«Похоже, живой!» (Из стихотворения В.С. Высоцкого «Памятник»)

У русского народа – сугубо личное и трепетное восприятие Высоцкого, сформированная общей любовью коллективная монополия как на самого поэта, так и на его творчество. Он стал членом семьи для многих и многих россиян. Люди всё больше видят в нём национального героя и гения. И несмотря на определённую полярность его восприятия в массовом сознании, отрицательные суждения о нём постепенно отходят на периферию.

Однако есть стойкий негатив другого рода. Среди чтущих его память имеется ярко выраженная ревность по отношению к тем, кто пытается так или иначе его петь или писать о нём. Или – ставить соответствующие фильмы. Любящие Высоцкого ревностно рассматривают всякие попытки такого рода как покушение на тот созданный и крайне дорогой во всех отношениях образ поэта, который почти каждый россиянин выпестовал в своём сердце. По себе знаю: как только начинается «ДОстояние РЕспублики» и актёры выходят на подиум петь песни Высоцкого под премию, сразу же испытываю стопор и смятение. И не зря. Мало кто может его хоть в какой-то степени отобразить. И дело здесь не столько в голосе и манере подачи (хотя всё это тоже исключительно важно), сколько в личности поющего. С одной стороны – поэт планетарного масштаба с неповторимым и идеальным авторским исполнением, с другой – наши куда как более скромные личности и преимущественно дилетантские потуги с печальной пародией на мужеподобие. Ведь у Высоцкого помимо всего прочего – ярко выраженное мужское начало, а сегодняшний век – торжество извращения нравов и пугающее измельчение мужчины до уровня транса. Оттого деланно хриплый голос со сцены и воспринимается нами с иронией. Актёр отхрипит-откашляется и вновь уйдёт в свой фальцет по жизни. А с таким голосом, как у Высоцкого, надо вести народ на баррикады. Оттого, исполняя его песни, я, например, всегда и железно испытывал чувство собственного непотребства и жалкости. Ибо не было во мне ни должного гражданского начала, ни суровой мужской ответственности за всё творящееся на моей родине, ни силы личности, способной перевернуть мир.

Тем не менее от песен Высоцкого я всегда ощущал потрясающий прилив сил и желание жить не по лжи. Как священник, я прекрасно понимал, что бунтарство Высоцкого лишь только внешне контрастирует с заповеданными Христом смирением, покаянием и подставлением щеки своему личному врагу. Поэт не принимал зло, ложь и жестокость, которые причиняли боль ближнему. А в отношении себя – наоборот: многое терпел и прощал. Именно по-христиански. Но в жизни христианина тоже есть моменты,  когда он вместо молитвослова берёт в руки оружие. Мир несовершенен. Будешь сидеть и смиряться, агрессор завоюет твою страну и твой народ, изнасилует твоих сестёр и наступит сапогом на твоё лицо. Вот в чём ещё помимо таланта заключался феномен Владимира Высоцкого – в потрясающей внутренней силе и гражданском мужестве. С таким человеком можно было идти в разведку и не бояться смерти.

Теперь – о фильме «Спасибо, что живой». Это, несомненно, качественный, увлекательный, дорогой кассовый фильм с набором современного голливудского инструментария: динамика (все куда-то энергично идут), крупные кадры, звуковые эффекты, закрученная интрига с КГБ (специально для западного зрителя, не представляющего себе нашу страну без кагэбэшных каверз), наркотики, американизированный юмор, врывающийся даже в самые страшные сцены и «снимающий напряжение»), актёры с высоким рейтингом, неожиданно крупная роль последней женщины в жизни Высоцкого – нынешней Ксении Ярмольник (по фильму – Татьяны Ивлевой) и на её фоне – микроскопически-одномоментное голосовое появление Марины Влади в телефонной трубке. И происходит это как раз в тот момент, когда Ивлева находится в номере у Высоцкого. Вроде как всё понятно: в Узбекистане, куда Высоцкий выезжал в 1979 году на гастроли, Влади не было. Однако при желании можно было бы показать её переживания в Париже и отснять соответствующий сюжет, поскольку её личность того стоит, не правда ли? Но нет: тема французской жены Высоцкого – с вес комариного крыла, да ещё и подана явно в стиле Хармса (Влади, чувствуя беду, по наитию звонит из Парижа в узбекскую гостиницу и искренне волнуется, а все мужчины – собирательные друзья Высоцкого смешно, по-чаплински, суетятся вокруг телефонного аппарата мелкими бесами и заговорщицки выдёргивают друг у друга трубку, дабы не выдать тайну, что Высоцкий не один. Обыватель бы сказал – уели звезду: показали, что знаменитая французская актриса и жена поэта в одночасье затмилась какой-то девятнадцатилетней студенткой и стала ненужной.

Вместе с тем фильм смотрится на одном дыхании. В нём есть сильные сцены – клиническая смерть Высоцкого, поведение друзей и возвращение поэта к жизни (потрясающий эпизод с такси и маленькими Никитой и Аркадием рядом с молодой Людмилой Абрамовой).

В фильме мало песен. Можно сказать, их там почти нет. Это – задумка. Почему так вышло? Скорее всего, кинохроника реального Высоцкого умалила бы доминирующий по фильму образ поэта. По-настоящему живой и простой Высоцкий вошёл бы в концептуальный конфликт со своим нынешним двойником-полубогом. Да, есть от нового образа поэта именно такое античное впечатление, поскольку каждое суждение Высоцкого на экране – непререкаемо и истинно, а все движения – замедленны и где-то по-командорски, или пошварценеггеровски, терминаторны (вспомните его «Памятник»: «Командора шаги злы и гулки, / Я решил как во времени оном – / Не пройтись ли по плитам, звеня…»). Но мы, люди России, тоже воспринимаем поэта именно так – непререкаемо. Так что всё тут нормально. Но всё равно жалко, что нет песен. Пусть сюжет крепко повязан с КГБ и прочими интригами, но тема-то – гастроли!.. Полностью идёт только одна песня на титрах. Есть, впрочем, и другая тому причина – песни Высоцкого адекватно оцениваются всё же только русскоязычной публикой, и на Западе прокат с многими песнями не был бы оценён по достоинству. Там предпочитают те же динамику, Пронина, мишек, ушанки со звёздами и наркотики, а не глубокие и содержательные песни.

Теперь об особенностях съёмки и грима главного действующего лица. Актёр нигде не указан. Он как бы полностью растворился в Высоцком. Своим у исполнителя осталось только тело. Голова Высоцкого, его силиконовый грим – статичен, мускулы лица почти не двигаются, равно как и надбровные дуги. Один и тот  же взгляд и в нём – одно выражение: напряжённости, всезнания и печальной иронии, граничащей с сарказмом. Скорее, это лицо-символ. А может, это своеобычная икона, на которой несколькими густыми мазками отражены главные состояния поэта в то время – мука, тревога и предчувствие смерти? Правда, об этом диссонансе вскоре забываешь, потому всё равно представляешь перед собой живого Высоцкого и любуешься им.

А вот сцена на базаре, когда Высоцкий делает вид, что продаёт ковёр, кажется не смешной, а натужной. На лице поэта – всё то же напряжение, которое не покидает его весь фильм. Оттого и не смешно, а тревожно.

По озвучке. Нам сугубо дорог голос Высоцкого. Мы терпеть не можем, когда кто-то его копирует. Не может терпеть это и Никита Высоцкий, по его же собственным словам. И вот он сам озвучил отца. Это может не понравиться зрителям, понимающим тонкости. Никита – иная личность, а голос его неизбежно несёт в себе печать другого человека. Тем не менее дело сделано. И сделано неплохо. Гены есть гены.

Особое внимание привлекает ключевой монолог Высоцкого перед Татьяной, когда он говорит ей, как молится о том, чтобы всем его родным и близким было хорошо. Снято с душой, здорово и слушать без слёз невозможно. Лично я хотел услышать от Высоцкого именно это. Верю, что монолог – не выдумка, а истина. Это – одна из жемчужин сценария. Кроме того – и это тоже крайне важно для меня как священника – в картине нет сексуальных сцен. Устроители фильма пошли на невозможное: ведь важнейшее условие кассовости современного кино – смак секса, геизма и непременное натуралистическое насилие.

Ну а наркотический препарат по фильму – лишь средство выжить, а никакая не самоцель.

Подведём итоги: Безруков – велик в своём актёрском исполнении и человеческом смирении. Панин – неподражаем. Акиньшина – прекрасна, Смоляков – бесценное обретение для фильма, всех его западных зрителей, а также работников ФСБ, Ургант – Ургант.

Фильм – событие, достойное внимания. А оппонентам картины сердиться не нужно: точка зрения сына Поэта на родного отца имеет полное право на существование. В ней отражён один из аспектов личности дорогого всем нам человека. Только вот с Мариной вышла незадача. После просмотра именно по этой причине в душе остаётся некий осадок. Впрочем, причина этой сценарной жёсткости понятна. Всем нам приходится рано или поздно платить за свои ошибки и причинённую кому-то боль. Звезда увела однажды Высоцкого из семьи, и расплата пришла ей впоследствии в виде Ксении. Она, эта плата, воплотилась сегодня и в фильме – в лице Татьяны Ивлевой.

Бог всем нам Судья.

Протоиерей Михаил Ходанов

Перейти к содержанию номера