Храм Приумножения рыб и хлебов в Табхе в Иерусалимском округе. Древняя мозаика - остатки фундамента церкви IV века. Под алтарём - главная реликвия храма, камень на котором Иисус раскладывал хлеба, чтобы накормить людей

Мы видели, что святоотеческая мысль и консервативная критика оценивают  Иерусалимскую общину противоположным образом. Так что же это: удача или неудача христианства? Наиболее глубокую и взвешенную оценку этого феномена дал известный русский философ Г.П. Федотов:

«Апостольский  коммунизм  в  Иерусалиме, сильный любовью,  был экономически слабым и не мог стать образцом  для подражания. (…) Значит ли это, что он был ошибкой? Нет, как не было ошибкой, об­маном и ожидание пришествия Господа в апостольском веке. Он был герои­ческим выражением христианского социального идеала, социальным макси­мализмом, который, несмотря на "неудачу", сохраняет определяющее значение. Совершенный идеал братской христианской жизни  есть  коммунизм  в любви. Впоследствии  общежительный монастырь повторит,  но на основе внешней дисциплины и хозяйственной предусмотрительности, идеал коммунистической христианской жизни» («Социальное значение христианства»).

Здесь высказан ряд важных мыслей относительно Иерусалимской общины.

Во-первых,  отмечается ее «экономическая слабость».  Действительно, иерусалимский коммунизм был потребительским коммунизмом; созданием материальных благ общинники не занимались. Наиболее четко эта мысль высказывается русским философом С.Н. Булгаковым, который характеризует это явление, как «чисто потребительский коммунизм», не имеющий политэкономического значения. Булгаков отказывает Иерусалимской общине в качестве экономического прецедента:

«Некоторые видят здесь вообще норму экономического строя для христианской общины. Однако, вдумываясь внимательно в содержание этого места, мы должны прийти к заключению, что именно хозяйственной нормы тут не содержится и что здесь описан исключительный праздник в истории христианства, а то, что естественно в праздник, не вполне применимо в будние дни. Значение нормы имеет, конечно, то чувство любви, которое ярко пылало в этой общине и при данных обстоятельствах имело экономическим последствием описанную форму общения имуществ. Но самая эта форма не представляет собой чего-либо абсолютного. Приглядываясь к ней ближе, мы видим, что в данном случае отнюдь не вводится какой-либо новый хозяйственный порядок  или хозяйственный строй, а тем более новая организация производства. Напротив, по-видимому, в это время христианская община какой бы то ни было хозяйственной деятельностью вовсе и не занималась, «постоянно» находясь «в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах». Здесь происходила не организация, а ликвидация хозяйства» («Христианство и социальный вопрос»).

Однако, во-вторых, как указывает Федотов, «экономическая слабость» вовсе на является поводом для негативной оценки всего явления. Смысл его вовсе не в организации нового экономического уклада.  Значение совершенного в Иерусалимской общине куда более значительно – в демонстрации глубинных основ христианской социальности, которыми являются братская любовь и основанное на ней «общение имений». А потому Иерусалимская община, несмотря на ее «нехозяйственность» все равно является «выражением христианского социального идеала». Выдающийся русский богослов Василий Ильич Экземплярский развивает эту мысль. По его мнению, даже если предположить, что экономически община оказалась несостоятельной, то нравственно она дала образец христианской общинной жизни: «Самая неудача организации жизни первенствующей Церкви, - пишет он, - не могла бы послужить помехою видеть в этой организации идеальную ее форму» («Учение древней Церкви о собственности и милостыне»). Поэтому оценка Экземплярского совсем иная, чем у консервативной критики: «Общение имуществ в первенствующей Церкви есть и навсегда пребудет идеалом устроения материальной стороны жизни членов Христовой Церкви (...) этот взгляд совпадает все­цело с учением отцов и учителей вселенской Церкви, которые в устрое­нии первохристианской общины видели идеальную форму церковного обще­ния, а в общении имуществ - естественное выражение христианской люб­ви, объединяющей людей в братскую семью, - выражение, являющееся же­лательным во всякое мгновение жизни на земле Церкви Христовой».

Христианский социальный идеал – вот то главное, что дает нам пример Иерусалимской общины. Правда, этот идеал сейчас бессмысленно предлагать христианам и тем более всему обществу следовать ему. Однако постоянно помнить о нем и по возможности стремиться к нему – наша обязанность.

В-третьих, Федотов указывает главную причину, по которой создание экономики было в общине отложено. Это – острые эсхатологические ожидания. Первохристиане считали, что пришествие Господа будет очень скоро, и затевать долгосрочную производственную программу на этой земле не только бессмысленно, но и просто вредно, ибо это только продемонстрирует их неверие в обетования Спасителя.

К этой причине необходимо присовокупить и другую: апостолы просто пытались восстановить основанную Христом общину, участниками которой они все являлись до крестной смерти и воскресения Спасителя. В этом смысле апостолы ничего не создавали – они продолжали дело Христа.

Наконец, в-четвертых, Федотов высказывает уверенность, что на основе «коммунизма в любви» возможна и христианская экономика. Это и произошло в монастырях, хозяйство которых основано именно на братской любви и «общности имений».

Николай Сомин