ПРЕПОДОБНОМУЧЕНИЦА ЕЛИЗАВЕТА ФЕОДОРОВНА РОМАНОВА
Попытка неформального жизнеописания
К 100-летию Марфо-Мариинской обители милосердия
(Продолжение. Начало см. № 5, 6 за 2008 год.)
МАРФО-МАРИИНСКАЯ ОБИТЕЛЬ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Когда кончаются мирные времена, наступает час испытания каждого человека: его личности, степени его мужества, всех сторон его души. Война, как учит Святая православная церковь, – последнее вразумление Божие людям за их отступление от заповедей Всевышнего, от духа взаимной любви и мира.
Мировая война – особо трагическое и таинственное явление в жизни народов. Она вызывает неисчислимые страдания, обнажает крайнюю человеческую низость, неуемность амбиций, жажду безудержного господства и вместе с тем через беды выправляет погрязшие во грехе души людей, порождает в них глубокое покаяние, жертвенный порыв к защите своих ближних и стремление жить чисто и свято.
Передел мира, начавшийся в 1914 году, вверг народы в пучину кровавой бойни. Россия принадлежала к тем странам, которые не были инициаторами военных действий и не хотели их. Однако тяжелое положение братской Сербии, защищавшей интересы славянских народов на Балканском полуострове, потребовало от Российской империи оказания ей немедленной помощи в условиях агрессивной политики Австро-Венгрии и Германии. И Россия вынужденно вступила в эту войну.
Елизавета Феодоровна, получив известие о приближающейся войне от сестры – Императрицы Александры, молилась об избежании этой трагедии, предчувствуя великую беду для России. Она направилась в Верхотурье – припасть к мощам святого праведного Симеона Верхотурского, которого очень почитала, и испросить у него духовной помощи и поддержки.
Патриотический подъем русских людей перед войной был очень высок. Никто не сомневался, что через самое короткое время русские войска победоносно вступят в Берлин и будет заключен мир. Где бы ни появлялся Император Николай II и его ближайшее окружение, в том числе и Елизавета Феодоровна, повсюду их встречали громом рукоплесканий и восторгом. Везде шла активная запись на фронт добровольцев – как из высших слоев общества, так и из народа.
В Царском Селе Императрица Александра Феодоровна вместе с Великой княгиней Елизаветой Феодоровной провели совещание, где присутствовали и другие дамы двора. Они наметили план работы на первые месяцы войны, куда входило: формирование санитарных поездов, устройство складов лекарств и снаряжения, а также посылка на фронт походных церквей.
Однако уже с самого начала военных действий, несмотря на определенные успехи России на фронте, возникли большие проблемы. Санитарная служба была не в состоянии справиться со своими задачами. Выявились недостатки в должной подготовке обслуживающего персонала, в организации транспорта и в поставке медикаментов. Сказывалась также и халатность многих чиновников, которая нередко приводила к гибели солдат. Все это безмерно печалило Великую княгиню, но она делала все возможное, чтобы хоть как-то исправить положение. Когда русские войска заняли Львов, столицу Восточной Галиции, Великая княгиня по поручению Царского дома приняла официальное участие на торжествах во Львове по случаю победы, заменив собой заболевшую Императрицу. По окончании торжеств Елизавета Феодоровна произвела инспекцию полевых госпиталей Карпатского фронта.
Вскоре военные успехи России на фронте сменились рядом поражений. Была потеряна Польша, Восточная Галиция, начались отступления на других фронтах. Железные дороги были забиты поездами, что приводило к простою войск и вооружений, вносило разлад в своевременность проведения военных действий. То же самое происходило с товарными составами, нагруженными провизией и медикаментами. Не хватало рабочих рук для ремонта подвижного состава. По стране поползли слухи об измене. Их подогревали как немецкие агенты, так и местные революционеры-подпольщики, жаждавшие поражения собственного Отечества. Императрицу Александру Феодоровну обвиняли в том, что она – «германская шпионка». То же самое говорили и о Елизавете Феодоровне, воспользовавшись тем, что она, как христианка, навещала в госпиталях не только русских воинов, но и немецких раненных военнопленных. Лгали людям, что она-де «дает немцам деньги, а русским – только иконки».
Белгородский игумен Серафим (Кузнецов), к которому была весьма расположена Великая княгиня, писал о Елизавете Феодоровне и о ее отношении к войне следующее: «Помню, как я приезжал с фронта к шестому августа 1915 года в Москву и к Рождеству Христову 1916 года, проводя эти праздники в ее Обители, при духовном разговоре, касался и войны. Она мне говорила, что Государь войны не желал, война вспыхнула вопреки его воли, как вспыхивает пожар вопреки хозяина дома. Винила она возгордившегося Императора Вильгельма, что он послушался тайного внушения мировых врагов, потрясающих основы мира своим вероломным тайным действием, нарушил завет Фридриха Великого и Бисмарка, которые просили жить в мире и дружбе с Россией, ибо война приведет к гибели и ту и другую. Так думали все великие люди, любящие родину, желающие ей истинного блага, а не призрачного» (1).
Между тем агитация против самодержавия усиливалась. Неудачи на фронтах приписывались сговору «царской верхушки» с Германией, распускались грязные слухи о царской семье. Простой народ, дезориентированный революционной пропагандой, подавленный тяжестью изнуряющей войны, часто с сочувствием внимал мятежным слухам, верил лукавым лозунгам о том, что всем, кто поддержит революцию, дадут хлеб, землю, заводы, фабрики и власть. Сбывались слова французского посла и бытописателя русских нравов Мориса Палеолога, писавшего о том, что душа русского народа – самая загадочная, самая странная и переменчивая. И действительно, те, кто еще совсем недавно восторженно стремились к призывным пунктам и пели громче всех «Боже, Царя храни!», уже требовали свержения царизма. Эти мятежные настроения вылились и на Елизавету Феодоровну. Однажды, когда она возвращалась с похорон Великого князя Константина Константиновича, с которым была всегда очень дружна, возле Обители ее встретила хулиганствующая толпа. В машину Великой княгини полетели камни. Толпа плевалась и шумела, придвигаясь все ближе и ближе. Какие перемены!.. Люди были готовы поднять руку на светлого ангела Москвы – на подвижницу, которая неусыпно заботилась о бедных и несчастных москвичах и раздала все свое богатство ради их блага.
Но тогда все обошлось – час страданий Великой княгини еще не пробил.
Материальное положение в Москве продолжало ухудшаться. В связи с войной взметнулись цены на продукты питания. Рынки и базары стали пустеть. Запасы продовольствия Марфо-Мариинская обитель пополняла из сел и деревень, находившихся в окрестностях Ильинского. Все лучшее из продуктов, что принадлежало Обители, шло на стол старикам, детям и бедным людям. Себя сестры в еде предельно ограничивали.
Тем временем среди населения продолжала распространяться крамола. Марфо-Мариинскую обитель злые языки называли центром немецкого шпионажа. Усиленно распространялись сплетни о Г. Е. Распутине-Новых и царской семье. В огромных московских очередях за продуктами эти слухи приобретали самые изощренные формы. Подпольщики всеми силами и средствами продолжали сеять дезинформацию о якобы имевшем место предательстве Царского дома в пользу Германии. От этого, мол, и поражения все терпим. Народ ожесточался, а на войне поражения шли одно за другим. Государственная дума также внесла немалую лепту в создание из царской семьи образа «врага и предателя».
Однако Елизавета Феодоровна даже в этих условиях не осуждала людей. Напротив, старалась их всегда оправдать. «Они очень устали», – говорила она о враждебной толпе.
В 1916 году неожиданно меняется положение на фронте. Осуществляется знаменитый Брусиловский прорыв – блестящая операция Юго-Западного фронта под командованием генерала Брусилова, когда нашими войсками был нанесен серьезный удар по Австро-Венгрии и были заняты Галиция с Буковиной. У армии опять поднялся боевой дух, и все вновь настроились на победу. Как много значит на войне успех!.. Однако в тылу происходили обратные процессы. Там спешно готовилась революционная ситуация. В армию засылались провокаторы, распространялись листовки и прокламации, солдат настраивали против офицеров, внушая им, что новой справедливой властью будто бы будет даром раздаваться земля и что для этого необходимо убить настоящего врага – царского офицера, побрататься с врагами, воткнуть штык в землю и спешно ехать домой в деревню (регулярная армия Российской империи состояла в основном из крестьян).
Осенью того же года пустили еще один гнусный слух о том, будто бы брат Елизаветы Феодоровны Эрнест тайно прибыл в Россию для заключения сепаратного мира между Россией и Германией и скрывается у своей сестры в Марфо-Мариинской обители. Опять на Ордынке собралась громадная толпа, требовавшая расправы над немецкими «шпионами»: «Немку долой! Выдавайте шпионов!». Со стороны подстрекателей в Обитель стали швырять камни. Только отряд полиции разогнал смутьянов.
События в Петербурге и Москве продолжали накаляться. В связи с участившимися забастовками рабочих оборонных предприятий столицы и беспорядками Николай II выехал из Ставки в столицу, однако по решению Государственной думы его поезд был остановлен железнодорожниками (!) на станции с символически-зловещим названием «Дно» и переведен на псковское направление. В поезде царь был практически один. Какое обращение с государем, какая измена!.. И депутаты, и генералы, и революционеры, и даже какие-то железнодорожные служащие – все смешалось тогда в одно преступное сообщество, все покатилось в пропасть… Именно там, на станции, и состоялось вынужденное отречение Императора от престола. Это требование ему ультимативно предъявила либеральная Государственная дума. Телеграммы с аналогичными требованиями государь получил и от главнокомандующих всех фронтов. Никто из генералитета не поддержал его в трудную минуту. С отречением государя от престола кончилась великая имперская история России и началась революционная вакханалия…
Великая княгиня глубочайшим образом переживала происшедшее. По свидетельству очевидцев, она выглядела совершенно исхудавшей и измученной. Ей открылось со всей очевидностью, что все ее труды и старания здесь, в России, закончены и что ее надеждам и мечтам приносить пользу любимым русским людям не суждено сбыться. Она видела, что наступает какая-то страшная развязка, и, не имея возможности приложить свои силы на привычные дела милосердия, желала только одного – чтобы Господь укрепил ее в этот страшный для нее час, помог остаться верной Господу Иисусу Христу, которого она возлюбила паче жизни, и принять страдания за русский народ, испив до конца свою горькую чашу.
В Москве начался хаос, толпы разъяренных людей и выпущенных Временным правительством на свободу уголовников заполнили улицы. Все это создавало крайне напряженную обстановку вокруг Обители. Только Божиим чудом она несколько раз была спасена от полного разгрома. В нее то и дело врывались революционеры, проявляли крайнюю бестактность и задавали провокационные вопросы. Однажды в Обитель вбежали выпущенные на свободу преступники, в большинстве своем – пьяные. Наглость их не знала границ. Один из них с великой дерзостью увязался за Великой княгиней, всячески унижая ее и злословя. Потом властно потребовал, чтобы она обработала ему загноившуюся рану. Она беспрекословно перевязала его. Тот был смущен. Так Елизавета Феодоровна даже в экстремальных условиях, когда жизнь ее висела буквально на волоске, открывала отдельным опустившимся и зверовидным людям путь к Богу – через деятельную к ним любовь, которая порождала в их ожесточившихся сердцах умиление и покаяние. «Народ – дитя, – сказала она однажды. – Он не повинен в происходящем… он введен в заблуждение врагами России» (2).
Амбулатория Марфо-Мариинской обители продолжала оставаться открытой. Обительская больница также работала, хотя и в ограниченном режиме. В ней лежало несколько тяжелобольных женщин. За ними, как и всегда, осуществлялся самый внимательный уход. Елизавета Феодоровна лично следила за состоянием их здоровья, хотя и знала, что революция, не щадившая здоровых и юных, уж тем более не пощадит больных и убогих, которые к тому же еще принимали медицинскую помощь от рук классового врага!..
С наступлением лета 1917 года Елизавету Феодоровну посетил шведский министр – с предложением выехать из России. Это было настоящим испытанием для Великой княгини, которой, конечно, очень хотелось увидеться со всеми своими родными и близкими, связь с которыми оборвалась еще в начале войны. Увидеться – и ощутить живое тепло их добрых и любящих сердец. Однако она превозмогла свое естественное человеческое желание и ответила министру, что не может позволить себе оставить Обитель и сестер, данных ей самим Господом. Тем самым она подписала себе смертный приговор. Потрясенный министр, поклонившись, вышел.
Власть Временного правительства была непрочной и короткой. Волнения по-прежнему сотрясали Россию. Нестроения и разруха порождали эпидемии и болезни. Из-за частично разрушенной канализации и сильной летней жары жителей Москвы поразил недуг, чем-то похожий на тиф. В тот период тяжело заболела и Елизавета Феодоровна. По рекомендации врачей впервые на голые доски ее постели был положен тонкий матрас. Выздоровев, она оставалась физически очень слабой – до такой степени, что какое-то время не могла ходить и часами сидела в плетеном кресле, пребывая в молитве и занимаясь рукоделием.
История донесла до нас два ее письма – своему верному другу, графине Александре Олсуфьевой. И то и другое были написаны, по-видимому, незадолго до ареста и отразили внутреннее духовное состояние Великой княгини, ее смирение, великую веру в милосердие Божие и непоколебимую решимость перенести все жизненные испытания до конца.
«Дорогая Аликс!
Господь опять Своей великой милостью помог нам провести эти дни внутренней войны, и сегодня я имела безграничное утешение молиться... и присутствовать на Божественной службе, когда наш Патриарх давал благословение. Святой Кремль, с заметными следами этих печальных дней, был мне дороже, чем когда бы то ни было, и я почувствовала, до какой степени Православная Церковь является настоящей Церковью Господней. Я испытывала такую глубокую жалость к России и к ее детям, которые в настоящее время не знают, что творят. Разве это не больной ребенок, которого мы любим во сто раз больше во время его болезни, чем когда он весел и здоров? Хотелось бы понести его страдания, научить его терпению, помочь ему. Вот что я чувствую каждый день. Святая Россия не может погибнуть. Но Великой России, увы, больше нет. Но Бог в Библии показывает, как Он прощал Свой раскаявшийся народ и снова даровал ему благословенную силу.
Будем надеяться, что молитвы, усиливающиеся с каждым днем, и увеличивающееся раскаяние умилостивят Приснодеву, и Она будет молить за нас Своего Божественного Сына, и что Господь нас простит. Ваша постоянная молитвенница Елисавета» (3).
И второе письмо:
«Дорогая Аликс, Христос Воскресе!
Как часто мои мысли летят к Вам, и я вспоминаю мою милую графиню, сидящую в своей гостиной и окруженную воспоминаниями. Мы разговариваем за чашкой чая, и в наших воспоминаниях проносятся года, – года светлые, года грустные, и года, когда временами чувствовали руку Господню, могущественную, напоминающую нам о раскаянии, как и в настоящее время.
Как я грущу, что не могу быть с Вами. «Великие» (властители того времени – прим. Л. Миллер) живут в Ваших апартаментах, и Всевышний по Своей милости пощадил Вас, не дав Вам видеть, как ушло от Вас то, что было на этой земле Вашим любимым гнездом.
Если мы глубоко вникнем в жизнь каждого человека, то увидим, что она полна чудес. Вы скажете, что жизнь полна ужаса и смерти! Да, это так. Но мы ясно не видим, почему кровь этих жертв должна литься. Там, на небесах, они понимают все и, конечно, обрели покой и настоящую родину – небесное отечество.
Мы же, на этой земле, должны устремить свои мысли к Небесному Царствию, чтобы просвещенными глазами могли видеть все и сказать с покорностью: «Да будет воля Твоя».
Полностью разрушена «Великая Россия, бесстрашная и безукоризненная». Но «Святая Россия» и Православная Церковь, которую «врата ада не одолеют», – существуют и существуют более, чем когда бы то ни было. И те, кто веруют и не сомневаются ни на мгновение, увидят «внутреннее солнце», которое освещает тьму во время грохочущей бури.
Я не экзальтированна, мой друг. Я только уверена, что Господь, Который наказывает, есть тот же Господь, Который и любит. Я много читала Евангелие за последнее время, и если осознать ту великую жертву Бога Отца, Который послал Своего Сына умереть и воскреснуть за нас, то тогда мы ощутим присутствие Святого Духа, Который озаряет наш путь. И радость становится вечной даже и тогда, когда наши бедные человеческие сердца и наши маленькие земные умы будут переживать моменты, которые кажутся очень страшными. Подумайте о грозе! Какие величественные и страшные впечатления. Некоторые боятся; другие прячутся; некоторые гибнут, а иные же видят в этом величие Бога. Не похоже ли это на картину настоящего времени?
Мы работаем, молимся, надеемся и каждый день чувствуем милость Божию. Каждый день мы испытываем постоянное чудо. И другие начинают это чувствовать и приходят в нашу церковь, чтобы отдохнуть душой
Молитесь за нас, моя дорогая.
Сердечно Ваш «постоянный преданный друг».
П. С. Благодарю за бесценное прошлое.
Да упокоит Господь душу Вашего дорогого, любимого мужа» (4).
Узнав о том, что Императора Николая II с супругой и детьми по приказу Керенского перевезли в Тобольск, Великая княгиня поняла, что никогда уже больше их не увидит. Это был еще один удар по ее исстрадавшемуся сердцу.
Тем не менее, к концу лета силы отчасти вернулись к ней, и она опять занялась Обителью.
Не хватало медикаментов и бинтов, с огромным трудом доставали даже такие элементарные вещи, как йод и хинин. Для перевязки больных сестры стали использовать простыни. И все же насельницы Обители как-то выходили из положения.
Верующий народ России в это непростое время воспринимал Марфо-Мариинскую обитель как духовный центр и шел туда не столько за тем, чтобы подлечить свое здоровье и съесть тарелку супа, сколько за живым врачующим словом, за деятельной христианской любовью, за утешением от горести и невзгод у ног святой подвижницы, которую простые люди, еще не одурманенные революционным психозом, от всей души уважали и ценили. Елизавета Феодоровна многих лично принимала, выслушивала, разъясняла им Священное Писание и, как могла, духовно укрепляла их. Люди выходили от нее умиротворенные и ободренные.
АРЕСТ ВЕЛИКОЙ КНЯГИНИ И ЕЕ МУЧЕНИЧЕСКАЯ КОНЧИНА
Когда произошла Октябрьская революция и к власти пришли большевики, Обитель как будто бы оставили в покое. Никто сестер не трогал, и даже приезжала машина с продовольствием и медикаментами. Но так продолжалось недолго. Начали мало-помалу извлекать из больницы больных – видимо, для ареста. Новая безбожная власть стремилась уничтожить всякое напоминание о династии Романовых и их империи.
С этой целью большевистское правительство начало уничтожать всех, кто носил эту фамилию, принадлежал к благородным сословиям или же просто испытывал симпатии к прежнему строю. Ситуация с Елизаветой Феодоровной для В. И. Ленина осложнялась тем, что ее в народе продолжали любить, и поэтому было решено вывезти ее за пределы Москвы и где-нибудь в глуши убить.
Великая княгиня доживала в Обители последние дни. Те благодетели, которые даже при правительстве Керенского оказывали Обители какое-то материальное содействие, были напуганы событиями и всякую связь с ее настоятельницей прекратили, боясь арестов.
Наконец, за Великой княгиней пришли. Она была арестована и увезена из Москвы на третий день святой Пасхи 1918 года, в праздник Иверской иконы Божией Матери.
Именно в тот день, незадолго до появления большевиков, Святейший Патриарх Тихон посетил Марфо-Мариинскую обитель. Он служил в ней молебен. После службы Патриарх остался в Обители до четырех часов дня и провел все время в беседе с настоятельницей и сестрами. Для Елизаветы Феодоровны, как пишет Л. Миллер, это было последним ободрением и напутствием со стороны главы Русской православной церкви перед ее крестным путем на Голгофу.
Все произошло ровно через два часа после отъезда Святейшего Патриарха. На сборы Великой княгине дали лишь тридцать минут. Насильники проявляли крайнее недовольство плачем сестер и церемонией прощания. Привыкших к крови и жестокости богоборцев раздражали выражения сердечных христианских чувств между настоятельницей и сестрами. Это была поистине тяжелая минута. Прощание – и это понимали все собравшиеся – происходило навсегда. Что может быть тяжелее расставания, за которым человека ожидает лютая смерть от рук нечестивых?.. Все заметили, что Елизавета Феодоровна стала исключительно сосредоточенной. Она молилась и прощалась с сестрами, как с самыми родными и близкими людьми на земле. Она не предала их, не уехала за границу (последний раз ей вновь предлагал сделать это посол Германии в Москве Мирбах, сразу после заключения позорного Брест-Литовского мира – но она отказалась даже встретиться с ним как с послом враждебного России государства). Она укрепляла сестер духовно и благословляла их. Великая княгиня чувствовала, что под ее жизнью на земле проводится незримая черта…
Чекисты побоями отрывали сестер от настоятельницы, отталкивали их и волокли в разные стороны. Зрелище было невыносимым. Всем сестрам навсегда врезались в память слова преподобномученицы, сказанные ею с амвона церкви (куда все сестры прибежали сразу после того, как чекисты вошли в Обитель): «Не плачьте, на том свете увидимся».
Прежде чем сесть в машину, Великая княгиня еще раз осенила всех широким крестным знамением. Позади оставалась созданная ею Обитель и преданные ей сестры, которые, как и она, посвятили всю свою жизнь Богу и нуждающимся людям. Сколько сил и труда было вложено в обустройство Обители, скольким страдальцам она принесла облегчение и в буквальном смысле слова спасла жизнь! Теперь все это оставалось на попечение беззащитных сестер и духовника Обители, протоиерея Митрофана Сребрянского, глубоко скорбевшего вместе со всеми. С Великой княгиней поехали две сестры – Варвара Яковлева и Екатерина Янышева. Больше никому из сестер большевики ехать вместе с Елизаветой Феодоровной не разрешили.
Ненавистную для большевиков сестру русской Императрицы увезли в Пермь. По дороге она сумела написать оставшимся сестрам последнее предсмертное письмо, которое было призвано поднять их дух и хоть как-то утешить. Его оригинал лично читал игумен Серафим (Кузнецов), но записать его тогда не смог и впоследствии воспроизвел по памяти. Вот это бесценное письмо, написанное мученицей по-русски:
«Господи, благослови.
Да утешит и укрепит вас всех Воскресение Христово. В 6 часов проехала Ростов (...).
Да сохранят нас всех с вами, мои дорогие, Преподобный Сергий, святитель Дмитрий и святая Евфросиния Полоцкая. Мы очень хорошо едем. Везде снег.
Не могу забыть вчерашний день, все дорогие милые лица. Господи, какое страдание в них! О как сердце болело! Вы мне стали каждую минуту дороже. Как я вас оставлю, мои деточки, как вас утешить, как укрепить? Помните, мои родные, все, что я вам говорила. Всегда будьте не только мои дети, но послушные ученицы. Сплотитесь и будьте как одна душа все для Бога и скажите, как Иоанн Златоуст: «Слава Богу за все».
Я буду жить надеждой скоро опять быть с вами, и хочется всех найти вас вместе. Читайте вместе послания Апостолов, кроме Евангелия. Старшие сестры, объединяйте сестер ваших. Просите Патриарха Тихона «цыпляточек» взять под свое крылышко. Устройте его в моей средней комнате. Мою келью – для исповеди, и большая – для приема.
Если нигде не будет опоздания, тогда на пятый день только прибудем. Екатерина вернется поскорее к вам, все расскажет, как мы устроились. Нам даны очень милые Ангелы-хранители. Мало спали, потому что думы, думы ползут. Спасибо за провизию. По дороге достанем еще. Стараюсь читать Преподобного Сергия. У меня с собой Библия, будем читать, молиться и надеяться.
Ради Бога, не падайте духом. Божия Матерь знает, отчего Ее Небесный Сын послал нам это испытание в день Ее праздника.
«Господи, верую, помоги моему неверию». Промыслы Божии неисповедимы.
Дорогие мои детки, слава Богу, что вы причащались: как одна душа, вы все стояли пред Спасителем. Верю, что Спаситель на этой земле был с вами всеми, и на Страшном суде эта молитва опять станет пред Богом, как милосердие друг ко другу и ко мне.
Не могу выразить, как я до глубины души тронута, обрадована вашими письмами. Все без исключения вы мне написали, что будете стараться жить так, как я часто с вами об этом говорила.
О, как вы теперь будете совершенствоваться в спасении. Я уже вижу начало благое. Только не падайте духом и не ослабевайте в ваших светлых намерениях, и Господь, Который нас временно разлучил, духовно укрепит. Молитесь за меня, грешную, чтобы я была достойна вернуться к моим деткам и усовершенствовалась для вас, чтобы мы все думали, как приготовиться к вечной жизни.
Вы помните, что я боялась, что вы слишком в моей поддержке находите крепость для жизни, и я вам говорила: «Надо побольше прилепиться к Богу. Господь говорит: «Сын мой, отдай сердце твое Мне, и глаза твои да наблюдают пути Мои». Тогда будь уверен, что все ты отдашь Богу, если отдашь Ему свое сердце, т. е. самого себя».
Теперь мы все переживаем одно и то же, и невольно только у Него находим утешение нести наш общий крест разлуки. Господь нашел, что нам пора нести Его крест. Постараемся быть достойными этой радости. Я думала, что мы будем так слабы, не доросли нести большой крест. «Господь дал, Господь и взял». Как угодно было Господу, так и сделалось.
Да будет имя Господне благословенно навеки. Какой пример дает нам святой Иов своей покорностью и терпением в скорбях. За это Господь потом дал ему радость. Сколько примеров такой скорби у святых отцов во святых обителях, но потом была радость. Приготовьтесь к радости быть опять вместе. Будем терпеливы и смиренны. Не ропщем и благодарим за все.
Я читаю сейчас чудную книгу святого Иоанна Тобольского. Вот как он пишет: «Милосердный Бог сохраняет, умудряет и умиротворяет сердечно предавшегося Его Святой Воле всякого человека и теми же словами поддерживает и укрепляет его сердце – не преступать Воли Божией, внушая ему таинственно: ты находишься всегда со Мной, пребываешь в Моем разуме и памяти, безропотно повинуешься Моей Воле. Я всегда с тобой, с любовью смотрю на тебя и сохраню тебя, чтобы ты не лишился Моей Благодати, милости и даров благодатных. Все Мое – твое: Мое небо, Ангелы, а еще больше Единородный Сын Мой, «твой есмь и Сам Я, есмь твой и буду твой, как обещался Я верному Аврааму. Я твой щит, награда моя велика вечно на веки веков» (Бытие). Господь мой, ведь Ты мой, истинно мой... Я Тебя слышу и слова Твои сердечно исполнять буду». Скажите эти слова каждый день, и вам будет легко на душе. «Надеющиеся на Господа обновятся в силе, подымут крылья, как орлы, потекут и не устанут, пойдут и не утомятся» (Исайя).
«Господи, верую, помоги моему неверию». «Дети мои, станем любить не словами или языком, а делом и истиной» (Послание).
Благодать Господа нашего Иисуса Христа с вами, и любовь моя со всеми вами во Христе Иисусе. Аминь. Ваша постоянная богомолица и любящая мать во Христе Матушка». (5).
В Перми узников держали некоторое время в женском монастыре и позволяли ходить на службы, что было для них большим утешением. Затем арестованных в мае 1918 года перевезли в Екатеринбург и поселили в гостинице «Атамановские номера», а оттуда – в Алапаевск и разместили их в школе на краю города. Янышеву с Великой княгиней разлучили.
Сюда же из Екатеринбурга привезли под конвоем Великого князя Сергея Михайловича, князя Владимира Палея и служащих Ф. М. Ремеза и Круковского, а также молодых сыновей Великого князя Константина Константиновича – Константина, Иоанна и Игоря. Двадцатидвухлетний князь Владимир Палей был талантливым и тонким поэтом. В своем стихотворении, написанном в заключении, он глубоко отобразил настроение всех узников в преддверии страшного конца:
Немая ночь жутка.
Мгновения ползут.
Не спится узнику…
Душа полна страданья;
Далеких, милых прожитых минут
Нахлынули в нее воспоминанья…
Мысль узника в мольбе уносит высоко –
То, что гнетет кругом, так мрачно и так низко.
Родные, близкие так страшно далеко,
А недруги так жутко близко.
Все узники заботливо поддерживали друг друга, между ними царили светлые отношения всепокрывающей христианской любви. Охрана всячески ограждала их от общения с людьми, но все же вести с воли нет-нет да прорывали блокаду и доходили до алапаевских страдальцев. Так, среди вещей Великой княгини Елизаветы в Алапаевске было найдено полотенце с вышивкой и надписью: «Матушка Великая Княгиня Елизавета Феодоровна, не откажись принять по старому русскому обычаю хлеб-соль от верных слуг царя и отечества, крестьян Нейво-Алапаевской волости, Верхотурского уезда» (6). Честь и хвала бесстрашным людям, которые написали эти строчки в поддержку одного из «злейших врагов народа». В те времена за это полагалась лютая казнь.
До поры до времени арестованным разрешали ходить в местную Екатерининскую церковь, но потом запретили и это утешение. Обращение со всеми заключенными большей частью стало жестоким и грубым.
На школьном огороде Елизавета Феодоровна, с разрешения конвоя, сажала овощи и цветы и своей сноровкой сильно удивляла охрану.
Контакты с местным населением были минимальные, но все же иногда происходили.
Через некоторое время от Елизаветы Феодоровны взяли ее двух сестер, келейницу Варвару и Екатерину, и отправили в Екатеринбург. Там им предложили свободу. Однако Варвара настояла на том, чтобы разделить с Великой княгиней ее участь. Варваре Яковлевой было тогда около тридцати пяти лет.
Узники знали, что их ждет смерть. Елизавета Феодоровна много молилась, прося Господа укрепить ее в последний час. У нее уже было смирение перед смертью, но, как и всякий человек, она страшилась предсмертных мук.
Убийство произошло в день памяти преподобного Сергия Радонежского, на именины Великого князя Сергея Александровича. Чекисты, боясь огласки злодеяния, заранее к нему приготовились. В ночь с 17 на 18 июля 1918 года всех заключенных вывезли в заброшенный железный рудник в лес за городом. Вся местность была оцеплена красноармейцами. К школе подбросили тело убитого крестьянина, который якобы принадлежал к «банде», пытавшейся похитить князей. На самом деле это был невинный человек, заранее арестованный и позже застреленный как «бандит» для обмана общественного мнения. Большевики боялись немцев, которые требовали выдачи семьи Императора и Елизаветы Феодоровны. Именно по этой причине большевики в информационных сводках до поры до времени скрывали истинное положение дел. Но все тайное рано или поздно становится явным.
Была теплая июльская ночь, со всеми прекрасными запахами лета, с тихими дуновениями ласкового ветра. Шорох леса с мерцающими звездами и высокими темными деревьями над головой, везде в потемках шла потаенная жизнь. Никто из мучеников не хотел умирать… Что испытывали они в свои последние минуты, приближаясь под конвоем ненавидевших их грубых убийц к зловещей черной яме?..
На месте казни, рядом с шахтой «Нижняя Селимская» Промыслом Божиим оказался местный крестьянин, который и увидел это жуткое преступление. Вслушаемся в его показания, описанные игуменом Серафимом (Кузнецовым). Обратим особое внимание на психологическую обстановку, в которой мученики встретили свой последний час:
«Бог услышал молитву страдальцев и Сам непостижимыми судьбами раскрыл это небывалое преступление. Не раньше, не позже оказался вблизи этой роковой шахты на отдыхе ночном благочестивый местный крестьянин. Слышит вдали какой-то шум, встает, прислушивается; приближаются какие-то люди; узнает царственных узников, которые, окруженные красноармейцами, поя духовные песнопения, идут на смерть. Видел он, как Великой Княгине Елисавете Феодоровне завязывали глаза, затем подвели к шахте и, живую, с размаху бросили, а она успела еще сказать: «Господи, прости им, не ведают они, что делают». Притаившись, затаив дыхание, мужичок видел, как и остальных живыми бросали в шахту с незавязанными глазами, ругаясь площадною бранью, с адским сатанинским смехом. Затем в шахту было брошено несколько гранат, которые разрывами засыпали таковую.
Совершив кровавое сатанинское дело, красные палачи с циничным смехом ушли от шахты. Мужичок более суток был на своем месте, боясь выйти, думая, что шахта кругом оцеплена караулом. Он слышал в шахте глухие непонятные голоса страстотерпцев Христовых. Одни сразу убились, а другие расшиблись сильно, но не убились, испытывали страшные муки и страдания от боли, голода, пребывания с мертвыми в непроницаемой тьме утробы земли. Кто в силах передать эти страдания и муки словом и описать пером!..
Как показало впоследствии медицинское вскрытие, некоторые жили несколько дней, страшно мучились, ибо в гортани была земля, что свидетельствовало об их голоде, муках и голодной мучительной смерти.
Злоба представителей ада торжествовала. Во всех газетах оповестили, что Великих Князей белые бандиты украли и увезли» (7).
Шахта была глубиной в 60 метров. Однако Елизавета Феодоровна упала не на дно, а на некий выступ, который находился на глубине 15 метров (это – высота пятиэтажного дома). Впоследствии рядом с ней был обнаружен мертвый князь Иоанн Константинович. Голова его была перевязана. Оказывается, Великая княгиня, испытывая предсмертные муки, сумела найти в себе духовные силы (а что это, как не преодолевающая все преграды и даже сами вереи смерти христианская любовь…) и сделала умиравшему молодому князю в кромешной тьме, в недрах сомкнувшейся над ними общей могилы перевязку, употребив для этой цели свой белый апостольник. Могла ли думать принцесса Элла, находясь в дармштадском замке и творя молитву в тиши уютных анфилад, что ее похоронят заживо какие-то зверовидные безликие убийцы, закидают гранатами, а могилой для нее станет заброшенный железный рудник, окруженный диким лесом на окраине далекой России?.. Поистине неисследимы пути Господни и поразительна жестокость злых людей в этом мире…
В книге П. Паламарчука приведены важные подробности последних часов жизни Елизаветы Феодоровны и бесценные свидетельства ее тяжких предсмертных мук. Бесценны они потому, что для нас, христиан, сугубо и непреложно свято все то, что связано с открытым и бесстрашным исповедничеством Христа Его верными последователями в момент смертельной опасности. Ведь именно эти мужественные жертвенные муки созидают Святую Церковь и укрепляют нас, грешных, на нашем жизненном христианском пути, который и вчера и днесь один и тот же – терпение слез и скорбей от мира, где торжествует зло, и утешение во Христе. Поведение и сама кончина Елизаветы Феодоровны – это стояние до конца в истине Христовой перед лицом бесчеловечных богоборцев.
«Шахта была глубиною 28 саженей, но трупы Великой Княгини и Князя Иоанна Константиновича были найдены на одной глубине в 7 с половиной сажень, на выступе шахты. Великая Княгиня была жива довольно долго... Вскрытие ее трупа показало следующее: в головной полости, по вскрытии кожных покровов, обнаружены кровоподтеки – на лобной части величиною в детскую ладонь и в области теменной кости – величиной в ладонь взрослого человека, кровоподтеки в подкожной клетчатке, в мышцах и на поверхности черепного свода. Кости черепа целы. Около тела Великой Княгини – две неразорвавшиеся гранаты, а на груди – икона Спасителя.
Великая страстотерпица пела себе и другим надгробные или благодарственные и хвалебные Богу песни до тех пор, пока для нее не зазвучали уже райские напевы. Так вожделенный для нее мученический венец увенчал ее главу и приобщил ее к сонму святых» (8).
Только 31 октября 1918 года, то есть практически спустя целых три месяца Белая армия заняла Алапаевск. Останки убиенных страдальцев извлекли из засыпанной шахты, положили в гробы и поставили на отпевание в кладбищенской церкви города. Тело Великой княгини Елизаветы Феодоровны, несмотря на то, что все тела находились в шахте в течение нескольких месяцев, было найдено нетленным. На лице Великой княгини сохранилось выражение улыбки, а пальцы правой руки были сложены для крестного знамения, как для благословения.
C наступлением Красной армии тела мучеников несколько раз перевозили еще дальше на Восток. Эта операция подвергалась смертельному риску. В пути неизвестными были предприняты попытки напасть на конвой. Однако все кончилось благополучно. Некоторое время останки мучеников пребывали в потайном месте в Чите. Там монахини, сопровождавшие гробы, переоблачили Великую княгиню. При этом они засвидетельствовали, что ее тело совершенно не было тронуто тлением, только высохло и распространяло приятное благоухание.
В апреле 1920 года в Пекине останки встречал начальник Русской духовной миссии, архиепископ Иннокентий (Фигуровский). В ноябре 1920 года останки Елизаветы Феодоровны и ее келейницы Варвары, по настоянию сестры Великой княгини принцессы Виктории, через Шанхай и Порт-Саид были перевезены в Иерусалим. 15 января 1921 года их встретили и погребли в крипте под церковью святой равноапостольной Марии Магдалины русского женского Гефсиманского скита. В ногах Великой княгини поместили шкатулку, которая всегда была с преподобномученицей. В ней находился оторванный взрывом палец Великого князя Сергея Александровича и прядь волос царственного мученика цесаревича Алексея. Отпевание возглавил патриарх Иерусалимский Дамиан.
По показаниям следственной комиссии, тело преподобномученицы Елизаветы Феодоровны было совершенно не тронуто тлением.
Великая княгиня Елизавета Феодоровна и ее келейница, инокиня Варвара (Яковлева) были причислены к лику святых в сонме новомучеников Российских Собором Русской православной церкви за границей 1 ноября 1981 года. Русской православной церковью они были прославлены в 1992 году.
1 мая 1982 года, на неделю жен-мироносиц состоялось торжественное открытие и перенесение их святых мощей в Гефсиманской Обители из крипты в новые саркофаги посреди главного храма. Во время открытия гробов взорам собравшихся предстала Великая княгиня в черном монашеском одеянии с параманным крестом на груди. Параманный крест на мощах одной только Великой княгини был отнюдь не случайно. Как стало известно из воспоминаний схимонахини Анны (Тепляковой), Великая княгиня Елизавета Феодоровна была тайно пострижена в схиму с именем Алексия в честь почитаемого ею святителя Алексия, митрополита Московского. Скорее всего, постриг над нею совершил митрополит Владимир – первый из новомучеников Российских. Внутри деревянного гроба была надпись: «Тело убиенной бандитами советской власти Великой княгини Елизаветы Феодоровны». В самый момент вскрытия воздух наполнился ароматами меда и жасмина. Одежды Великой княгини и ее келейницы Варвары были влажными – несмотря на то, что гробы были наглухо запаяны. Влага представляла собой истекавшее миро.
Прекрасный и глубоко прочувствованный христианский образ преподобномученицы оставила нам в своих воспоминаниях графиня Александра Олсуфьева. Предвидя грядущее прославление Елизаветы Феодоровны, она писала: «...невозможно постичь то, что ее уже никогда не увидишь, такую непохожую на других, так высоко стоящую над обычным уровнем...
Зная ее очень хорошо, я могу с уверенностью сказать, что она восхваляла Господа за свои страдания, которые она могла принести как искупление за души своих убийц. Я верю так же твердо, как я верю в жизнь после смерти, что она никогда не произнесла ни одной жалобы, и что она благодарила Бога, Который дал ей возможность через страдания занять место среди Его избранных. Она была такой же, как и первые христианские мученики, которые умирали на римских аренах. Может быть, во время наших правнуков Церковь причислит ее к лику святых» (9).
К этому выводу пришел в свое время и архиепископ Анастасий. Он так сказал о Великой княгине:
«Вместе со всеми другими страдальцами за Русскую землю она явилась одновременно и искуплением прежней России и основанием грядущей, которая воздвигнется на костях новых мучеников. Такие образы имеют непреходящее значение: их удел вечная память и на земле и на небе. Не напрасно народный голос еще при жизни нарек ее святой» (10).
Примечания:
1. Игумен Серафим. Мученики христианского долга. Пекин. Русская типография при Духовной Миссии. 1920. Далее: Игумен Серафим.
2. Архиепископ Анастасий. Светлой памяти Великой Княгини Елисаветы Феодоровны. Иерусалим, Типография Греческого православного монастыря. 1925. С. 18. Далее: Архиепископ Анастасий.
3.Любовь Миллер. Святая мученица Российская Великая княгиня Елизавета Феодоровна. М., «Паломник», 2007. С. 254–255.
4. Там же. С. 255–256.
5. Там же. С. 261-264.
6. Там же. С. 274.
7. Игумен Серафим.
8. П. Паламарчук. Сорок сороков. Т. 2. М., АО «Книга и бизнес», АО «Кром», 1994. С. 543.
9. Н. R. Н. Grand Duchess Elisabeth Feodorovna of Russia. С. 9, 15.
10. Архиепископ Анастасий. С. 21–22.
Протоиерей
Михаил ХОДАНОВ
Метки к статье:
Автор материала:
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.