития страны. XIX век был веком Литературы. При этом литературу ни сами авторы, ни читатели не рассматривали как развлечение. Она была учебником жизни, а русские писатели – её учителями.  В то время как в Европе бурно развивались социология и психология, в России их развитие было весьма скромным. И это неудивительно, наша литература сумела соединить невозможное – художественные средства познания человеческой души с вполне научной глубиной и тщательностью этого познания. Пушкина, Достоевского, Тургенева, Толстого и других наших классиков изучают во всём мире, ибо трудно найти что-то более самобытное и не похожее на западные модели в мире культуры, чем наши классики.

Итак, в XIX веке русскую весть миру несла наша литература. Что это была за весть? Это был обмирщённый вариант Православия. Кто-то метко назвал русскую литературу религией второй заповеди – любви к ближнему. Когда мы вслед за европейцами потеряли Бога, у нас осталась любовь к ближнему (а не к себе любимому) и тоска по Богу. Эти два мотива – сострадание к человеку и тоска по высшему смыслу стали центральными для ВСЕХ наших классиков, исключая может быть, М.Ю. Лермонтова, которого не случайно называли русским Байроном.

Не может человек жить ради своего комфорта, и не должен равнодушно смотреть, когда ближнему плохо, а ближний – это всякий человек, ибо все мы люди – одна семья. Эту простую и великую мысль раз за разом, на разные лады повторяли все русские классики во всех сюжетах своих произведений. Именно этот колокол «разбудил Россию». С теми же вопросами, с какими русская интеллигенция читала «Бедные люди» и «Униженные и оскорбленные» Достоевского, она перешла к Марксу. И поняла его весьма по-своему, в духе Достоевского. Русский коммунизм – это потрясающий сплав православных корней, литературного содержания и воспитанных на этом народных чаяний, выраженный на марксистском языке. И русский коммунизм стал вслед за литературой русской вестью миру. И ведь мир слышал эту весть. Сейчас, когда революция 1917 года становится объектом ожесточенных идеологических атак, интересно посмотреть, какой её видела русская литература. Есть два полярных литературных «зеркала» русской революции. Одно из них – булгаковское «Собачье сердце», так полюбившееся нашей интеллигенции. М.А. Булгаков увидел в революции бунт быдла (Шариков, Швондер и иже) против культуры (профессор Преображенский). Что ж, подобное есть в любой революции, ибо она неизбежно поднимает со дна социальную муть. Скажем лишь, что Филипп Филиппыч Преображенский – это отнюдь не носитель русской культуры. Профессор – типичный западник, человек любящий Комфорт, зарабатывающий большие деньги косметическими операциями и абортами и отказывающий отдать одну комнату из семи для «уплотнения». Словно не зная, что в эти «уплотненные» комнаты людей переселяли из подвалов и бараков – вспомнил бы «Детей подземелья» Короленко или «Мальчика у Христа на елке» Достоевского. Для него этих детей подвалов просто не было. Ну, да Бог с ним, профессором. Всё-таки любимый герой многих.

Но есть у русской революции и другое «зеркало» – «Как закалялась сталь» Н.А. Островского. Павка Корчагин, вполне по-евангельски готовый в любой момент «положить душу свою» – это тот герой, которому народ поверил и пошёл за советской властью. Павка – человек мечты, русский человек, переставший быть лишним и радостно сгорающий в служении той мечте. О чём была эта мечта? Мечта, которую миру в политике рассказали Ленин и Сталин, а в литературе М.А. Шолохов и А.П. Гайдар, А.Р. Беляев и И.А. Ефремов. Мечта, в стремлении к которой вчерашние беспризорники колонии А.С. Макаренко, читая романы Горького, становились врачами и инженерами. Мечта, в схватке за которую мы жертвенно остановили фашизм. Эта была мечта все о том же - смысле и милосердии, о том, что можно построить такое общество, где люди будут любить и уважать друг друга и жить не ради чрева, а ради Духа. Общество, где свободное развитие каждого станет условием свободного развития всех. Как затаскали потом эту глубокую идею. Общество, где люди будут жить в скромных квартирах и ездить на общественном транспорте, но у них будут прекрасные школы, музеи и библиотеки и они будут там часто бывать. Общество, где уважают любой честный труд, и есть знатные крестьяне и рабочие, которые могут отдыхать на одних курортах с академиками и генералами. И такое общество было. Оно было очень несовершенным и имело множество недостатков. Но в нём знали, что человека надо уважать за его моральные и трудовые заслуги, а не за деньги. В этом обществе впервые человек поднялся в космос. В нём дети не боялись гулять вечером во дворе дома и мечтали стать космонавтами и учёными, а не телезвёздами и олигархами[5]. Это общество в какой-то момент утратило свою мечту. Об этом много и пронзительно писал В.Шукшин в своих коротких «деревенских» рассказах. Эта произошло не просто и не сразу, но произошло. Отчасти в этом виноваты его враги, отчасти оно само.  Но этого общества больше нет.

И если мы хотим его возродить, нам нужно помнить о граблях, на которые все мы – и православные, и коммунисты – каждый в своё время наступили. Помнить о граблях сытости и обрядоверия, с одной стороны, и нетерпимости, с другой. И, похоже, мы готовы дружно наступить на эти грабли снова. И связано это, прежде всего с вопросом о метафизике и с той пресловутой деликатностью, о которой мы уже говорили.

О метафизике. Она очень разная у коммунистов и у православных. И эти различия нужно видеть, понимать и уважать. И осознавать, что найти общую метафизическую платформу у нас не получится. У нас очень много общего, прежде всего в сфере политической борьбы и социального строительства. У нас общий враг – постмодернистская нечисть, стремящаяся расчеловечить и подчинить себе мир. У нас общий враг – регресс, прежде всего культурный, убивающий души наших детей. Кстати православным любителям рассуждать о возрождении духовности в России можно порекомендовать просто включить телевизор, или посмотреть, о чём пишут наши дети в социальных сетях, или поговорить с любым вменяемым учителем средней школы. Всем честным специалистам очевидно, что речь идет о национальной катастрофе.

У нас вполне может быть общий образ желаемого будущего. То, что капитализм – строй безжалостный и бесчеловечный, признают не только коммунисты и православные, но вся социально-ориентированная западная литература XVIII-XX вв. Построение справедливого общества на началах любви к ближнему, нормах традиционной морали и приоритете духовного над материальным – высокая цель, которая вполне может объединить и православных, и коммунистов. При одном условии. Если мы сразу и честно договоримся о том, что общей метафизики у нас быть не может.

Почему так категорично? Да потому, что категоричность и определённость – единственный способ сохранить честность и уважение друг к другу. Православная метафизика и философия истории глубоко, если не полярно различаются с метафизикой и философией истории коммунистической. И хилиазм, о котором так много было сказано сторонниками «Сути времени», православием всегда воспринимался как ересь – т.е. отклонение от истинного вероучения. Для православных Христос – Единственный Бог и Господь Искупитель, а Его пришествие – центральный и уникальный момент в истории. Для коммунистов же Христос – всего лишь выдающийся учитель нравственности и чуть ли не первый революционер, чьё пришествие, конечно важно, но оно уже в прошлом, и сопоставимо с революцией и Великой Отечественной войной. По крайней мере, нечто подобное мне приходилось слышать на упомянутой краснодарской конференции.

Друзья! Для православных никакие исторические события никогда не могут быть поставлены в один ряд с Рождеством и Искуплением. И видеть в Христе Че Гевару для православных – явная ересь, ибо «Царствие мое не от мира сего» (Ин., 18:36) и «Царствие Божье внутрь вас есть» (Лк., 17:21). Христос не был социальным реформатором. Позволю себе напомнить фрагмент из очень созвучного православию произведения К.С. Льюиса «Письма Баламута», в котором старый бес, наставляет молодого искусителя:

 «<…> твоя задача неизменна. Пусть он сочтёт патриотизм или пацифизм частью своей религии, а под влиянием партийного духа пусть отнесется к нему как к самой важной её части. Потом спокойно и постепенно подведи его к той стадии, когда религия просто станет частью "дела", а христианство он будет ценить главным образом за те блестящие доводы, которые можно надергать из его словаря, чтобы оправдать английские военные действия или же пацифизм. Не допускай одного, чтобы пациент рассматривал жизненные дела как материал для послушания Врагу. Если ты сделал мир целью, а веру – средством, человек уже почти в твоих руках и тут совершенно безразлично, какую цель он преследует. Если только митинги, брошюры, политические кампании, движения и дела значат для него больше, чем молитва, таинство и милосердие, – он наш. И чем больше он "религиозен" (в этом смысле), тем крепче мы его держим. Я мог бы показать тебе целую клетку таких у нас, внизу. Потешный уголок!».

Вообще всем желающим получить доступное и образное представление о православной и вообще христианской метафизике рекомендую перечитать «Письма Баламута».

Сказанное вполне позволяет выразить православное отношение к теологии освобождения. С точки зрения христианской догматики (не путайте с социальными последствиями) это искреннее, но печальное заблуждение. Опять резко? Цитирую Марию Рыжову (статья «Война за обездоленных» в № 21 газеты): «Приверженцы теологии освобождения заявили, что настоящий грех – это угнетение, эксплуатация и бедность. <…> огромное значение для теологов освобождения приобретает история. История – это процесс спасения человека через освобождение. <…> спасение души завершается на небесах, но начинается в земной жизни со сражения за справедливое устройство общество. Таким образом, сражение за земную справедливость – это еще и борьба за спасение души». Так вот с точки зрения православной (со всем уважением к другим точкам зрения), теологи освобождения просто перепутали социальное служение и спасение души. Вещи эти разноуровневые: социальное служение может служить спасению души, а может и наоборот. Всё зависит от внутренней мотивации служащего, чего в ней больше – любви к ближним или самомнения, которое, кстати, вовсе не исключает жертвенности. Вновь приходиться напоминать, что «Царство Божье внутрь вас есть» (Лк., 17:21). В отношении же истории христианство вообще и православие особенно исповедуют оптимистический пессимизм: земная история неизбежно закончится крахом, ибо рано или поздно «во многих оскудеет любовь» (Мф., 24:12) и они сами, добровольно пойдут за Антихристом в поисках хлеба, чудес и прочих благ. Променяют окончательно первородство на чечевичную похлебку и земная история закончится. Это делает христиан слабыми и бездейственными? Ничуть! Обязанность каждого христианина – деятельной любовью стараться преобразить мир вокруг себя в лучшую сторону. Напомню, что всё величественное здание европейской культуры стоит на фундаменте, заложенном такими вот «пессимистами». Христиане умеют жить, любить и творить перед вызовом неизбежного конца любых земных начинаний, поскольку верят в жизнь вечную. Но! Главное – это преображение себя, и… вот здесь начинаются сложности.  Как писал один величайших православных святых преподобный Пётр Дамаскин: «Первым признаком начинающегося здравия души является видение грехов своих, безчисленных как песок морской». Человек – говорит православие – должен осознать свою немощь в противостоянии страстям (прежде всего самомнению и гордыне), тогда он поймет, что ему нужен Спаситель, что сам он спастись не в силах. «Человекам это невозможно, Богу же всё возможно» (Мф.19,26). И только в этом состоянии смирения человек может соединиться с Богом (который смиренно «стоит у дверей» нашего сердца) и спасти душу свою. Все мирские дела – есть лишь материал, на котором человек совершает дело спасения, борясь со страстями, либо подчиняясь им. Это противоречит антропологии коммунизма, не правда ли? Но может быть можно развивать христианскую догматику, следуя за современностью? Можно! Только это будет уже не православие. Кстати католики и протестанты давно вступили на этот сколький путь догматического обновления. Православие же держится за догматы своей веры, полагая их неизменными перед лицом любых исторических событий. Например, С.Е. Кургинян в одной из передач «Суть времени» говорил о кризисе богословия после Освенцима. Так вот этот кризис – католический и протестантский. У православного богословия никакого кризиса в этой связи не было и быть не могло. Святоотеческое учение о добре и зле вполне современно звучит и на фоне Освенцима, и на фоне любого другого катаклизма, включая неизбежный (с православной точки зрения) Армагеддон.

В силу сказанного (хотя всё сказанное – лишь очень схематичный набросок некоторых основ православного вероучения) становится понятно, что все разговоры о новой метафизике, «тёмной материи», «предвечной тьме» и тому подобных вещах вызывают одну вполне предсказуемую реакцию православных – вежливое отстранение. Так же, как и апелляции к идеям В.И. Вернадского, Н.Ф. Фёдорова и других русских космистов. Всё это не православная метафизика. И Бог с ней. Две метафизики – коммунизм 2.0. и Православие не смогут соединиться ни на началах равенства (получится химера), ни на подчинении коммунизма православию (это будет уже не коммунизм, а социальная концепция РПЦ), ни на подчинении православия коммунизму (это будет уже не Православие). Ну и пусть каждый останется при своём. В конце концов, у нас много общего: любовь к «отеческим гробам», мечта о России великой и неделимой, сохраняющей свое культурное своеобразие. Общие герои – от благоверных князей Александра Невского и Димитрия Донского, до Александра Матросова и революционного консерватора Сталина. Общее видение задач образования и вообще социального устройства страны. Но метафизики у нас будут разные. И в СССР 2.0 (дай нам Бог встречи в нём) православные будут играть роль консервативной оппозиции. Здесь, опять повторюсь, как и при любом соприкосновении разных религий и метафизик, нужна особая взаимная деликатность. И вот её, похоже, не всегда хватает.

Например, в статье «Новый народ» («Суть времени», № 21 от 21 марта), С.Е. Кургинян пишет о православных, которые отстаивая религиозные смыслы «боятся сложности и глубины». Такие, наверняка есть, но это далеко не все. Подлинно православная интеллигенция никакой сложности не боится, наоборот взыскует ее. Люди, любящие и с удовольствием читающие православных учёных А.Ф. Лосева, С.А. Аверинцева, Ю.Н. Давыдова, С.С. Хоружего, А.С. Панарина, О.И. Генисаретского любят простоту? Любители святоотеческого учения – любят простоту? Никого не желая обидеть, замечу, что и упомянутый в статье папа Григорий Великий, и томизм, и картезианство и теология освобождения – все они гораздо проще учения Восточных отцов Церкви – вдохновителей Вселенских Соборов, глубочайших интеллектуалов, философов и антропологов. Взгляд на православие как на простую религию не соответствует действительности и проистекает либо от недостаточного знакомства со святоотеческой интеллектуально-духовной традицией как первоисточником, либо от сознательного нежелания с ним знакомиться, что, разумеется, хуже.  

Простота же сама по себе не всегда плоха, если она сочетается с искренностью сердца, смирением и деятельной любовью к ближним. Поэтому мне ответ женщины Сергею Ервандовичу «Я в Христа верю, а не в Григория Великого» кажется вполне по-крестьянски (по-христиански) мудрым. Но нельзя, конечно не согласится, что сложность нужно осваивать, если мы хотим побеждать в интеллектуальных войнах XXI века. Просто у православных есть своя сложность, которая позволяет и понимать современность, и действовать в ней, отнюдь не исключающая владения интеллектуальным инструментарием и исторической школы Дильтея, и понимающей социологии, и психоанализа, и феноменологии, и герменевтики, и фрейдо-марксизма франкфуртцев, и много чего ещё.  При том, что в очень многих вещах православные читатели газеты с огромной благодарностью воспринимают сильные и глубокие тексты авторов «Сути времени», радуясь сложности, а не пасуя перед ней. Ещё и ещё раз взаимная деликатность – вот условие примирения православия и коммунизма. И в рамках этой деликатности хотелось бы маленьких и очень простых вещей: например написания слова «Бог» с большой буквы или упоминания в числе наших общих праздников, наряду с Днем Победы и 1-м Мая, Рождества Христова и Светлой Пасхи. Соответственно ответная деликатность должна заключатся в том, чтобы перестать употреблять идеологические штампы времен перестройки, типа «безбожная власть большевиков» или «кровавый тиран Сталин», когда мы вспоминаем великую и трагическую историю СССР.

Завершая, хочется ещё раз всех нас предостеречь от опасности наступить на старые грабли. Православных – от обрядоверия, от утраты Бога и деятельной любви, от неуважения к славным страницам советского прошлого. Коммунистов – от нетерпимости и стремления провозгласить «единственно верное учение». И тех и других – от той простоты, что «хуже воровства», которая мешает нам и помнить о различиях и осознавать их глубину, и одновременно глубоко уважать и любить друг друга и вместе бороться с постмодернисткой нечистью и служить великой России. И дай Бог, до встречи в СССР!

Темыр Хагуров

Источник изображения: Сайт Успенской церкви, усадьба Демьяново, г. Клин.