Эту кампанию почему-то не причисляют к Отечественной войне. Как будто из­гнанием Наполеона за пределы импе­рии завершилось великое противостояние двух империй. Так и Великую Отечественную можно «обрезать» 1944-м, когда захватчиков отбросили за границы Советского Союза. Но мы всё-таки считаем Днём Победы дату капи­туляции, которая была подписана после паде­ния Берлина. И тут прослеживается аналогия. Наполеоновская Франция капитулировала в мае 1814-го, после падения Парижа. А в 1813 году шли сражения и на поле брани, и в дипло­матических кабинетах. И относиться к этим сра­жениям надо бы как к эпизодам Отечественной войны. Причём к эпизодам ключевым.

Начал кампанию фельдмаршал Кутузов, предусмотрительно пытавшийся поставить под ружьё Саксонию и Пруссию — в помощь России. Он вовсе не был противником про­движения на Запад. Просто Михаил Иллари­онович стремился побеждать с наименьшими потерями и не намеревался таскать чужие че­моданы — в данном случае германские. Но в начале кампании фельдмаршал умер. Россия оплакивала его и замены Кутузову не находи­ла. Ни Витгенштейн, ни Барклай не могли пол­ноценно заменить всеми уважаемого князя Смоленского. А талантливых полководцев Милорадовича и Ермолова император до поры до времени не подпускал к главным командным высотам. Наступало время самых кровопро­литных сражений в истории Наполеоновских войн. Грозный 1813-й.

Между тем кампания 1813 года остаётся в дальнем чулане народного сознания. Её вос­принимают как второстепенный эпилог к От­ечественной войне 1812 года. Когда мы поём «Наши деды — славные победы!», мы не имеем в виду Битву народов...

А ведь это была кульминация Наполеонов­ских войн! Вообразим: если бы Наполеон по­лучил возможность воспитать новую Великую армию, Россия получила бы на границах гроз­ного соседа. А то и новое вторжение. И геро­ический 1812 год тогда вспоминался бы как один из эпизодов в череде войн...

Двухсотлетие сражений 1813 года у нас вспоминают только историки и знатоки Гер­мании. А в Европе не забыли, когда был по­беждён великий корсиканец, но постарались заретушировать роль России в той кампании. А роль была главнее некуда. Император Алек­сандр выступил в роли инициатора новой большой европейской войны, а Россия стала доминирующей силой в коалиции. Все сра­жения 1813 года — русские сражения. Лучше всех это понимали французы. Это русская ар­мия, закалённая на Бородинском поле, осво­бодила германские государства от захватчи­ков и предопределила будущее объединение Германии.

Сегодня, когда немцы и англичане вспо­минают о Лейпциге и Дрездене, императора Александра почти не упоминают. А ведь его роль в устройстве Европы после Наполеонов­ских войн была определяющей... Но удивлять­ся тут нечему. Не могу припомнить ни одной отечественной кинокартины, посвящённой событиям 1813 года. Мы разбрасываемся «звёздными часами» истории...

Конец лета и начало осени 1813 года реши­ли судьбу всеевропейского противостояния.

Две битвы двухсотлетней давности, между ними — несколько недель напряжённых, нерв­ных маневров и сражений, в которых русская армия снова показала себя непобедимой. Дрезден подарил Наполеону надежду и стал последним его крупным и несомненным воен­ным успехом. Лейпциг считается очередным «началом конца» прославленного завоевате­ля, которого противники предпочитали назы­вать узурпатором.

Дрезден к тому времени стал главной ба­зой Великой армии в Германии. Терять его На­полеон не желал. И ему удалось организовать защиту города от наступления союзников, хотя французам катастрофически не хватало ни времени, ни сил. Быстрые действия На­полеона привели в состояние растерянности австрийского фельдмаршала Шварценберга, командовавшего самой крупной армией со­юзников — Богемской. Русско-прусская ар­мия под командованием Барклая входила в состав Богемской. Но тут же присутствовал и император Александр I... Участник того похода, будущий выдающийся военный историк А.И. Михайловский-Данилевский писал: «Всего неприятнее был недостаток в единоначалии, ибо тут присутствовали три монарха, и каж­дый окружён советниками, подававшими мне­ния, нередко противоречащие, а главнокоман­дующий князь Шварценберг не имел доволь­но веса, чтобы согласовать всех и принять такие меры, которые бы всех удовлетворили. Место, где стояли монархи с штабом своим и конвоем, уподоблялось шумному народному совещанию».

Вспомним: в 1812 году благородный ры­царь Шварценберг командовал австрийским корпусом... в составе Великой армии Напо­леона, сражавшейся против русских. Правда, действовал он осмотрительно, по отношению к французам почти предательски. И всё-таки воевал под знамёнами Бонапарта! Вряд ли русские генералы могли забыть об этом во имя дипломатического компромисса.

Не только в Богемской армии власть полу­чили полководцы, не раз битые Наполеоном. Во всех трёх армиях союзников русские гене­ралы оказались подчинёнными иноземцев... Северную армию возглавил Бернадот, Силез-скую — Блюхер.

Ощущался перекос: западноевропейские полководцы получили много власти, а на поле боя всё зависело от русских частей. Собствен­но говоря, дело под Дрезденом и началось с того, что русский авангард союзников под командованием генерала П.Х. Витгенштейна атаковал французский корпус Л. Сен-Сира, который оборонял город.

После Дрездена французы отбросили Богемскую армию и едва не добились раскола в рядах союзников.

Лейпциг спас честь коалиции. В гранди­озной четырёхдневной битве союзникам удалось сломить сопротивление французов ценой немалых потерь.

Выдающийся военный историк А.И. Ми­хайловский-Данилевский, участник тех со­бытий, пишет: «В четырёхдневном сражении под Лейпцигом убиты у французов: маршал Понятовский, 4 дивизионных и 4 бригадных генерала и 20 000 нижних чинов; ранены два маршала, Ней и Мармон, и значительное чис­ло генералов, офицеров и солдат.

В плен взяты: король саксонский, принц Эмилий Дармштадтский, два корпусных началь­ника, Ренье и Лоринсон, 20 дивизионных и бри­гадных генералов и до 40 000 нижних чинов.

Трофеи состояли из 325 пушек, 130 000 ру­жей, 900 зарядных ящиков и множества обоза.

У союзников убиты и ранены: 21 генерал, 1800 офицеров и 45 000 нижних чинов, в том числе 22 000 русских, 1 5 000 пруссаков, 8000 австрийцев и 300 шведов».

Историческое наименование сражения на­шёл полковник прусского генерального штаба барон Мюфлинг: «Четырёхдневная Битва народов под Лейпцигом решила судьбу мира», — напишет он в донесении. Крылатые слова!

Наполеон отступал во Францию. Там раз­вернутся события 1814 года...

Русская армия обживалась в Европе, тес­нила Бонапартия... За что сражалась Россия в 1813-м? Дипломатическое объяснение в те годы был хорошо известно всем, кто интере­совался политикой: Россия стремилась к вос­становлению законного порядка, то есть к спа­сению европейских монархий. Главный про­тивник — революция, то есть борьба с престо­лами, королевским и церковным. Был здесь и личный подтекст: император Александр после июня 1812-го относился к Наполеону как к личному врагу. Им двоим было тесно на конти­ненте. Но нельзя не учитывать и объективную, стратегическую необходимость уничтожения Великой армии. Завоевательные планы На­полеона затрагивали интересы России. Через год-другой после неудачного русского похода он мог обрести необоримую силу. Современ­ники знали, а может быть, и преувеличивали гений великого мобилизатора. Не раз Напо­леон «из ничего» собирал стотысячные армии.

Известны аргументы критиков победного похода. Тут и пацифизм, и «сбережение наро­да» как национальная идея. Только история суровее благонамеренных построений: никто не гарантировал России покойного благопо­лучия в изоляции от большой политики. А по­сле Битвы народов горизонты политических возможностей для империи значительно рас­ширились. Другое дело, что дипломаты импе­ратора Александра не слишком рационально воспользуются ресурсами Священного союза. Умами наших политиков овладеет опрометчи­вая самоуверенность. И всё-таки четыре деся­тилетия на западных границах империи царил мир. Разве что Польша беспокоила, но это вну­тренняя болячка державы.

И мы не слишком преувеличим, если ска­жем: осенью 1813-го русские пушки и штыки на сорок лет определили порядок в Европе.

Друзья, когда мы входим в Московский Кремль через Троицкие ворота, слева перед нами вырастает здание Арсенала, построен­ное при Петре Первом. Вдоль жёлтых стен Арсенала на низких пьедесталах разложены трофейные орудия — пушки, отбитые русски­ми частями у французов в 1813-м. Поклоним­ся этим трофеям, а главное — памяти русских богатырей, о которых сказано: «Да, были люди в наше время».