К 200-летию Отечественной войны 1812 года  начинаем серию рассказов  о героях того времени…  

Дениса Васильевича Давыдова Россия не забывала никогда. Остался он и на карте Москвы: прогуливаясь по Пречистенке, мы непременно вспоминаем гусара- партизана, который жил на этой старинной московской улице. Бывая в Новодевичьем монастыре, мы останавливаемся у могилы Давыдова, вспоминаем о его подвигах, вспоминаем его стихи и остроты… 

Этому коренному гусару, хранившему традиции дворянских вольностей, давно положено устареть. А он и после своего 225-летия остаётся живым и актуальным, как это и пристало классику. Любимец полководцев, мыслителей и поэтов  – Багратиона, Ермолова, Пушкина, – он прожил, как подобает национальному герою, то и дело вмешиваясь в историю России. Зачинатель и теоретик партизанской войны 1812 года, участник и комментатор войн с персами и поляками, когда Россия укрепляла границы империи и усмиряла бунтовавших. Такой опыт, увы, не устареет никогда. Дагестан, Ингушетия, Грузия – это и для Дениса Давыдова театр военных действий, и для нас – горячие точки. Польская проблема не исчезала из повестки дня времён Дениса Давыдова – и в наше время польский вопрос, в свете расширения НАТО, остаётся головной болью российской внешней политики. И конца-краю этому не видно. Что касается поэтического наследия Давыдова, нам остаётся только читать, цитировать и удивляться, что этим то смешным, то грустным, то горделивым стихам пошёл третий век. Он написал всего лишь около ста стихотворений, включая коротенькие эпиграммы и незавершённые наброски. Но в каждой строке искрятся острый ум и страстный нрав.

А начиналась биография с суворовского благословения. Сам Давыдов описал тот день вдохновенно и залихватски в очерке «Встреча с великим Суворовым». Только так и можно было  сыграть увертюру к судьбе солдата и поэта, при жизни ставшего легендарным. Шёл 1793 год. В то время Василий Денисович Давыдов – гусар, как и его сын, – командовал Полтавским легкоконным полком. Суворов проверил полк в лихих учениях и отобедал с Давыдовым. Девятилетний полковничий сын Денис жил при армии, уверенно сидел в седле, любил оружие и грезил о сражениях. Суворов спросил его: «Любишь ли ты солдат, друг мой?» Надо сказать, что великий полководец умел проницательно судить о людях по ответам на неожиданные вопросы. Денис ответил без промедления, по-суворовски пылко: «Я люблю графа Суворова; в нём всё – и солдаты, и победа, и слава». Суворов был в восторге: «Помилуй Бог, какой удалой! Быть ему военным человеком. Я ещё не умру, а он уже три сражения выиграет!» Разумеется, Давыдов не забудет суворовского благословения.  

Через много лет седеющий гусар напишет шутливую автобиографию. Ему удастся скрыть своё авторство – и многие знающие люди примут «Очерк жизни Дениса Васильевича Давыдова» за сочинение самого генерала Ермолова! В этом жизнеописании он со смаком расскажет о своих детских шалостях после суворовского благословения: «Маленький повеса бросил псалтырь, замахал саблею, выколол глаз дядьке, проткнул шлык няне и отрубил хвост борзой собаке, думая тем исполнить пророчество великого человека. Розга обратила его к миру и к учению. Но как тогда учили! Натирали ребят наружным блеском, готовя их для удовольствий, а не для пользы общества: учили лепетать по-французски, танцевать, рисовать и музыке; тому же учился и Давыдов до тринадцатилетнего возраста. Тут пора была подумать и о будущности: он сел на коня, захлопал арапником, полетел со стаею гончих собак по мхам и болотам – и тем заключил своё воспитание».  

Бригадир Василий Денисович Давыдов, как  и его кумир Суворов, был супротивником павловского опруссачивания Русской армии. Он был вынужден уйти в отставку вскоре после воцарения Павла Первого. Как и Суворов, при Павле он оказался под судом, власти конфисковали солидную часть немалого состояния Давыдовых. Воспоминания об этой несправедливости долго не покидали юного Дениса Васильевича. После свержения и гибели императора Павла честное имя Давыдовых было восстановлено, вернулся и материальный достаток.  

Несмотря на малый рост, Давыдова приняли в кавалергардский полк. А в 1804-м он поступил на службу в Белорусский гусарский. Там-то он и погусарствовал всласть – стихи, мазурки, дамы сердца… К тому времени Давыдов уже был автором вольнодумных басен и сатир. Героем и адресатом его «белорусских» стихов стал Бурцев – «величайший гуляка и самый отчаянный забулдыга из всех гусарских поручиков». Тогда, в 1804-м, ему писалось, как никогда в будущем. И стихи изливались сразу с мастерским клеймом. Даже песенный раж не мешал стройности образов:  

Ради бога, трубку дай!  

Ставь бутылки перед нами,  

Всех наездников сзывай  

С закрученными усами!  

Чтобы хором здесь гремел 

Эскадрон гусар летучих,  

Чтоб до неба возлетел  

Я на их руках могучих…  

Эти вакхические послания Бурцеву навсегда останутся наиболее известными стихами Давыдова. Просто чудо: автор не захлёбывается раскрепощённым, жаргонным стихом. Его легкомысленность поэтична – как пушкинские непринуждённые беседы с читателем в «Графе Нулине» и «Онегине». Но Пушкину тогда едва пошёл шестой годок.  

Настало для Давыдова и «времечко военно». В кампании 1806-го он принял участие как адъютант Багратиона. В жизнеописании он напишет сам о себе: «Давыдов поскакал в армию, прискакал в авангард, бросился в сечу, едва не попался в плен, но был спасён казаками».  

В 1808-м Давыдов бил шведов в авангарде Кульнева. В кампании 1809-го Давыдов во всех сражениях участвует рядом с главнокомандующим Багратионом. Потом Багратиона меняют на Каменского, к которому Давыдов относится скептически. Он снова служит в авангарде храбреца- генерала Кульнева, а перед великой войной оказывается во 2-й западной армии, рядом со своим учителем Багратионом. Давыдов – подполковник Ахтырского гусарского полка. К  началу Отечественной войны он был уже опытным полководцем, прошедшим несколько войн.  

Его судьбу решит одно озарение, которое Давыдов облечёт в форму послания князю Багратиону, в котором предложит снарядить отряд для партизанской войны. Багратион одобрил планы Давыдова. Слово было за Кутузовым. 

Накануне Бородинской битвы Кутузов принимает план Давыдова и Багратиона. Денис Васильевич получил в своё распоряжение пятьдесят гусар да восемьдесят казаков – и немедленно начал «поиски» по французским тылам. Именно поэтому он не примет участия в Бородинском сражении. А ведь Бородино было одним из родных сёл Давыдова… Печальный пробел в блестящей биографии гусара. На Бородинском поле будет ранен в ногу родной брат Дениса Васильевича – кавалергард, ротмистр Евдоким Давыдов. Но Денис Васильевич занимался не менее важным делом, чем герои Бородина. Летучий отряд Давыдова многие считали обречённым и провожали его как на гибель. Но для Дениса Васильевича партизанская война оказалась родной стихией. После первой же победы над французским отрядом на  Смоленской дороге он передаёт захваченное у врага оружие крестьянам. Как много он сделал для того, чтобы «дубина народной войны» больнее била противника! 28 октября под Ляховым Давыдов, соединившись с партизанскими отрядами Фигнера, Сеславина и Орлова-Денисова, атакует двухтысячную колонну генерала Ожеро. Попав в окружение, французы сложили оружие. Это была первая столь значительная победа во всей кампании. В скором будущем на счету Давыдова будет ещё несколько удачных нападений на французов – в том числе смелый налёт на трёхтысячный отряд под Копысом. Отряд Давыдова рос от победы к победе, его примеру следовали другие вожди партизанского движения. Французы сколачивали особые отряды для поимки Давыдова – живым или мёртвым. Но отпустивший крестьянскую бороду гусар был неуловим, продолжая громить французские обозы, захватывать трофеи и пленных. Современники отмечали гуманизм Давыдова: к пленным французам он относился как просвещённый рыцарь, чем отличался от яростного Александра Фигнера, с которым воевал рядом ещё в 1810 году у стен Рущука. Но с предателями из числа подданных императора всероссийского Давыдов обходился сурово: приказывал выпороть, а то и расстрелять.  

Как военный писатель, Давыдов стал теоретиком партизанской войны и историком войны 1812 года. Разумеется, находились оппоненты, считавшие, что Денис Васильевич преувеличил свою роль в партизанском движении. Но будем помнить: народным героем он стал уже в 1812-м. Молва подхватила его имя, а лубочные художники растиражировали образ. У самого Вальтера Скотта хранился гравированный портрет Дениса Давыдова из серии портретов русских деятелей 1812 года, которая была выпущена художником Дайтоном, вероятно, вместе с его же портретами Александра I и Платова. На гравюре Дайтона Денис Давыдов изображён в облике могучего воина с чёрной кудрявой бородой и шапкой волос, в меховой шкуре, накинутой на плечи и застёгнутой пряжкой у ворота, с шарфом вместо пояса и шашкой в руке. Подпись гласила: «Денис Давыдов. Чёрный капитан». Давыдов будет польщён, узнав об этом из переписки с английским классиком.  

[thumbt]http://pereprava.org/uploads/posts/1332774471_denis-davydov-v-boyu.-otkrytka-19-veka.jpg[/thumb]

Денис Давыдов в бою. Открытка 19 века

В заграничный поход 1813 года Давыдов вступает в чине полковника и в ореоле громкой партизанской славы. Он тяготится командованием генерала Винцингероде. Когда смелый набег давыдовского отряда на Дрезден окончился капитуляцией тамошнего гарнизона, Винцингероде за самовольные действия отстраняет Давыдова и грозит судом. Но слишком крепка была слава Давыдова, который со своим партизанским отрядом в критические месяцы войны  не давал покоя Великой армии. И сам император заступается за героя. Давыдов участвует в Битве народов под Лейпцигом, а в 1814-м командует Ахтырским полком в составе армии знаменитого прусского генерала Блюхера. Давыдова производят в генерал-майоры, в этом чине во главе гусарской бригады он вступает в Париж. Но с первым генеральским званием Давыдова произошёл обидный казус: в начале 1814-го он получает генеральские эполеты, а осенью приходит весть, что чин был присвоен ошибочно. Давыдов снова оказывается полковником. Публичный позор на всю армию, на всю Россию! За что такое унижение? Оскорблённый герой некоторое время проводит в замешательстве и сомнениях, а потом начинает хлопотать и протестовать. Лишь в декабре 1815-го ему вернули генеральское звание. Дело в том, что в то время в разных кавалерийских частях служили шесть полковников Давыдовых. И в 1813–1814-м троих из них следовало произвести в генералы: Дениса Васильевича и его двоюродных братьев – Александра Львовича и Евграфа Владимировича. В канцелярии однофамильцев Давыдовых почему- то не пронумеровали, как это обычно делалось во избежание путаницы. Первым чин получил Евграф Владимирович. Когда в канцелярии получили бумаги на Александра Львовича – сочли, что он уже произведён в генералы, и не дали делу хода. Александр Львович принялся жаловаться – и бюрократы хорошо запомнили его. Так запомнили, что, получив бумагу о производстве Дениса Васильевича, приняли его за Александра Львовича – и отменили производство. Кстати, Александр Львович генералом так и не стал. Поговаривают, что к нему питал неприязнь император, и именно в этом – тайная пружина путаницы с Давыдовыми, от которой Денис Васильевич пострадал случайно и безвинно.  

В 1823-м, устав от штабной работы, Давыдов уходит в отставку всё в том же чине генерал-майора. Он считал себя несправедливо обойдённым наградами. С тех пор служил наскоками, урывками возвращаясь в армию для настоящих горячих дел. Это позволяло сохранить свободу от бюрократических излишеств армии николаевского времени. Новый император Давыдову не вполне доверял. Денис Васильевич был двоюродным братом генерала Ермолова и, безусловно, относился к «ермоловской партии», которая в Российской армии оказывалась то влиятельной, то гонимой.  

Но не стоит, вслед за ветреной модой, преувеличивать оппозиционность и опальность Давыдова. Просто он был своенравным аристократом, который не умел поступаться ни принципами, ни предрассудками. Ещё в 1816-м он показал характер, когда получил вроде бы лестное назначение в конно-егерскую дивизию, которая  располагалась под Орлом, неподалёку от обжитого имения Давыдова. Удобное место для службы! Но Денис Васильевич от назначения отказался. Егерям не полагалось носить усов, а сбривать «принадлежность гусара» наш герой не желал. Усами дорожил. Слухи об этом скоренько дошли до самого императора. И Александр проявил уважение к герою-партизану: Давыдова перевели во 2-ю гусарскую дивизию, в которой он вскоре принял командование над 1-й бригадой.  

Давыдов командовал трёхтысячным отрядом. Первое столкновение с персами произошло 20 сентября под Амамхами, а уже через два дня, разбив наголову 4-тысячный отряд Гасан-хана при урочище Мирок, отряд Давыдова вступил на персидскую землю близ урочища Судагенд. Под южным солнцем Давыдова сразила лихорадка. И после нескольких лихих побед он направился в отпуск – в Москву, лечиться.  

В 1830-м запылала вольнолюбивая Польша. Война начиналась с чувствительных щелчков по имперскому самолюбию России. Многим собратьям Давыдова по перу – партизанам вольнолюбивой богемы навроде князя Вяземского – польская война казалась несправедливой, позорной для России. Душа Давыдова не покрылась коростой антиимперского снобизма. Позором он считал слабость и поражения державы, а стремление к защите интересов России воспринимал как должное.  

Войска Давыдова займут Владимир-Волынский: «Я поставил здесь всё вверх дном и отбил навсегда охоту бунтовать». 28 августа на берегу Вислы Давыдов дал последнее в своей жизни сражение. За польскую кампанию Давыдов будет награждён щедро: орден Анны первой степени, Владимира – второй... В окончательную отставку уйдёт в высоком чине генерал- лейтенанта.  

Денис Васильевич купил богатую усадьбу на Пречистенке. В советские времена в этом доме располагался райком. Но содержать такой дом было трудновато, да и располагавшаяся по соседству пожарная команда мешала поэту. Тогда он написал прошение в стихах в Комиссию по строениям:  

Помоги в казну продать  

За сто тысяч дом богатый,  

Величавые палаты,  

Мой Пречистенский дворец.  

Тесен он для партизана!  

Сотоварищ урагана,  

Я люблю – казак-боец –  

Дом без окон, без крылец,  

Без дверей и стен кирпичных, 

Дом разгулов безграничных  

И налётов удалых...  

Всё чаще отставной гусар жил со своей многодетной семьёй в отдалённых имениях, отдыхая от шумных сражений, от неугомонной Москвы.  

В отставке Давыдов, вспоминая удалую молодость, писал стихи о гусарских попойках. А временами снимал маску простодушного усача. Тогда он включался в войну идей, обличал влиятельных либералов и русофобов (в те годы это слово писалось с двумя «с» – «руссофобия»). И писал «Современную песню» – остроумный и язвительный приговор либералам. Злободневный во все времена, стоит только заменить кое-какие «приметы эпохи»:  

Всякий маменькин сынок,  

Всякий обирала,  

Модных бредней дурачок,  

Корчит либерала…  

А глядишь: наш Лафайет,  

Брут или Фабриций  

Мужиков под пресс кладет  

Вместе с свекловицей…  

Давыдову было о чём вспоминать! И мемуаристом он стал первоклассным. Проза Давыдова не менее своеобразна, чем его стихи. Письменная речь Дениса Васильевича не похожа ни на кого из современников! Давыдов узнаваем и убедителен. Даже если отбросить романтический ореол, который неотделим от давыдовского образа, – мы увидим талант, опыт и мудрость, скрытые в простых и ясных словах. Он не стал долгожителем, умер, не дожив до пятидесяти пяти. Последнее деяние Дениса Васильевича было данью памяти князю Багратиону. Давыдов обратился к императору Николаю I с предложением перевезти прах генерала из Владимирской губернии на Бородинское поле и похоронить его там, где Багратион сражался и погиб за Отечество. Николай I согласился и поручил Давыдову командовать конвоем тела генерала Багратиона. К этой почётной миссии Давыдов должен был приступить 23 июля 1839 года. Не пришлось… Багратиона везли в Бородино из села Сим. А Давыдова – в Новодевичий монастырь из Верхней Мазы Симбирской губернии (поместье супруги), где отставной генерал-лейтенант умер. Адъютант был похоронен почти одновременно со своим генералом, погибшим двадцать семь лет назад.  

К столетию Отечественной войны, в 1912-м, имя Давыдова присвоили прославленному в боях Ахтырскому гусарскому полку. Это великая честь и вполне Давыдовым заслуженная!

Арсений Замостьянов

Перейти к содержанию номера