10 ноября 2008 года в Большом Манеже состоялся круглый стол, посвящённый теме: «Современная литература и проблема формирования духовно-нравственного облика». В его работе приняли участие: С. Р. Федякин, литературовед, доцент Литературного института им. М. Горького; С.Ф. Дмитренко, шеф-редактор научно-методической газеты для учителей словесности «Литература»; Ж. П. Григорьева, эксперт журнала «Фома»; В.Д. Ирзабеков, литературный редактор журнала «Шестое чувство», и другие. Публикуем выступление В. Д. Ирзабекова.

У истоков движения «Переправа» и журнала «Шестое чувство», который является его печатным органом, стоит интересный русский человек – Александр Иванович Нотин. Десять лет назад его, серьёзного предпринимателя, банкира, не обошёл стороной дефолт. Да так, что он оказался, по его же словам, на краю пропасти. Обращение к эзотерике, через которое прошли в тот период многие наши интеллигенты, не принесло утешения. К счастью, это были поиски Истинного Бога. Да ещё случились хорошие книги, святоотеческое наследие, оказавшее на него очень большое влияние, – Игнатий Брянчанинов, Паисий Святогорец, Силуан Афонский… а также современный богослов, профессор Московской духовной академии А.И. Осипов,  замечательный современный популяризатор, если можно так выразиться, православной веры. Всё правильно, без Бога не до порога. В контексте заявленной сегодня темы нашего круглого стола хочется подчеркнуть важность самого процесса чтения как такового, ну и качественной стороны этого процесса, вопрос о том, что читать современному человеку.

Знаете, у людей, переживших когда-либо голод, наблюдаются две модели поведения. Одни после этого всю оставшуюся жизнь прячут краюху у себя под подушкой, потому как помнят, как это страшно. Другие всю оставшуюся жизнь делятся хлебом с другими голодными, потому как тоже памятуют о том, как это страшно. Третьей модели попросту нет. Так вот сердце подсказало Александру Ивановичу протянуть руку тем, кто сегодня не подозревает об истинном спасении. Этот поступок Александра Ивановича так напоминает мне евангельскую притчу о десяти исцелённых, из которых лишь один вернулся ко Христу поблагодарить Его, да и тот оказался язычником, в отличие от тех, кто был рождён в одной со Спасителем вере. Ибо истинное покаяние обязательно должно иметь плоды. К слову, сам он является ещё и талантливым писателем, и его антиутопия «Исход» из номера в номер печатается на страницах нашего журнала.

Так возникло духовно-светское движение с замечательными задачами, главная из которых состоит в том, чтобы помочь людям переправиться с берега неверия, нигилизма, отчаяния на берег веры через осмысление себя. Вообще понятие переправы, как мне кажется, укоренено в генотипе человека, начиная с мифов Эллады и продолжаясь, для русского человека, даже через поэзию А.Т. Твардовского. Вспомним, «переправа, переправа, берег левый, берег правый…» Позже возник журнал, о названии которого тоже хочется сказать несколько слов, поскольку уже прозвучали на сей счёт вопросы. В богословских трудах святителя Луки (Войно-Ясенецкого) есть слова о том, что у человека присутствуют все пять чувств, которые есть у животных, но он, в отличие от них, обладает шестым чувством, связывающим его с Богом. Так что, как видите, никакой эзотерики нет и в помине. Более того, наш журнал очень тепло напутствовал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, а отделом религиозного образования и катехизации Московского патриархата он рекомендован для распространения в церковных приходах. Главный редактор журнала – писатель и публицист, протоиерей Михаил Ходанов. Журнал выходит один раз в два месяца. Что же касается круга подписчиков, то он – от подросткового возраста до самого пожилого. К слову, среди наших авторов есть старшеклассник Дмитрий Понкин, из-под пера которого вышли очень интересные аналитические материалы о содержании некоторых телеканалов, об опасных компьютерных играх. Ну и хочется сказать о том, что членами редколлегии журнала «Шестое чувство» являются, помимо названных учредителя и главного редактора, писатель В.Г. Распутин, председатель Ассоциации реставраторов России С.В. Ямщиков, игумен Пётр (Пиголь) –  первый  проректор Российского православного института апостола и евангелиста Иоанна Богослова. У журнала есть живой интересный сайт в Интернете. Сотрудники журнала стараются принимать активное участие в общественной жизни страны. А.И. Нотин организует семинары для молодёжи, сам на них выступает. Отец Михаил – частый гость на различных радиостанциях с самыми актуальными программами, а также на страницах «Литературной газеты». Я же постоянно выступаю с лекциями по всей стране на тему «Русский язык как Евангелие».

Переходя, таким образом, после представления нашего журнала к теме нашей дискуссии, как автор книги «Тайна русского слова» я заступлюсь за него, так как здесь прозвучала фраза о том, что слово, в отличие от литературы, есть лишь инструмент. Позвольте не согласиться. Слава Богу, что в российской науке о языке слово всё ещё традиционно рассматривается не только с филологической, но и с философско-нравственной, мистической, если хотите, позиции. Западный же взгляд прямо противоположен. Он заключается в сугубо информационном, рационалистическом подходе к слову как таковому. Дошло уже до того, что некоторые западные лингвисты отказываются от самого понятия слова, воспринимая его лишь как техническое средство – сигнал или импульс.

Интерес к языку возник у меня с раннего детства. Вспомним, ведь так называемые сложные слова, все эти самолеты и паровозы, пулемёты и самовары, являются таковыми лишь по устроению своему. На самом же деле нет в них главного – тайны. Но зато её таили в себе совсем иные слова, такие простые и непростые, как хлеб, небо, дождь. Почему они звучат именно так? Мне этого тогда никто так и не объяснил, и лишь гораздо позже, нередко интуитивно, приходили эти маленькие озарения. Однако слово человек оставалось для меня в течение нескольких десятилетий главной тайной.

Вспоминаю, как четыре с половиной десятилетия назад соседи наши приобрели маленькую, но, как выяснилось, очень породистую собачку, у которой к тому же имелся документ с человеческим названием – паспорт, но гораздо более внушительный, ибо в нём было зафиксировано своеобразное родословное древо этой шавки, и именно это обстоятельство было предметом особой гордости её хозяев. Более того, оказалось, что породистое животное вообще нельзя называть произвольно: в его кличке обязательно должна присутствовать память об отце и матери, хоть по буквочке из их кличек. Вот это да! Какое завидное, какое трогательное тщание по отношению к «братьям нашим меньшим». И такое скорбное безучастие, когда речь заходит о нас самих, о нашем общем звании. Ещё одно обстоятельство поразило меня: получается, что кличка, по сути имя этой крошечной твари вовсе не случайно, здесь не одна лишь прихоть её нынешних хозяев, оно складывалось десятилетиями (а у иных породистых животных столетиями). В соседнем классе училась Сталина, родившаяся в год смерти вождя, а ещё было когда-то женское имя Оюшминальда. Оказывается, это «Отто Юльевич Шмидт на льдине». А после полёта в космос Юрия Гагарина (мне тогда было восемь лет, и я хорошо запомнил это непонятное сегодня многим единение народное) появилось мужское имя Урюрвкос – «Ура, Юра в космосе» (!) Кто их небесные заступники? Почему так строго с животными и такая, мягко говоря, небрежность к человеку?

Сегодня здесь прозвучали теплые слова в адрес царской гимназии, которую окончил в своё время и мой покойный дед. Так вот он на мой вопрос о происхождении слова человек ответил сразу же: чело и век, как это делали потом десятки людей. Но мне этот ответ не нравился, я не мог не почувствовать в нём что-то ненастоящее, какую-то неправду. К тому времени я уже знал, что лев – это «царь зверей», а человек, как нас тому учили в школе, «царь природы». Но не может же быть такого, чтобы у этого «царя» само название его не таило бы в себе великую тайну?! И мне удалось-таки, правда много лет спустя, найти ответ на мучивший так долго вопрос. Человек в русском языке, как оказалось, это имя Самого Христа, и нет этой радости в иных языках. Даже в моём родном азербайджанском человек звучит как Адам, но это, заметим, родство по плоти, по горизонтали с первым из людей. В русском же языке зафиксировано родство от Бога по духу, то есть по вертикали! Ведь человек – это словек, именно так произносили это слово ещё пятьсот, шестьсот лет назад. Какое удивительное подтверждение слов Господней молитвы, ведь если Отец наш Слово, то дети его, естественно, словеки, человеки. Да одно это русское слово возносит достоинство человека на неизмеримую высоту! А потому и язык русский есть, простите, не инструмент, как здесь изволили заметить, а воистину Евангелие, каждое исконно русское слово есть благовестие. Русский язык вообще есть дар Самого Христа этой великой нации, этому удивительному народу. Дар бесценный!

В то же время модернизация языка богослужений, церковно-славянского (отвечая на прозвучавший здесь вопрос), есть весьма опасная тенденция. А.К. Толстой, предположивший, что «нельзя говорить с Богом на ежедневном языке», дал, как мне кажется, лаконичный и исчерпывающий ответ на этот вопрос.

Что же касается прозвучавшей здесь проблемы отсутствия в современной русской литературе впечатляющих полотен о современной жизни, которых все мы так ожидаем, как и дети наши, то хотелось бы высказать по этому поводу такую точку зрения. Думаю, что до поры до времени ожидания эти тщетны. Ну, во-первых, потому, что, по словам Есенина, «лицом к лицу лица не увидать». Для глубинного осмысления нынешних процессов требуется некий исторический промежуток. Тем не менее, есть в нашей современной литературе, слава Богу, весьма удачные произведения малых форм, и некоторые из них мы публикуем на страницах нашего журнала. Ведь «Шестое чувство» ещё и литературный журнал. Вторая же причина несколько иного свойства. Есть сегодня в России очень хорошая честная словесность. Но вряд ли широкая публика сможет ознакомиться с такими произведениями, поскольку воздвигаются сегодня рогатины в виде широко муссируемых понятий толерантности и политкорректности. Самое поразительное, что большинство опрошенных мною людей не знают подлинного смысла этих понятий, в особенности первого из них.

Продолжая в чём-то и тему школьного образования, о котором сегодня было немало здесь высказано, хочу отметить, что в школе, где учится моя младшая дочь, первого сентября, в День знаний, старшеклассники писали сочинение на тему толерантности (!). Хорошо, если они вообще выговаривают это лукавое слово. Когда я столкнулся с ним впервые, меня заинтересовало его происхождение, так как не нашёл это слово в философском словаре. Удивительно, но не оказалось его и в целом ряде других словарей. Это не могло не озадачить, ведь понятием этим вот уже не первое десятилетие усиленно манипулируют в области общественного сознания и информационном пространстве. Оказалось, что термин этот и в самом деле происходит от латинского tolerantia, что есть терпение. Введён же он в 1953 году английским иммунологом (!) П. Медоваровым для обозначения «терпимости иммунной системы организма к пересаженным инородным тканям». Дальше – больше. Оказалось, что понятие толерантности используется ещё и в фармакологии, а также токсикологии, где обозначает – и тут особенное внимание, вновь цитирую: «снижение чувствительности к токсичным и фармацевтическим препаратам (например, наркотикам)». Иначе, «привыкание к сильнодействующим ядам в результате длительного введения ничтожных доз». Ну и как вам?! Это к чему нас с вами, господа, готовят? И вы мне сейчас подскажете, кто является идеально толерантным объектом. Правильно, труп! В него хоть гвозди забивай, а он знай лежит себе полёживает и весь с головы до пят такой толерантный-претолерантный: ничем не возмущается, со всем соглашается, ничем не оскорблён, ни на кого не в обиде – что бы не творили с его родиной и народом. Только яд этот, чтоб не было народного возмущения, и тут всё правильно, следует вводить постепенно, небольшими дозами.

Вспоминается отчего-то невесёлая байка ещё советских времён о том, как две бабушки заспорили меж собой о том, кто же этот научный коммунизм придумал: большевики или учёные? Потому как, с одной стороны, он вроде как научный, с другой – всё ж коммунизм. Сошлись на том, что, похоже, большевиков это рук дело. Потому как, если бы придумали учёные, они бы сначала на собаках попробовали.

Нет, не по сердцу перевод самого понятия толерантность на русский язык. Только прислушаемся: нас с вами призывают относиться к окружающим терпимо, терпеть людей. Но разве в этом состоит вера наша? Здесь экспертом журнала «Фома» затронута тема христианства, которую я хотел бы в чём-то и продолжить, и, возможно, уточнить. Да, мы всегда будем отличаться от всевозможных религий именно наличием в нашей вере Самого Христа. Без Него, Его Личности, Его Крестных мук и Его жертвы всё вообще рассыпается, теряет смысл, превращается в морализаторство. Но ведь Он призывает всех нас: «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас...» (Мф. 5, 44–45). Да разве ж Господь пошёл на Крестные муки ради того, чтобы потерпеть грешный род человеческий? Прости, Господи, сама мысль эта кажется кощунственной. Нет, на Крест можно идти только ради любви! Ведь если вдуматься, что есть само терпение людей? По сути, это утолщение стенок сердечной мышцы. Как и идеальное средство для терпения собственного соседа – утолщение стен своей квартиры, повышение её звуконепроницаемости. И ещё. Только вдумаемся, кого денно и нощно призывают ныне к тотальной толерантности? Русского человека, который никогда не мыслил своего «отдельного» счастья вне мировой гармонии, вне вселенской радости и вселенской же скорби, которые он веками пропускает через своё сердце. Почему Ф.М. Достоевский и отозвался о нём когда-то именно как о «вселенском человеке».

Как-то узнал, что много собак умирает, оказывается, от разрыва сердечной мышцы. Спрашиваю: почему? А дело-то в том, что они очень привязаны к своим хозяевам, сильно переживают за них, а утешить словами и деятельно помочь не могут, лишены они дара слова. Вот и рвётся собачье сердце. Господи, собаки умирают от любви к людям, а нас призывают людей терпеть! Что же это, как не антихристианство!

В своё время мне запомнилась остроумная реплика, произнесенная на одном из Рождественских чтений профессором Ириной Яковлевной Медведевой, замечательным ученым-психологом и блестящим оратором. Она поведала о том, как на одной из конференций ее вконец одолели этим требованием – большей толерантности, которой, как там утверждали, в России еще очень мало. Пришлось прикинуться простушкой и поинтересоваться, а что означает это слово, как это можно сказать по-русски. Ей пояснили: терпимость. На что она, не растерявшись, ответила, что-де до революции в России были так называемые дома терпимости. Выходит, их правильнее было называть домами толерантности? Мы же с вами, в свою очередь, задумаемся: а не желают ли наши многочисленные радетели и впрямь превратить святой Русский Дом в один большой «дом толерантности»?!

Что касается сферы законодательной, то сегодня на страже как толерантности, так и политкорректности стоят совершенно конкретные уголовные статьи, преодолеть которые будет весьма и весьма проблемно, в том числе и честным произведениям русской словесности.

И последнее. На вопрос, прозвучавший сегодня, хорошо ли, что некоторые великие русские писатели в последний период своей творческой биографии уклонялись в область проповедническую, хотел бы дать ответ, отличный от того, что здесь прозвучал. Тема эта большая и чрезвычайно серьёзная, но скажу вкратце. Посмею заявить, что это не очень хорошо, и прежде всего для самих писателей. У художественной литературы свой инструментарий. К примеру, попробуйте написать сочинение о Пресвятой Богородице. Вы можете исписать много листов бумаги, но никогда не скажете лучше М.Ю. Лермонтова, написавшего всего четыре слова: «Тёплая заступница мира холодного». В этом следует искать и корни кризиса, постигшего гений Н.В. Гоголя. Что же касается Л.Н. Толстого, то проповедничество довело его, как известно, до весьма плачевных результатов. И если Церковь выступала против этого явления, то прежде всего для сохранения душ самих писателей, а затем и великой русской словесности. Проповедь есть дело Церкви, её служителей, на коих и покоится благодать.

Перейти к содержанию номера