Иллюстрация к поэме А.С. Пушкина "Песнь о вещем Олеге". 1899.

Героику забывают. Хотя страна наша и в последние 20 лет вынуждена вести войны – как на поле боя, так и на поле пропаганды. Если бы в школах появлялись спецкурсы и факультативы, посвящённые изучению русской поэтической героики – насколько полнее стало бы наше литературное образование! А ведь школьники – особенно мальчишки – с младших классов тянутся к героике, она им интересна, эмоционально ясна – это закон психологии. Героический эпос – детство любой литературы – заманчив для школьника. Мы теряем возможность накрепко заинтересовать школьника литературой, не допуская широкого проникновения в школьную программу русской поэтической героики от былин до Симонова, Твардовского и Юрия Кузнецова. Н.В.Гоголь в «Выбранных местах из переписки с друзьями», рассуждая о существе поэзии, ставит героику на вершину этической иерархии. Поэзия восхищает Гоголя как литературное пространство, в котором проявляется единство народа и государства. Думаю, это применимо не только для монархии. Нуждаемся же мы в гражданской молитве – в государственном гимне? Убеждён, что не менее важен для нас и героический эпос, и лирико-эпический жанр, расцветший в русской литературе, как нигде. 

В последнее время мне несколько раз попадались проекты новейших учебников, где — и вовсе не случайно! — из этого ряда выпадала именно героика… Был юмор, было вдоволь экологического воспитания, присутствовали религиозные элементы, а героика показалась авторам излишней. С VI века до н.э., когда впервые была записана «Илиада», изучение героического эпоса стало основой гуманитарного образования в Древней Греции. Поэмы Гомера были мощным культурообразующим явлением — не зря традицию штудировать их в школах унаследовал великий Рим. А когда 20 лет назад в современной Греции отменили обязательное школьное изучение поэм Гомера, многие в Афинах заговорили о кризисе греческого народа, теряющего самоидентификацию. Вот нам и пример, что политика с её сиюминутной целесообразностью если и должна реформировать устоявшиеся культурные традиции, то с величайшей осторожностью. А в обиходе отечественной школы сокровенных культурных традиций немало. И некоторые из них в последнее время почему-то угодили в опалу. Я говорю о героике, о поэтизации подвига. 

Без героики — никуда в любом гуманитарном курсе. Литература, история, философия… Да и в рассказах о великих учёных-математиках, физиках и химиках элемент героизации необходим, как дрожжи в тесте. Героика пронизывает многие дисциплины, заставляя задумываться о целостном мире культуры. Вспоминается призыв Фёдора Глинки помнить о священной войне 1812 года, ибо «в ней заключаются примеры всех гражданских и воинских добродетелей. Итак, да будет история сей войны чистейшим приношением небесам, лучшим похвальным словом героям, наставницею полководцев, училищем народов и царей. Да узрит в ней любопытный взор отдалённого потомства, как в ясном зеркале, весь ряд чудесных событий, всё величие России...». Глинка был не одинок: слава 1812 года сформировала несколько поколений русских людей. Именно они, помня о Бородине и Париже, создали национальную оперу и симфонию, театр, архитектуру и живопись. Да и самобытная педагогическая мысль смелее развивалась по незаёмным направлениям во многом благодаря воспоминаниям о великой победе. 

Есть противоположные мнения о педагогических сверхзадачах уроков литературы. Разные концепции, разные идеологические ценности, разные задачи… Но без изучения героики учитель литературы не сможет решить ни одну из них. Как же быть с героикой? Нет, я не предлагаю создавать отдельную программу, посвящённую стихам «о доблестях, о подвигах, о славе». Но линия поэтической героики в школьной программе непременно должна прослеживаться от урока к уроку! Она возникает уже в начальной школе, когда среди первых стихов, западающих в детские души, должны быть стихи о Родине, о войне, богатырские былины, сюжетные баллады о подвигах.

Историко-литературный курс в школах начинается со «Слова о полку Игореве». Именно с Игоря и Ярославны мы приступаем к изучению истории русской литературы в хронологическом порядке. От этой традиции нельзя отказываться. В старших классах нужно изучать литературу именно в хронологическом порядке, в связке с историей Отечества. Порой нам предлагают перекроить школьную программу, заменить историю литературу литературоведением. Не думаю, что можно полюбить литературу, отталкиваясь от изучения жанров и тропов. Эти филологические упражнения чаще отпугивают юных читателей. А вот исторический контекст, осмысление причин и следствий в истории литературы – это сообразно духовным поискам юности. 

Многие из нас в числе сильнейших литературных впечатлений назовут «Песнь о Вещем Олеге» и «Полтаву» Пушкина, «Бородино» и «Мцыри» Лермонтова. К счастью, школа способствует всенародной славе этих шедевров русской героики. Столпами дореволюционных хрестоматий были патриотические стихи В.А. Жуковского («Народная песня о царе», «Певец во стане русских воинов», «Певец в Кремле») и А.Н. Майкова («Кто он?», «Емшан», «Сказание о 1812-м годе»). Сменилась идеология – и монархическая героика исчезла из школьного обихода. Их место занял Маяковский, а ещё – «Главная улица» Демьяна Бедного, яростно богоборческая «Смерть пионерки» Э. Багрицкого и «Ленин и печник» А.Т.Твардовского… Нужно заметить, что Твардовский и Майков обращались к одному старинному архетипу – встреча с таинственным незнакомцем, который неожиданно оказывается главой государства. У Майкова в стихотворении «Кто он?» школьники встречались с Петром Великим, а у Твардовского, вместе с печником, мы переносимся в подмосковные Горки и знакомимся с основателем советского государства. Оба стихотворения написаны талантливо, искусно, в них авторский голос сочетается со стилизацией народного сказа. Сегодня в школьной программе этих произведений нет. А ведь можно было бы завязать разговор о том, как из таких стихов вырастает государственнический миф. Меняются политические режимы, но стоит держава, и поэтические архетипы вечны. Распутывать вместе со школьниками этот узел смыслов, ассоциаций – занятие пользительное и азартное.

Вот А.Т.Твардовский пишет стихотворение «Москва» - пожалуй, одно из лучших военных стихотворений в истории русской поэзии. Думаю, если учитель расскажет, что за несколько лет до Твардовского схожие строки написал Л.Ошанин и они стали словами популярной песни «Ехал я из Берлина» - это обострит восприятие стихотворения. Ведь Твардовский сознательно использует популярный армейский мотив, в котором – дух Победы.

Слава Богу, у нас ещё есть истинно хрестоматийные стихи, известные миллионам – такие, как «Бородино». А некоторые стихотворения, не ставшие ещё хрестоматийными, должны войти в школьную программу и стать прописными, основополагающими для нас.

Знают ли школьники стихи Хомякова – шедевр героики, который способен впечатлять от юности до старости:

Подвиг есть и в сраженьи,

Подвиг есть и в борьбе.

Высший подвиг в терпеньи

Любви и мольбе.

Если сердце заныло

Перед злобой людской,

Иль насилье схватило

Тебя цепью стальной;

Если скорби земные

Жалом в душу впились, -

С верой доброй и смелой

Ты за подвиг берись:

Есть у подвига крылья,

И взлетишь ты на них…

Помогает ли наша школьная программа узнать эти стихи, сделать их хрестоматийными, азбучными? А ведь это необходимо. В последние годы я заметил, что студентам трудно понять святость Бориса и Глеба. Житие вызывает протест: почему они не спасали свою драгоценную жизнь? Почему не шли на спасительный компромисс? Почему, наконец, не устроили побоище в стиле американских (да и российских) кинобоевиков? Хомяковское восприятие подвига поможет ответить на такие вопросы.

Один из лучших московских учителей литературы до недавнего времени считал, что поэтическая формула «Мы так Вам верили, товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе» принадлежит перу Ю.Алешковского – автора песни «Товарищ Сталин, вы большой учёный…». А ведь Алешковский здесь цитирует Исаковского – и не какое-нибудь проходное стихотворение, а шедевр – «Оно пришло, не ожидая зова…». Это стихотворение пострадало от «борьбы с культом», выпало из обихода, а жаль.

Во многих замечательных русских стихах мы встречаем воспевание политической власти. Легче всего обвинить поэтов в придворной льстивости. Но это поверхностный взгляд на охранительство. Не только вольнолюбивые мотивы присущи шедеврам русской поэзии! Эпос учит нас уважению к политической власти. Именно об этом писал Д.С.Лихачёв: «Князь олицетворяет могущество и достоинство своей страны. «…» Идеал князя XI–XIII вв. был неотделим от идей патриотизма. Идеальный образ князя — такой, какой он рисовался летописцу, — был воплощением любви к Родине: к отчине, к Русской земле. Князь служит Русской земле, готов сложить за неё голову, готов со своею дружиною тотчас же выступить против её недругов, забыть свои обиды для того, чтобы «мстить обиды» Русской земли»[1]. Формула Лихачёва «князь и народ составляют единое целое»[2], напоминает позднейшее: «Народ и партия едины». В образе правителя, по давней отечественной традиции, соединяются чаяния и идеалы поколений. Об этом писал и Гоголь: «От множества гимнов и од царям поэзия наша, уже со времён Ломоносова и Державина, получила какое-то величественно-царственное выражение. Что их чувства искренни — об этом нечего и говорить. Только тот, кто наделен мелочным остроумием, способным на одни мгновенные, лёгкие соображенья, увидит здесь лесть и желанье получить что-нибудь, и такое соображенье оснует на каких-нибудь ничтожных и плохих одах тех же поэтов. Но тот, кто более, нежели остроумен, кто мудр, тот остановится перед теми одами Державина, где он очертывает властелину широкий круг его благотворных действий, где сам, со слезою на глазах, говорит ему о тех слезах, которые готовы заструиться из глаз, не только русских…». Охранительство сталкивается с вольнолюбием – и это очень современный конфликт, интересующий старшеклассников!

А какие споры могли бы состояться на уроке, где обсуждаются традиции русской классицистической оды, аукнувшиеся в ХХ веке! Когда в есенинской «Песни о великом походе» за спинами Ленина, Деникина, Корнилова и Троцкого вдруг появляется Пётр Великий – совсем как в одах Ломоносова, где в одном историческом и поэтическом времени действуют императрица Елизавета, тот же Пётр, Иван Великий… Можно потянуть за другую нить, вспомнить, как «туркестанские генералы» Гумилёва обернулись у Смелякова в «Командармами гражданской войны».

У Гумилёва:

Под смутный говор, стройный гам,

Сквозь мерное сверканье балов,

Так странно видеть по стенам

Высоких старых генералов.

У Смелякова:

Мне Красной Армии главкомы,

молодцеваты и бледны,

хоть понаслышке, но знакомы,

и не совсем со стороны.

Лучшей затравки для хорошего литературного разговора не найти.

Министерство образования в последние годы всерьёз вспомнило о патриотическом воспитании. Некоторые аспекты патриотического воспитания вызвали дискуссию аж на уровне высшего органа законодательной власти. Разумеется, уроки литературы не могут оставаться в стороне от этой большой воспитательной программы. Уверен, что путеводная нить поэтической героики здесь важнее любых теоретических концепций. Вспомним, например, о Ф.И.Тютчеве, чьи стихотворения о России называют пророческими. Поэт-мыслитель изучил многие закономерности нашей истории, проник в мир русских архетипов. Как актуальны его прозрения и даже мимолётные комментарии «на злобу дня», всегда остроумные и многозначные. Сегодня на наших глазах в городах России вырастают богатые кварталы – «элитные комплексы», сияющие евроремонтом. Какими невзрачными кажутся на их фоне спальные районы пятиэтажек! Но идиллию новоявленного потребительского рая способны разрушить давние строки Тютчева:

Куда сомнителен мне твой,

Святая Русь, прогресс житейский!

Была крестьянской ты избой –

Теперь ты сделалась лакейской.

Увидеть в фешенебельном быте дух лакейства, леность души – наверное, это долг совести во все времена. Православная душа Тютчева выбирает святую скудность.

К батальной героике Тютчев обращался нечасто. Куда больше в его наследии историософских стихотворных размышлений о предназначении России. Но одно из лучших в русской поэзии осмыслений 1812 года – тютчевский «Неман». Река, ставшая русским Рубиконом революционных войн. Великая Армия Наполеона идёт в Россию – двунадесять языков! Армия, привыкшая побеждать, верящая в авантюрный гений своего вождя. Но в схватке с Россией Великая Армия обречена на гибель. По ту сторону Немана не стяжать им славы победителей. Мгновение, остановленное Тютчевым, не предвещает поражения, но в напряжённом прибалтийском воздухе уже носятся видения будущих сражений:

И так победно шли полки,

Знамёна гордо развевались,

Струились молнией штыки,

И барабаны заливались…

Несметно было их число –

И в этом бесконечном строе

Едва ль десятое чело

Клеймо минуло роковое.

А написано это стихотворение в канун Крымской войны, когда напряжён был воздух над русским Чёрным морем, а кабинетные интриги предвещали новое кровопролитие. 

Патриотизм был главным принципом, которого требовали от читателя русские поэты, в чьем творчестве преобладали героические мотивы. Соответственно патриотическое чувство занимало центральное место и во всей первоначальной русской поэзии, находясь на вершине эстетической иерархии. Известно высказывание М. М. Хераскова: "Читатель! Ежели преходя все сии бедства нашего Отечества, сердце твое кровию не обливается, дух твой не возмутится и, наконец, в сладостный восторг не придет - не читай мою "Россияду" - она не для тебя писана - писана она для людей, умеющих чувствовать, любить свою Отчизну и дивиться знаменитым подвигам своих предков, безопасность и спокойство своему потомству доставивших". Знаменательная программа теоретика и практика героической поэмы. Поэт останавливает наше внимание на формировании среды читателей-патриотов, которые говорят с автором на одном языке и правильно понимают его героику. Поэт, герой и читатель в такой системе представляют единое целое, треугольник единомышленников, внутри которого и осуществляется рождение поэтической героики.

В 1996-м году тогдашний президент России Б.Н.Ельцин публично поручил своим тиунам и авгурам в сжатые сроки выработать национальную идею. Трудно представить, какой гомункулус родился бы в чиновничьих кабинетах, если бы поручения Ельцина не было принято игнорировать. Сработал закон Салтыкова-Щедрина: вздорность законов компенсируется их неисполнением. А ведь в России всегда существовала национальная, всенародная идея – идея Победы. Именно так, с большой буквы, следует писать это слово, за которым – рождение русской нации на Куликовом поле. И ничто не заменит этой сплачивающей идеи, благодаря которой в ХХ веке народы Советского Союза сумели одолеть противника, перед которым капитулировали все армии континентальной Европы. Мы привыкли считать Победу вполне логичным итогом великой войны, а ведь в истории не так много случаев успешного сопротивления инициативному и властному завоевателю. Это духовный подвиг невероятной силы.

У нас никогда не было и не будет иной всенародной идеи, кроме идеи подвига, победы. Школа является тем институтом, который вводит молодых граждан в мир нашего Отечества. И, чтобы этот мир продолжал своё существование, необходимо не прерывать традиций. Очень многое зависит от того, сумеем ли мы достойно представить на уроках истории и литературы глубины русской героики. Сумеем ли прикоснуться к ней, не отпугнём ли... Героика – это наши фольклорные корни. Она интересна, очень важна и для юности человечества, и для юности человека. И её вымарывают из школьной программы. Давно уже хотят перевести литературу и историю на язык иронии и сарказма – в таком культурном контексте молодым людям трудненько будет сделать шаг вверх по ступенькам интеллектуального и духовного развития.

Арсений Замостьянов

[1] Лихачёв Д.С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970. С. 48, 49.

 
[2] Там же. С. 39.

Источник изображения: www.liveinternet.ru