Васнецов Виктор Михайлович. Гусляры. 1899 г

3. РОДИНА И ГЕНИЙ

В чужой стране, далеко от родных преде­лов, исстрадавшиеся и утомлённые, но не забывшие и не разлюбившие, собира­емся мы здесь, отторгнутые сыны, живые об­ломки нашей чудесной и несчастной России. Собираемся для того, чтобы сказать друг другу, что мы — по-прежнему её верные сыны; что по-прежнему мы ею живём и дышим; и что алтари её будут святы в наших сердцах до последнего нашего земного вздоха...

Этот день Русской Культуры есть как бы день нашей свободно и добровольно из глу­бины обновляемой присяги, не формальной, а таинственно-духовной — присяги на духовную верность нашей Родине. Что бы ни случилось с нами, какие бы ещё испытания и страдания ни ожидали нас впереди, — ей принадлежат и будут принадлежать наши помыслы, наши меч­ты, наши усилия и труды, ей и её грядущему, невиданному ещё расцвету.

Это верно так, как священны её святыни, как велики её пророки и зиждители, как кры­лат её дух и могуч её язык. Это верно, так как есть Бог и благодатны пути Его...

* * *

Легка и радостна нам эта духовная прися­га; ибо в ней выговаривается то, что для нас единственно возможно. Ведь эту присягу вы­говаривают не уста наши, и не рассудок, и не душевное настроение; нет — её безмолвно про­износит некое последнее недро нашего чело­веческого естества, над которым не властен человеческий произвол, но в глубине которого уже решён навеки вопрос, имеем ли мы Роди­ну и где она.

Воистину не от человеческого произволения зависит иметь Родину или не иметь её, оторваться от неё или переменить её. Одни хотели бы уйти и не могут; другие хотели бы приобрести её и знают, что для этого сделать... Здесь могут не помочь ни усилия сознания, ни решения воли; здесь может обмануть и мечта, и всякая бескрылая теория; и быт здесь не свяжет, ибо к быту можно привыкнуть; и даже начало расы и крови не сможет сказать здесь последнего, решающего слова.

Здесь — тайна, живая тайна неразрывной связи; и большинство людей стоит перед этой тайной как бы в беспомощности и бессилии: одни, счастливые, нашедшие свою Родину, сами не зная как, богатые и сильные, с ос­мысленной и освящённой жизнью; другие, несчастные, не нашедшие своей Родины и сами не знающие ни того, как это случилось, что они её не нашли, ни того, что им надо сделать, что­бы её обрести, — бедные, слабые и безродные, с неосмысленной и неосвящённой жизнью...

И вот, нам счастливым и богатым, подоба­ет здесь и сегодня, в День Русской Культуры, сказать друг другу об этой тайне; и о том, как Родина обретается, и о том, чем надлежит под­держивать в сердцах её огонь.

Ибо легко и незаметно, так, как распускает­ся цветок, как плывут облака и как текут наши великолепные, пышные реки, так родится и слагается чувство Родины, и любовь к ней, и власть её над человеком — тогда, когда люди живут в своей стране и среди своего народа, в потоке и в цветении его единой и общей жиз­ни; и мы, прожившиетак большую часть нашей жизни, получившие, напитавшиеся и обогатив­шиеся, — стали русскими легко и незаметно; и утратить нам нашу русскость невозможно.

Но не так обстоит с нашими детьми, или безвременно оторванными от единой и общей русской стихии, от русского быта, царственно насыщенного русским бытием; или же — рож­дающимися на чужбине. И у них таинство Рос­сии не может свершиться в душе с тою неза­метною лёгкостью рас-расцветания, как это было у нас.

Живя в чужой стране, в иной природе, окружённые чуждым бытом и нерусскими на­родами, они не могут напитаться духом своей Родины, пребывая в состоянии бездеятельной восприимчивости. Нет, Родина может быть дана им и может быть взята ими только в про­цессе творчества, делания, в процессе пробуж­дения, укрепления и насыщения тех задатков, которые скрыты в глубине их душ... Не так, как вздыхают лесные ароматы; но так, как находят, расчищают и окапывают подземные ключи.

И если мы, живя в своей стране, среди род­ного народа, могли быть уверены, что Родина сама пропитает души наших детей и удержит их в своём щедром и властном лоне; и если мы поэтому, как неразумные богачи, не за­ботились о главном сокровище наших душ и нашей жизни, — то ныне это стало невозмож­ным. Ныне мы призваны к тому, чтобы найти ключи от тайны русского духа. Мы должны найти пути, которые ведут к русскости души; мы должны соблюсти эти тропинки и дороги. Мы должны передать нашим детям живую уве­ренность в том, что эти тропинки и эти дороги действительно ведут к великим свершениям и чудесным, ещё невиданным возможностям; что быть русским — это дар и счастье, призва­ние и обетования; что в этом есть Божия благо­дать, зовущая к служению и подвигам. И затем мы должны указать нашему молодому поколе­нию пути, ведущие к этому дару, и трудные за­дания, ожидающие его на этом пути, — вот так, как мудрая старушка снаряжала в путь Ивана-Царевича...

Но, чтобы передать эту мудрость нашим ца­ревичам, нам надо самим сначала умудриться. Надо самим иметь и уметь. Надо знать, в чём состоит русскость русского и как приобретает­ся она...—та особенная своеобразность нашей Родины и её народа, её души и её культуры, ко­торую из других народов не любит и не чтит только тот, кто её не изведал, не испытал и не уведал.

И если мы доселе не знаем этого и не умеем этого, то вот наше очередное и величайшее за­дание: познать, чтобы передать, и уметь, чтобы научить; — чтобы показать это и рассказать об этом и нашим детям, и другим народам, среди которых мы влачим неволю нашего рассеяния.

* * *

Не пытайтесь свести Родину к телесному, к земле и природе... Посмотрите: силою судеб мы оторваны ото всего этого; а она незримо присутствует в нас. Она не покинула нас, и мы не оторвались от неё; а внешняя разлука со­стоялась уже давно.

Ищите лучше русскость русского духа пре­жде всего в душевном укладе человека и ещё в тех содержаниях, которые были созданы этим душевным укладом, а потом уже — в той при­роде, которая взлелеяла этот душевный уклад, и во всём том телесном и вещественном, что укрыло его в себе и явило его через себя.

Но не останавливайтесь на этом: ищите русскость русского в тех душевных состояни­ях, которые обращают человека к Богу в небе­сах и ко всему божественному на земле, т.е. в духовности человека. Вот подлинное жилище Родины, вот подлинное её обнаружение, когда душа человека, «томимая духовной жаждою», отвёртывается от «случайных и напрасных да­ров» земной жизни и, испытывая жизнь без Бога, как «мрачную пустыню», обращается из глубины своей к благодатным предметам.

Пусть скудны и слабы её силы; пусть не да­ётся ей более, чем осязание краешка ризы Божией... Но именно в эти минуты свои, в этих со­стояниях своих — она вся жизнь, вся трепещет сверху донизу: в ней оживают её главные дары; в ней напрягаются её главные силы, и она пере­живает час своего духовного плодоношения.

В эти минуты, — знает человек это или не знает, хочет он этого или не хочет (и ино­гда может быть лучше, если не знает, если не старается и не умничает) — в эти миг и часы в бессознательной глубине его души, томив­шейся и рвавшейся и вот, подобно ангелу, воспевшей песнь своего полёта, пробуждают­ся исконные, родовые, народные силы души и содержание духа. И тогда человек любит именно так, как любит его народ в своеобра­зии своём; тогда он молится его молитвою; то­скует и поёт так, как тоскует и поёт его народ; «народно» творит, национально веселится и пляшет; — чудесно вдохновлённый, являет и осуществляет свою Родину.

* * *

Душа не священна сама по себе; она свя­щенна духом и своею одухотворённостью.

И быт не свят сам по себе; он освящается бытием —личным и народным.

Но то, что освящено духом и бытием, то становится его сосудом или его ризою. И то, во что излился дух, — и человек, и картина, и напев; и храм, и крепостная стена, — становит­ся священным и дорогим, как открывшийся мне и нам, нашему народу и нашей стране лик самого Божества.

И вот, Родина есть выстраданные нами и открывшиеся нам лики Божий: в молитвах, иконах и храмах; в песнях, поэмах и трагеди­ях; в созданиях искусства и в подвигах наших святых и героев. И ещё. Родина — это тот на­циональный строй и уклад души, который выстрадался и выносился нашим народом в его бытии и в его быту и который незаметно, но неизменно владеет и моею душою, её дыхани­ем, и вздохом, и стоном, и жестом, и языком, и пляскою. И ещё, Родина — это те люди, те вдохновлённые боговидцы и осенённые про­роки, которые, пребывая в этом духе, осущест­вляя и закрепляя его, увидели и создали для нас узренные ими лики Божий.

Родина есть нечто от духа и для духа. И тот, кто не живёт духом, тот не будет иметь Роди­ны; и она останется для него тёмною загадкою и странною ненужностью. На безродность об­речён тот, у кого душа закрыта для Божествен­ного, глуха и слепа для него. И если религия, прежде всего, призвана раскрыть души для божественного, то интернационализм безродных душ коренится, прежде всего, в религиоз­ном кризисе нашего времени.

Но именно поэтому творцы духа суть жи­вые очаги Родины. Назови мне, кто те проро­ки, гении и герои, перед которыми ты в любви преклоняешься, и я скажу тебе, какого ты духа и где твоя Родина...

Ибо ты любишь их и преклоняешься перед ними потому, что они облегчили тебе бремя твоей жизни, показали тебе путь к устрое­нию твоей души, дали тебе утешение, дали тебе радость быть сильным; через них ты ут­вердил себя, свою личность, свой дух и свой характер; и поэтому, знаешь ты о том или не знаешь, — они твои пастыри, учители и вожди, создавшие твою Родину и указавшие её тебе.

Свершив своё жизненное дело и покидая землю, гений оставляет нам в назидание и об­легчение — ризу своего душевного уклада и сво­его духовного акта. И народы искони понимали это, связывая своё бытие и своё национальное и государственное самоутверждение — с куль­том своих великих предков, героев и святых.

Дело пророка и гения состоит в том, что он, пребывая во внешней и внутренней сти­хии своего народа, приемля все его бремена и слабости, его страдания и беды, ставит себя, и в своём лице свой народ, перед лицо Божие и выговаривает от всего своего народа символ национального Боговосприятия. Этим он указует своему народу верный путь к духу и духовности; и сам остаётся тем духовным очагом, около которого размножается среди целых поколений огонь духовного горения, размножается, не умаляясь, не убывая; и сам остаётся тем духовным алтарём, вокруг кото­рого собираются и из века в век будут соби­раться сыны его Родины, утверждая в нём и через него, через его творчество и через его создания — своё единство с ним и своё едине­ние с Родиной.

Вот почему правы мудрецы, утверждавшие, что народ и его герои — суть одно.

Да, пророки и гении зиждут Родину...

И тот, кто ищет путей к России, тот пусть идёт к её гениям и пророкам. Ибо они подня­ли на свои плечи наши бремена и наши слабо­сти, наши страдания и беды и приняли дары нашей природы и нашего духа; и, поставив нас во всей этой данности перед лицо Божие,— от­крыли наши очи, и отверзли наш слух, и дали нам мощный язык, и закалили наши сердца, и выговорили за нас и от нас символ нашего на­ционального Боговосприятия. Они показали нам и то, чем мы призваны быть; и то, к чему мы способны; и то, как нам восходить на эту высокую и трудную гору. Это наши живые алта­ри, наши очаги, наши ангелы-хранители.

Не к ним ли, не к ним ли идти в минуту горя, в час крушения, в тот час, когда нам покажет­ся, что наша жизнь «осуждена на казнь тайною судьбою»?

Не к ним ли вести наших детей, чтобы они дали им в порядке чистой духовности то, от чего тайная судьба отторгла их по простран­ству ипо быту?

*  * *

Да, конечно, к ним.

Тот, кто нашёл свою Родину, тот знает её ге­ниев и пророков и испытывает их как своих учителей, вождей и ангелов-хранителей. И тот, кто ищет путей к своей Родине для того, чтобы открыть их детям, — пусть ведёт их к гениям, пророкам и вождям своей Родины.

И не естественно ли, не верно ли поступили мы, что связали День Русской Культуры, справ­ляемый нами на чужбине, с именем нашего ве­ликого и чудесного Пушкина?

*  * *

Единственный по глубине, и ширине, и силе, по царственной свободе духа и по завер­шённой необходимости формы, Пушкин, этот «таинственный певец», дан нам был для того, чтобы создать солнечный центр нашей исто­рии, чтобы сосредоточить в себе всё необъ­ятное богатство русского духа и всю его все­ленскую ширину, и вернуть всё это в глаголах бессмертной красоты...

Он дан был нам, как залог, как обетование, как благодатное удостоверение того, что и на нашу ширь и на нашу страсть, и на наш беспре­дельный размах — есть, и может быть, и будет найдена и создана такая совершенная, такая завершённая форма, о которой мечтали и всег­да будут мечтать для себя все народы...

Его дух, как некий грандиозный водоём, со­брал в себе все живые струи, все подпочвен­ные воды русской истории и русского духа. И пока стоит Россия, до тех пор к целебным во­дам этой вдохновенно возмущённой купели будут собираться все её народы —

и гордый внук славян,

и финн, и ныне дикой

тунгус, и друг степей калмык...

— все с одной жаждою, все с одной надеж­дою: упиться божественной гармонией, в кото­рой восславлен Господь из глуби и шири нашего безмерного простора, наших непокорных страстей...

Здесь всё наше бремя, и все страдания и трудности нашего прошлого, и все страсти наши — всё принято, всё умудрено, всё очи­щено, всё просветлено и прощено в глаголах законченной солнечной мудрости. Всё смут­ное стало очевидным; все страдания преоб­разились в радость бытия. Оформились, не умаляясь, наши просторы; и дивными цветами зацвели горизонты нашего духа. Всё нашло себе лёгкие законы неощутимо-лёгкой меры, и самое безумие явилось нам в образе вдохно­венного прозрения и вещания. Взоры русской души обратились не к больным и бесплодным запутанностям, чреватым соблазнами и гибе­лью, а в кристальные глубины солнечных про­странств. И дивное глубокомыслие и глубо-кочувствие сочеталось с радостью поющей и играющей формы...

Впервые раздался и был пропет Богу и миру от лица России гимн приятия и утверждения; гимн радости сквозь все страдания; гимн оче­видности сквозь все пугающие мороки земли.

Впервые от лица России и к России была сказана эта чистая и могучая осанна — осанна глубокого, русским Православием вскормлен­ного мироприятия и Бого-благословения; осан­на пророка и поэта, мудреца и ребёнка, о кото­рой мечтали Гераклит, Шиллер и Достоевский...

И если какой-нибудь народ, одарённый и великий, измученный в непомерных напряже­ниях и страданиях своей истории, имел нужду и право на этот пророческий гимн, на эту ра­достную осанну, — то это был наш народ, это были мы, русские...

И могло ли это не состояться, что этот радостныи и чудный утешитель, этот совершитель нашего духовного акта, этот основоположник русского национального характера, этот завер­шитель нашего национального естества, — стал солнечным центром нашей истории?

Пушкин, наш шестикрылый серафим, от­верзший наши зеницы и давший нам внять горнее и подводное естество мира, вложивший нам в уста «жало мудрыя змеи» и заве­щавший нам превратить наше трепетное и не­уравновешенное сердце в огненный угль, он дал нам залог и явь нашего национального ве­личия, он раскрыл нам блаженство и власть, и спасительность завершённой формы... И он же дал нам ещё один великий и последний дар: он дал нам возможность, и основание, и право благословлять нашу Родину всегда и во всём, любить её, гордиться ею и прозревать её великое будущее, — нерушимо верить в неё и в её грядущий расцвет, что бы ни принесла нам её история, какие бы ещё лишения и страда­ния ни выпали на долю русских поколений...

И в годы разложения и стыда, унижения и смуты, воочию созерцая «бессмысленный и беспощадный русский бунт», — сколько раз, там, в глубине России, в опасностях и тюрь­мах, сколько раз спрашивали мы себя: «неужто конец? неужто мы погибли? неужто кон­чено с нашей замученной, с нашей изумитель­ной Россией?..»

И каждый раз два луча утешали и укрепля­ли душу в её утомлении и сомнении: религиоз­ная чистота и мудрость русского Православия и пророческая богоозарённость нашего див­ного Пушкина...

* * *

Скажем же всем народам, у очага которых мы сидим, как временные странники: «Хотите видеть и испытать Россию, — тогда идите к её пророкам и гениям; и научитесь внимать им на их языке. Не думайте судить о России, не оза­рив свою душу подлинным звуком реченных Пушкиным глаголов. Научитесь петь и молить­ся с ним. Научитесь радоваться и принимать мир из цельности и глубины его осанны. Научи­тесь отводить ему его место в мировом пантео­не гениев; и поймите, что он был тем, чем хотели быть многие и многие из ваших гениев...»

А детей наших поведём и приведём к на­шим алтарям, к нашим пророкам и нашим гениям. А из гениев — прежде всего и навсег­да—к Пушкину...

Ибо здесь они найдут солнечное средото­чие нашей истории.

Здесь они найдут свою Родину.

ЧТО СУЛИТ МИРУ РАСЧЛЕНЕНИЕ РОССИИ

I

1. Беседуя с иностранцами о России, каж­дый верный русский патриот должен разъ­яснять им, что Россия есть не случайное нагромождение территорий и племён и не искус­ственно слаженный «механизм» «областей», но живой, исторически выросший и культурно оправдавшийся ОРГАНИЗМ, не подлежащий произвольному расчленению. Этот организм есть географическое единство, части которо­го связаны хозяйственным взаимопитанием: этот организм есть духовное, языковое и куль­турное единство, исторически связавшее рус­ский народ с его национально младшими бра­тьями — духовным взаимопитанием: он есть государственное и стратегическое единство, доказавшее миру свою волю и свою способ­ность к самообороне; он есть сущий оплот ев­ропейски-азиатского, а потому и вселенского мира и равновесия. Расчленение его явилось бы невиданной ещё в истории политической авантюрой, гибельные последствия которой человечество понесло бы на долгие времена.

Иван-царевич на Сером Волке - Виктор Михайлович Васнецов. 1889

Расчленение организма на составные ча­сти нигде не давало и никогда не даст ни оз­доровления, ни творческого равновесия, ни мира. Напротив, оно всегда было и будет бо­лезненным распадом, процессом разложения, брожения, гниения и всеобщего заражения. И в нашу эпоху в этот процесс будет втянута вся Вселенная. Территория России закипит беско­нечными распрями, столкновениями и граж­данскими войнами, которые будут постоянно перерастать в мировые столкновения. Это пе­рерастание будет совершенно неотвратимым в силу одного того, что державы всего мира (европейские, азиатские и американские) бу­дут вкладывать свои деньги, свои торговые интересы и свои стратегические расчёты в нововозникшие малые государства; они будут соперничать друг с другом, добиваться преоб­ладания и «опорных пунктов»; мало того, вы­ступят империалистические соседи, которые будут покушаться на прямое или скрытое «ан­нексирование» неустроенных и незащищён­ных новообразований (Германия двинется на Украину и Прибалтику, Англия покусится на Кавказ и на Среднюю Азию, Япония на дальневосточные берега и т.д.). Россия пре­вратится в гигантские «Балканы», в вечный источник войн, в великий рассадник смут. Она станет мировым бродилом, в которое будут вливаться социальные и моральные отбросы всех стран («инфильтраты», «оккупанты», «агитаторы», «разведчики», революционные спекулянты и «миссионеры») — все уголовные, политические и конфессиональные авантюри­сты Вселенной. Расчленённая Россия станет неизлечимою язвою мира.