С 17 по 21 января 2013 года главный ре­дактор журнала «Переправа» был официаль­ным гостем и участником XI Международно­го кинофестиваля документальных фильмов памяти Владимира Высоцкого в Польше, в городе Кошалине. Там о. Михаил презенто­вал свою аудиокнигу «Мне есть что спеть, представ перед Всевышним» и стал облада­телем одной из главных наград фестиваля. Своими впечатлениями о Польше он делится сегодня с читателями журнала.

О   О   О

Я приехал в Польшу вместе со своим другом - московским музыкантом Михаи­лом Крыловым, правнуком начальника жан­дармерии Варшавы. Сразу же посоветовал ему воздержаться от излишних признаний. У поляков с Россией - давняя неприязнь, во­йны, взаимная оккупация. Лжедмитрий, Ма­рина Мнишек, польские воеводы, засевшие в Кремле и убившие патриарха Гермогена... А потом был страшный голод во время оса­ды Кремля, наполненного поляками, и те, по свидетельству летописцев, стали поедать друг друга. Когда русские заняли Кремль, во многих местах находили чаны с просоленным человеческим мясом... Чисто библейские истории: жестокость, надменность и бес­славный конец. С другой стороны, после раз­грома Наполеона Центральная Польша при Александре Первом стала частью Российской империи. Но - ненадолго.

Мы ехали в Варшаву поездом по приглаше­нию Музея памяти Владимира Высоцкого в го­роде Кошалине. Поляки любят поэта, там есть его многочисленные поклонники. Музей еже­годно проводит международный кинофести­валь, в рамках которого может происходить что угодно - презентации книг, декламации стихов, исполнение песен, интервью, дискуссии и взаимные признания в симпатиях. На этот раз собра­лись гости из двадцати стран мира. Совершенно разные и по духу, и по культуре, и по религии: арабы и евреи, агностики и православные, люте­ране и буддисты. Всех их так или иначе объеди­нил Высоцкий. Он там - некий всечеловек. Каж­дый находит в нём что-то своё. Как в «Звёздном мальчике» Рэя Брэдбери. Его любят за доброту, ум, порядочность. За искромётный талант и спо­собность поднимать общезначимые темы.

Организовала фестиваль пани Марлена Зимна - доктор филологии и основатель музея Высоцкого, она училась в СССР, там полюбила поэта, и эта любовь стала постоянной. Ей от­части помогает местный муниципалитет, но основные средства она как-то добывает сама. Многие участники прибыли за её счёт. И жили в гостинице тоже на её деньги. Поистине ши­рокий и добрый, умный человек, тонкая жен­щина, свободно изъясняющаяся по-русски и по-английски.

Город, где проходил фестиваль, назывался Кошалин. Это бывший немецкий городок, рас­положенный километров в восьмистах от Вар­шавы, с соответствующей бюргерской архитек­турой и костелами. В 1945 году он полностью отошёл от поверженной Германии к Польше. Примечательно, что исторически у города было три почётных горожанина - Адольф Гит­лер (немецкое население Кошалина до 45-го года потребовало от властей оказать им такую честь), папа Иоанн Павел Второй (его памятник стоит напротив центрального костела в центре города) и какой-то отважный покоритель Ар­ктики, если не ошибаюсь. Первого почётного ношалинца из анналов городской истории уже никак и ничем не извлечь.

В Варшаву мы приехали рано утром. Я молил Всевышнего, чтобы Он избавил меня от всяких возможных националистических и политических наездов тех или иных поляков, чтобы благопо­лучно и с хорошим настроением доехать до людей, которые нас любят и ждут. Но на пути к ним стояли потенциально враждебные проводники и носильщики, прохожие и крутая молодёжь, так­систы и администраторы гостиниц, полицейские и обыватели.

Однако всё прошло благополучно. Поляки были любезны, деловиты и оперативны. Такси­сты не хамили, девушка за гостиничной стой­кой отеля в Варшаве понимала всё с полуслова. Она же по моему возвращению из Кошалина в Варшаву передала мне потерянный мною теле­фон с миллиардом важных номеров. Его привёз таксист. Другой таксист-самарянин привёз в го­стиницу мои перчатки. Каюсь в том, что создал дополнительные и неоплачиваемые услуги для честных работников частного извоза.

О  О  О

На фестивале было оживлённо и шум­но. Пани Марлена собрала многочисленных представителей СМИ, у меня брали интервью, записывали мои реплики на диктофоны, сни­мало местное телевидение. Я презентовал собравшимся свою аудиокнигу о духовном осмыслении Высоцкого, коснулся деятель­ности духовно-светского журнала «Перепра­ва», редактором которого являюсь. Пел песни, а Миша Крылов их гениально аранжировал, импровизируя, как истинный джазмен, на ходу и создавая настроение. Говорил я со сцены по-русски, согласно договорённости. Все участ­ники изначально решили общаться на язы­ке поэта. Кто знал три слова, кто - тридцать три, а вот гости из Израиля знали русский в совершенстве и бурно реагировали на песни. Встречали так тепло, как нигде и никогда рань­ше. Удивительно.

О  О  О

Лжедмитрий и Сигизмунд остались за се­рой пеленой прошлого. У поляков - свои про­блемы с Евросоюзом, у прохожих - достаточно хмурые лица. Польки, как и всегда, красивы, старики степенны, к ним проявляется есте­ственное уважение. Гуляя по улицам Варшавы и Кошалина, я обратил внимание на странное обстоятельство: практически нигде нет ни од­ного приезжего гастарбайтера. Все - от черно­рабочих до элиты - поляки. Раздумывая над этим фактом, я предположил, что наших со­братьев-славян международный глобализм душит как-то по-другому - банками и прочим триллионом обязательств по правам падшего человека. Выяснил, однако, что средняя зар­плата у них значительно выше нашей. М-да, дела... Так что если мерить на ЗП, то они жи­вут лучше. Но на улицах всё равно как-то музейно и отчуждённо. И реальная атмосфера сокрыта от глаз. Хотя говорят поляки иногда громко. Но темы в основном бытовые. Такого политического гвалта, как в России, нет. Мо­жет, уже позади? Или - впереди? Смотря что хотят поляки. Национальной независимости? Но там уже дух Европы и серьёзное окруже­ние. Польша - маленькая страна. А чем стра­на меньше, тем больше у неё проблем. С той же независимостью, например. Но может, они довольны? Костелы работают, Закон Божий преподаётся. Но так ли там всё просто? Ведь и Закон Божий совсем по-разному можно пре­подносить. Можно и о «двуполом боге» толко­вать со значением. Или о равноценности всех религий - от культа Вицли-Пуцли до Христа. В общем, надо бы поехать туда, в Польшу, ещё разок, внедриться в неё пытливым Штирли­цем и поосновательнее во всём разобраться. И тогда - дерзаю сказать сразу и со всей ос­новательностью - станет ясно, что и там и тут, повсюду на земле стенает и мучается зажатый в душном урбанизированном пространстве и примитивных идеологических тисках обезверившийся и нравственно полудикий человек. И волком воет из-за страшной отдалённости от Бога. И - пропадает в злых страстях своих.

О  О  О

В польском супермаркете продукты - доволь­но качественные. И колбаска там очень вкусная. Мы с Мишей искали, правда, краковскую, но так её и не нашли. В колбасном отделе продавщи­ца куда-то запропастилась. Образовалась ма­ленькая, но весьма наэлектризованная очередь. Мужчина в роговых очках громко крикнул за прилавок: «01асгедо п!1<1 п!е ргаси]е? То ]ез1 п!е з!<1ер, а Ьа^адап!». И нервно улыбнулся очере­ди. Вскоре появилась невозмутимая продавщи­ца. Этот эпизод меня почему-то успокоил. Всё по-человечески, живые люди. Как и у нас. Нет, вообще-то здесь чуток полюбезнее. В наших су­пермаркетах чуть что не так - и гнусный молодой менеджер-пустоглаз на роликах подкатит к тебе и брезгливо бросит: «Не хотите ходить сюда, не ходите, я вызываю охрану!»

О  О  О

Утром второго дня меня пригласили сослу­жить Божественную литургию в местном право­славном польском приходе храма Успения Божи-ей Матери. Храм - бывший костёл, внутри - ну­левая температура. Приход достаточно бедный, но держится с достоинством. Симпатичный отец Николай из Польской автокефальной православ­ной церкви всё делает один. Знакомая, впрочем, картина. Я тоже последние шесть лет служил преимущественно в смиренном одиночестве. Сейчас, правда, помогает алтарник.

После евангельского чтения меня благо­словили выйти на проповедь. Прихожан было немного, среди них стояли и гости фестиваля, с интересом наблюдая за моим преображением.

В конце службы отец Николай неожиданно воз­высил меня перед прихожанами, назвав великим гостем в их рядовом приходе. На самом деле ве­ликими были все они - верующие православные, затерянные среди польского католичества. Од­нако правительство разрешает преподавать отцу Николаю Закон Божий в школе и даже платит за это зарплату. Опять странно. Ну да ладно. Кста­ти, пригласили меня на службу своеобычно: «Не хочет ли пан оказать честь приходу и отслужить мессу?» Я напрягся. Экуменизм в действии? По­том выяснилось, что под мессой подразумевает­ся православная литургия.

Я побывал в гостях у батюшки, а на следу­ющий день уже после фестиваля он пригласил меня, Михаила и ещё одного гостя пани Марлены - лютеранского пастора Игоря Алисова - в ресторан на берегу Балтийского моря. Помню сердитых чаек и нахохлившихся селезней у самого прибоя. Сказали, чтобы мы их хлебом не кормили. От холода хлеб застывает у них в желудках, и птицы в мучениях умирают. Чем же они питаются? С этим вопросом я обратился к отцу Николаю:

- Они приспособились. Рыбка, моллюски и так далее.

Угощали фирменной треской, старым вином. Всё было очень мило. Нас сопровождали супруги Биль - инженер Тадеуш, преподаватель местно­го университета, и его жена Светлана, перевод­чик и журналист.

Все они были очень внимательны, баловали нас обходительностью, каждому вручили на па­мять подарки и сувениры, проводили прямо до подножки поезда. Спаси их Господь за доброе сердце!

О   О   О

Наибольшее оживление в моём фестиваль­ном выступлении вызвала песня Владимира Се­мёновича: «Нет, и в церкви всё не так!» («Цыга­ночка»). И - мои скромные комментарии к ней, суть которых сводилась к тому, что в «те времена укромные», то бишь советские, мы, люди Церк­ви, увы, прогнулись под большевиками и «их радости стали нашими радостями». Вот почему там было «всё не так». Хотя к Высоцкому можно было при желании придраться и сказать: «Да вы сами, Владимир Семёнович, в церковь выпим-ши пришли, вот вам всё и не так!..». Но не нужно переходить на личности. Может, он и заходил туда в разобранном состоянии, кто знает. Важно не это. К тому времени он был уже большим по­этом и ничего случайного практически не писал. А потому каждая его строчка требовала более серьёзных подходов и глубоких обобщений.

Мне вручили награду - бронзовую статуэтку с портретом Высоцкого и памятной надписью: «Ойчец Михаил Ходанов. Найлепшей о Влодиме-же Высоцкем». То есть вроде как лучше всех о Высоцком. В глубине души я был с этим полно­стью согласен, но внешне проявлял положенное стеснение. Почтили и доктора медицины - го­сподина Хусейна из Иордании. Тот пел Высоцко­го на русском языке. Это надо было слышать. Так его точно не пел ещё никто. На память об этом я взял его диск: «Вздох глюбок-кый, р-р-р-рукы щырэ...» Дело в том, что я - арабист и доподлин­но знаю: арабы на дух не выносят Высоцкого. Во всяком случае, тысячи из тех, кого я знал рань­ше. Только я, бывало, включу что-нибудь такое, как они сразу же начинали негодовать: «Миха­ил, поставь что-нибудь другое, мы нервничаем!» Действительно, совершенно другие ритмы, иная ментальность. Но вот и здесь начинают посте­пенно рушиться барьеры. Ещё одна поэтесса из Ирака - курдка - подарила мне книгу перево­дов песен поэта на арабский язык. Для меня её труд был подлинный бестселлер. Госпоже Гула-ле огромное спасибо, она тоже пробила брешь между Россией и Ближним Востоком на самом тонком вербальном уровне.

О  О  О

У пани Марлены накануне фестиваля слу­чилось страшное горе. На её руках скончалась горячо любимая мать, в которой она души не чаяла. Мама умерла в одночасье, совершен­но неожиданно. Только что прошли похороны, горе Марлены было поистине безмерно, но она мужественно держалась до конца и завершила фестиваль на самом высоком уровне. Результат был достигнут: почтили память великого поэта и стали чуть ближе друг к другу.

Царство Небесное маме Марлены - пани Монике. Нам не посчастливилось увидеть эту прекрасную, милую и добрую польскую жен­щину, достойнейшего представителя своего поколения. Она тоже стояла у истоков Музея памяти Владимира Высоцкого и вдохновляла дочь на все дела по увековечению памяти по­эта в Польше.

Пани Марлене - моё глубокое соболезнова­ние, а также пожелание крепости духа, воли и мудрости пережить, с помощью Божией, своё не­утешное человеческое горе.

О  О  О

Трудно писать о Польше, наблюдая за ней из окна поезда и окна такси. Но я заметил, что всюду - чистые, аккуратные домики, всё как на лубочной картинке. Тут и там по пути встречались ветряные мельницы. Грандиозное зрелище, хотя лопасти их вращались довольно вяло.

И пара слов о польском телевидении. Оно вроде бы поприличнее нашего в плане отсут­ствия пошлости и секса. Там нормальные муль­тфильмы, там почти нет скабрёзностей, и на экра­не в сонме дикторов и ведущих преобладают поляки. Есть французские, немецкие и итальянские каналы. Правда, в плане артистизма и постано­вок преобладает безвкусица. А польское кино было когда-то одним из лучших в мире. Но всё равно ТВ у них поспокойнее в разы: не заводит, не разводит, не опускает, не интригует, не бере­дит гнусные человеческие страсти. Так мне, во всяком случае, показалось. Я бы сказал -телеви­дение у них по духу имеет что-то общее с нашим годов эдак семидесятых, самого начала оных. И незримо глядят на нас сквозь двадцать пя­тые телекадры наши любимые образы из зна­менитого польского сериала «С21еге] рапсегп! I р'юз» («Четыре танкиста и собака»)...

О  О  О

В голове моей прокручивались слова одной польки. У нас с ней в кошалинской гостинице неожиданно произошёл богословский диспут. Точнее, она попыталась выяснить у меня, как у священника, некоторые моменты из Священно­го Писания. Она - вегетарианка и любит живот­ных. Их убийство она воспринимает с болью и абсолютным неприятием. В животных она видит наших братьев меньших и рассматривает этот принцип универсально. Если бы она сумела раз­глядеть мир микробов, то и они наверняка под­пали бы под действие её гуманизма, и она бы страшно переживала, что поневоле вынуждена самим фактом своего существования постоянно уничтожать их триллионами. Так, любой индус, попавший в Москву, морально мучается, по-эквилибристски, в замысловатом танце переступая через тысячи дождевых червей, выползших после дождя на тротуары столицы. Или: если её, мою знакомую, станет терзать белая акула или же разрывать на части злобный аллигатор, вы­прыгнувший из пучин Нила, она всё равно будет гладить их по царапающейся чешуе и брать всю вину на себя. Типично христианский принцип са­моосуждения, доведённый до абсурда. Хотя фор­мально не исключено, что тот же аллигатор, по­чувствовав благодать её любви, может в порядке чуда со стыдом ретироваться или же прильнуть с покорностью к своей недавней жертве.

Несомненно, такой позицией полька созда­ёт себе в жизни большие сложности. И не только в плане диеты (один православный прихожанин, тоже чуть-чуть индуист по натуре, спросил как-то своего терпеливого духовника: «Батюшка, а та­раканов убивать можно?». - «Можно и нужно». -«Но они же живые, тоже твари Божий, попробуй, создай такого! Жалко...». - «Ну, если не мы их, то они нас! - ответствовал батюшка супердоброму прихожанину, который - и это доподлинно извест­но - буквально поедом «ел» всех своих домашних, всю жизнь искавших от него пятый угол...). Её, на­пример, настораживает, что Господь разрешил бе­сам, вышедшим из человека, войти в гадаринских свиней - где-то в две тысячи голов, - а потом те бросились в море и утонули. По логике Христос вы­ходит виноватым в том, что косвенно убил ни в чём не повинных хрюшек, да ещё в таком количестве. Партия зелёных обвинит Его, пожалуй, ещё и в том, что Он, не найдя плодов на смоковнице, взял да и засушил её. Как жестоко, закричат они, и вывесят на храме соответствующую клеймящую растяжку.

А и в самом деле - как быть? Свиньи-то и вправду не виноваты. И мозг у них как у челове­ка. И умные они, и боль чувствуют. И умирать не хотят, верещат, убегают от ножа.

То, что всё познаётся в сравнении и что вокруг идёт форменная человеческая бойня, - не ответ. И так не надо делать, и убивать никого не следу­ет, в том числе и невинных животных.

А что животные убивают друг друга - тоже не ответ. У человека есть разум и сердце, и он не должен поступать как неразумные твари. Ну а уж если до конца по-христиански, то звери стали плотоядными и злыми только из-за человече­ского грехопадения, которое носило вселенский масштаб и извратило на корню весь мир с его флорой и фауной, сообщив им тление, жесто­кость и смерть.

Ответ здесь такой: свиньи - невольные участ­ники в замысле Творца. Он Сам дал им времен­ную жизнь ради своей высшей цели, и Он же за­брал её, эту временную жизнь земную, вразумив гадаринцев страшным, но спасительным именно для их жёстких сердец чудом. И свинки обрели там, наверху, такое утешение, какое нам и не сни­лось. А вообще-то весь одушевлённый мир жи­вёт для того, чтобы войти в удел вечности и ра­дости, чистоты и святости. Любовь Божия иногда проявляется и через действие хирурга, который отсекает у человека, скажем, гангренозную ногу, чтобы тот жил. Жалко ногу? Да. Нос ней человек умрёт. Кроме того, - и это самое главное в этом мире и во всей сотворённой вселенной, - Бог сам преподаёт нам величайший урок жертвенности, идя на смерть ради своего творения. И здесь - да умолчит всякая плоть! Христос пришёл на зем­лю, чтобы искоренить грех ценою собственных добровольных страданий. Почему же Господь не спасает нас от греха другими средствами, как Всемогущий Бог? А вот почему: Он дал челове­ку богоподобие - разум, свободу и способность любить. А творение нашего человеческого уров­ня, наделённое богоподобной свободой воли,не может быть приведено в состояние «гего» авто­матом, вне его собственного желания. Бог Люб­ви с ним ничего не делает насильно. Высшая же любовь неотделима от жертвенности. И потому Господь идёт на эту добровольную жертву, чтобы Его любимое творение - человек - увидел, как глубоко он извратил свои пути и как, несмотря на это, Бог его любит и готов пострадать за него до конца. И - вразумиться, покаяться до глуби­ны души, и с помощью Божией больше не гре­шить, но войти в бессмертие и благословенную вечность. Пройдя через черту смерти и победив Её своей невиновностью и чистотой (кто свят и чист, над тем смерть не властна), Бог воссозда­ёт в чистоте и святости взятую на себя телесную природу падшего человека, его натуру и воз­носится с ней на небо. Вот эту новую-то натуру христианин постепенно обретает в Церкви через принятие Таинства крещения, покаяния и евхаристии - вкушения Тела и Крови Христовой под видом хлеба и вина.

Закричат, в момент забыв о свинках, - вот опять какие-то каннибальские практики!

Отвечаю: замолчите, добрые, но лукавые и ядущие друг друга люди! Этот многоценный би­сер откровения - не для вас. На циничные вопро­сы не отвечаем, злобу и сарказм обходим сто­роной. Этими настроениями человек заключает себя в панцирь окаменённого нечувствия, отчего и сам страдает, и других мучает.

Когда кто-то отдаёт свою жизнь, всего себя -свою плоть и кровь - ради другого - это и есть высшая форма жертвенной любви. Вот почему Богу было угодно соединяться в Евхаристии с учениками именно так. По сути. А по форме - это хлеб и вино. В основании мира неизменно лежит жертвенность. Как Бог жертвует Собой для спа­сения всех, так и всё дышащее Его творение при­звано идти по стопам Учителя. А как же иначе?

О  О  О

А гадаринские свиньи - их всё-таки утопили бесы. И то, что Господь не противился этому, гово­рит, повторюсь, только об одном: животные вошли в удел Божий, в одну из Его обителей, в вечность, как пострадавшие ради славы Его, а гадаринские жители получили должное вразумление за своё неверие. Может, кого-то из них оно там и просвети­ло, обратило ко Христу. Спасение - дело штучное, сложное, скопом не спасаются.

Ну а со смоковницей - просто архизапутанный богословский вопрос... Не знаю, что и сказать-то в оправдание Бога... Да просто Он - Творец и Хозяин виноградника земли (равно как и тех, кто задаёт все эти вопросы). Подрубает и ветки, и увядающие деревья, чтобы, образно говоря, вишнёвый сад рос лучше и пышнее. А скоро при­дёт и наша очередь. Мы ведь тоже сад, только человеческий. Там и дубы растут, и калина крас­ная, и клён с сосной, и нежнейшая сакура.

Из диспута тем не менее я понял, что поля­ки - не фунт изюма и что они интересуются бо­гословием не абы как. Сторонники вегетариан­ства реально напрягли расслабившегося было от успеха московского певца-теолога.

О  О  О

Р.5. Пани Марлене - искренняя благодар­ность и любовь во Христе. Хочется верить, что и мы её не разочаровали. Правнук главного жан­дарма Варшавы - изумительный гитарист и до­брый светлый человек. Лично у него вообще нет ничего общего с жандармом. Кстати, в жандар­ме, как таковом, ничего плохо нет. Это нас, со­ветских идейных аборигенов, лукавые дяди-бо­лы учили презирать представителей подлинной власти, которая защищала православного царя и была от Бога.

Перейти к содержанию номера