Часть 1   Часть 2   Часть 3   Часть 4   Часть 5   Часть 6

Хотелось бы еще раз вернуться к вопросу: почему западные финансовые и экономические теории и науки приобрели такую популярность в дореволюционной России?   Самая главная причина такой неразборчивости и некритического отношения к иноземным учениям – духовное оскудение русского народа, отход от церковной жизни и православия, заражение части народа (его аристократической верхушки, а затем и «образованных» слоев) агностицизмом[1],  атеизмом, материализмом. В сфере познавательной деятельности человека это неизбежно ведет к разъединению и последующему противопоставлению науки и религии. Меняются цели познавательной деятельности: вместо познания Истины – Бога, отягощенные материализмом ученые начинают заниматься частными вопросами, часто попадая в различные интеллектуальные тупики. Кроме того, центр тяжести перемещается на решение практических, сиюминутных задач; исследователь занимается «узким» вопросом и не в состоянии видеть мир в его целостности со всеми его сложными взаимосвязями между материальной и духовной сферами. Пораженный духом материализма исследователь добровольно отказывается от накопленного человечеством интеллектуального наследия на том основании, что оно создавалось «темными» и «невежественными» монахами и церковниками (заметим, что в так называемые Средние века научная жизнь в основном была сосредоточена в монастырях). 

Русский человек в своем отступлении от Бога отставал от европейца. Европейцы еще со времен Реформации и Просвещения стали создавать свою безбожную «науку». К моменту, когда русский человек стал превращаться в материалиста и атеиста, Запад уже успел  создать громадное количество разных теорий и «наук». Поэтому русские «образованные» люди с жадность набросились на всю кучу этого накопленного с 16-17 вв. хлама, который они по своей духовной слепоте приняли за истину.  Роясь в куче этого хлама, они нашли разные непонятные теории, касающиеся устройства общественной жизни, экономики, финансов. Не понимая, по крайней мере, двух простых истин.

Во-первых, те теории, которые создавались на Западе, могли оказаться совершенно не пригодными для России.  Различия были более чем очевидны: разная вера, разная культура, разный климат, разные природные условия и т.д. Недаром  мудрые люди в России говорили: «Что русскому человеку хорошо – то немцу смерть. И наоборот».

Во-вторых, те теории, которые приходили к нам с Запада вообще не имели никакого отношения к науке. Потому, что они призваны были не объяснять мир, а обосновывать и оправдывать  политику тех, кто эти теории заказывал. Да, да! Эти теории не были результатом свободного творческого поиска истины. Они представляли собой инструмент идеологии определенных групп интересов, которые рвались к власти или уже находились у руля власти. Особенно это касалось общественных «наук». Та же самая английская классическая политическая экономия находилась под сильным влиянием  Ост-Индской компании.  Давидом Риккардо, один из представителей английской политэкономии,  сам был  биржевым спекулянтом и был близок к Нотану Ротшильду (тому самому, с которого началось возвышение клана Ротшильдов). Да и Карла Маркса трудно назвать «независимым ученым»: слишком очевидно лукавство его «Капитала», который был на руку банкирам-ростовщикам. 

Из романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин» мы узнаем, что дворянская молодежь уже в начале 19 века активно интересовалась английской политической экономией. Строки о Е. Онегине:  "…бранил Гомера, Феокрита; // Зато читал Адама Смита // И был глубокий эконом. // И он умел судить о том, // Чем государство богатеет, // И чем живет, и почему // Не нужно золота ему, // Когда простой продукт имеет». 

Другой герой этого романа – Владимир Ленский - получил образование в Германии, откуда привез «учености плоды»:   «Он из Германии туманной // Привез учености плоды: // Вольнолюбивые мечты, // Дух пылкий и довольно странный, // Всегда восторженную речь. // И кудри черные до плеч».  Ленский   учился  в Гетгингенском университете — одном из самых либеральных в Европе - и поклонялся Канту, чья философия в официальных кругах России считалась опасной и вредной, враждебной христианству.  Ленский  многозначительно охарактеризован как «поклонник славы и свободы», его отличает  благородное «волненье бурных дум», ему свойственно «негодованье, сожаленье, ко благу пылкая любовь». Все это — иносказательное обозначение гражданских настроений, о которых в черновой редакции романа говорилось более откровенно: «Крикун, мятежник и поэт».

Наконец, вспомним Татьяну Ларину, которая зачитывалась французскими романами (хотя из всех героев романа, Татьяна по своему душевному устройству была ближе к русской культуре и народу, чем Онегин и Ленский).

При всех различиях в характерах, привычках, образовании Онегина и Ленского – они типичные представители  великосветского  дворянства своего времени, которые чужды русской культуре, православию, народу и которых объединяет преклонение перед западными теориями и науками, западной культурой и литературой, французским языком (который они знали лучше русского). 

         Постепенно  «профессиональная наука» стала появляться и в России – в основном на базе университетов.  Но это в подавляющем числе случаев было слепое и беспомощное подражание западной «науке». Были, конечно, в России самобытные мыслители (прежде всего славянофилы), но они были не в почете. Их голоса были слабо слышны на фоне голосов официальных профессоров. Голоса  таких «ученых»  материализовались  в  «научной» литературе,  которая  расходилась по России миллионными тиражами.  

         Конечно, наибольшим эпигонством отличались науки общественные и гуманитарные. Все они базировались на материализме и представлении о человеке как эгоистическом существе, homo economicus («человек экономический»), абстрагировались от наличия в человеке души и совести. На это обращали внимание славянофилы, ряд русских писателей, подвижники Церкви. Например, Святитель Феофан Затворник. Вот как описывают современные авторы отношение Святителя Феофана к тогдашней науке: «Святитель Феофан видел односторонность и ущербность современной науки в том, что она отвернулась от изучения духовных явлений в мире и человеке. Это попросту означало - исказить действительность, вырвать самую важную страницу из книги жизни. Особенно страдали от этого науки о человеке. В их выводах не могло быть и речи ни о какой справедливости и полноте знаний без ясного представления о внутренней жизни человека, о духовной стороне его естества. По мнению святителя Феофана, следовало одухотворить науку, привлечь её внимание к проявлениям духовности в человеке, а это значит, что она не должна противопоставлять себя вере и отталкивать её от себя, это значит, что они должны повернуться лицом друг к другу. Без этого в объяснении многих явлений наукам не избежать ошибок и упрощений, без этого они во многом останутся на уровне голых и абстрактных теорий»[2]. А теории, настаивает Феофан Затворник, следует отличать от подлинных фактов: «Теории - личное дело учащих; факты - общее достояние. Истинною настоящею теориею может быть только та, которая согласна с христианскими истинами»[3], ибо христианство открыло миру подлинное знание о явлениях духовной жизни человека, о её непреложных законах. Защищая смелость своих суждений, Феофан Затворник пишет, что «верующие имеют полное право втесняться с духовным в область вещественного, когда материалисты лезут со своею материею, без зазрения совести, в область духовного» тем более, что «материальное не может быть ни силою, ни целью»[4].

         Даже так называемые «естественные» науки были поставлены на службу атеизма и безбожия. А, в конечном счете, для того, чтобы   обосновывать различные социальные и экономические теории,  служившие интересам «миродержителей» (выражение С. Шарапова, которое он употреблял в отношении «королей биржи» и ростовщиков).  Со второй половины 19 века, в частности, в России стали активно насаждаться такие материалистические теории, как гипотеза Лапласа о происхождении мира и теория Дарвина о происхождении человека из обезьяны и его же теория «естественного отбора». Некоторые «естественные» теория прямо проецировались на человека и общественную жизнь. Например,  те авторы, которые развивали и пропагандировали «теорию конкуренции» (ту самую, которую Шарапов подверг резкой критике в «Бумажном рубле»), постоянно апеллировали к дарвинизму: мол, как и в живой природе, в обществе также происходит «естественный отбор» в результате конкуренции между товаропроизводителями.

         Если в первой половине 19 века аристократическая молодежь ездила за «просвещением» в Европу, то с середины того века массовое «просвещение» было налажено уже в самой России на базе университетов. Процесс духовного и умственного разложения дворянства и иных сословий пошел гораздо быстрее.  Опять обратимся к Феофану Затворнику, которого очень тревожил процесс отделения светского образования от духовного. Светское образование, не освященное светом Евангелия, по его мнению, наносило непоправимый ущерб молодежи.  В высшей школе уже зачастую давалось не «чисто светское» образование, а образование, которое было направлено на дискредитацию христианства. Чаще всего, в закамуфлированной, но оттого еще более опасной форме. Из стен российских университетов стали выходить вольнодумцы, протестанты, атеисты и даже революционеры (с формальной отметкой в паспорте: «православный»): «Они прошли все науки в наших высших заведениях. И не глупы и не злы, но относительно к вере и Церкви никуда негожи. Отцы их и матери были благочестивы; порча вошла в период образования вне родительского дома. Память о детстве и духе родителей ещё держит их в некоторых пределах. Каковы будут их собственные дети? И что тех будет держать в должных пределах? Заключаю отсюда, что через поколение, много через два, иссякнет наше православие»[5].

Впрочем, по мнению Святителя Феофана, данный процесс не является фатальным. У русского человека тогда (во второй половине 19 века) еще было время одуматься и изменить свою судьбу: «Что общего у христианства с характером времени, в которое оно зачалось? Оно засеменено несколькими лицами, которые не были порождением необходимого течения истории; оно привлекало желающих, крепко расширялось и стало общим делом тогдашнего человечества, а все-таки оно было делом свободы. То же и в худом направлении: как развратился запад? Сам себя развратил: стали вместо Евангелия учиться у язычников и перенимать у них обычаи - и развратились. То же будет и у нас: начали мы учиться у отпадшего от Христа Господа запада, и перенесли в себя дух его, кончится тем, что, подобно ему, отшатнемся от истинного христианства. Но во всем этом ничего нет необходимо определяющего на дело свободы: захотим и прогоним западную тьму; не захотим - и погрузимся, конечно, в неё»[6]. Обратим внимание: Святитель Феофан говорит о «западной тьме». В его времена это были, конечно, и  многочисленные  секты,  приходившие из Европы и развращавшие русского человека; и католицизм, который со времен Александра Невского не оставлял надежды поставить Святую Русь под свой духовный и политический контроль; и  забрасываемые из-за границы всевозможные ереси, призванные разложить Православие изнутри. Но у Святителя не меньшее внимание уделяется так называемой  «науке» и «светскому» образованию, особенно высшему (через которое и происходило заражение наших верхов западными экономическими и финансовыми теориями).  

  Святитель Феофан высказывает парадоксальную на первый взгляд мысль: если русский народ добровольно не вразумится, не отойдет от «западной тьмы», тогда Господь как опытный врач будет лечить его с помощью   самого же Запада (известный принцип в медицине: «подобное лечиться подобным»). В том числе избавлять русский народ от гипноза западных теорий.  Например, Святитель писал от сильном влиянии немецкой протестантской литературы на богословскую науку  в России и  предсказывал, что сами же немцы избавят наших богословов от этого влияния:  «...жаль смотреть, как у наших богословов всё немчура да немчура. - Вот пошлет за это на нас Господь немчуру, чтоб она пушками и штыками выбила из головы всякое немецкое (неправославное) мудрование»[7]. Подобные мысли, отличающиеся исторической проницательностью, мы встречаем у него постоянно: «Нас увлекает просвещенная Европа... Да, там впервые восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческие; оттуда уже перешли они и переходят и к нам. Вдохнув в себя этот адский угар, мы кружимся как помешанные, сами себя не помня. Но припомним двенадцатый год: зачем это приходили к нам французы? Бог послал их истребить то зло, которое мы у них же переняли. Покаялась тогда Россия и Бог помиловал её. А теперь, кажется, начала забывать тот урок. Если опомнимся, конечно, ничего не будет; а если не опомнимся, кто весть, может быть, опять пошлет на нас Господь таких же учителей наших, чтоб привели нас в чувство и поставили на путь исправления. Таков закон правды Божией: тем врачевать от греха, чем кто увлекается к нему»[8].

Через некоторое время после того, как бы ли написаны эти строки, Господь послал на Россию ту самую «немчуру».   Частично от «немецкого мудрования» наш народ тогда был освобожден. Хотя оно было замещено другим иноземным «мудрованием» под названием «марксизм». Пришлось еще раз посылать на Россию «немчуру»; надо сказать, что определенное очистительный эффект второе нашествие «немчуры» на Россию имело. Но полного очищения не произошло.  Сегодня мы опять под гипнозом «немчуры» («немчура» - как собирательный образ Запада), которая на протяжении двадцати лет активно насаждала в России идеи либерализма, в том числе экономического. Надо сказать, что сегодня в эти идеи в России не верят даже умственно поврежденные люди. И это дает нам некоторую долю оптимизма.

Мы далеки от того, чтобы утверждать, что «западная тьма» покинула Россию. Нет, конечно. Об этом свидетельствует в том числе сохраняющееся в высшей школе засилье западной экономической и финансовой науки. Но внедрять идеи этой науки в сознание студентов пропагандистам «вашингтонского обкома партии» становится с каждым годом все труднее.    Первостепенной задачей борьбы за Россию является перестройка экономического образования в нашей высшей школе. Это условие  не только экономического, но и духовного возрождения России. Мы должны понимать, что нынешние программы и курсы экономического образования не просто искажают реальность, не просто обслуживают чьи-то интересы, но и имеют мощную антихристианскую направленность, духовно уничтожают русский народ.  Одним из важных ориентиров при создании новой, истинно русской системы экономического образования должны стать идеи С.Ф. Шарапова, изложенные в «Бумажном рубле» и других его работах.