«Права человека» нынче что-то вроде священного истукана, поругание которого карается беспощадно. Вплоть до коврового бомбометания. Даже заподозренный не то что в нарушении «прав человека», а просто озадачивший себя вопросом, что есть зверь такой –эти самые «права человеков», становится кандидатом во враги рода человеческого. 

Молчавшая до поры отечественная юридическая наука, почуяв запах вольности и вознёсшаяся в заоблачные выси на крылах ельцинской Конституции, тут же ринулась строить теорию прав человека. Вышел же однако досадный пшик. Поговорили-поговорили, пописали-пописали да бросили. Надоело. Неинтересно. «Всё уже украдено, пардон, сказано до нас». А то, о чём не сказано, проговаривать в приличном обществе не принято или просто не выговаривается. Вот такая в целом общефилософская диспозиция.

В самом деле: что есть права человека? Чем отличаются они от субъективных прав? Только тем, что некие права было решено когда-то кем-то признать в качестве фундаментальных и неотъемлемых. Берём Всеобщую декларацию прав человека, принятую Генеральной Ассамблеей ООН в 1948 году, и читаем. Всё. Точка. Потому что если вглубь, то сразу же начинается ерунда и путаница.

Вот, например, такое пишут (учёные люди). Если вам не выплатили вовремя зарплату, то вы имеете право предъявить иск за своё порушенное субъективное право. А ежели вам не выплачивают её систематически, то это уже нарушение прав человека. А почему одноразовая невыплата не есть нарушение прав человека?

А что значит систематически? Систематически – это сколько раз и за какой период? Закон хоть и не математика, однако формализации тоже требует. В ответ – молчание.

Так что в случае с «правами человеков» мы имеем дело по философскому «гамбургскому счёту» не с «онтологией», а с некоей идеологемой. По сути, субъективным произволом: что хотим, то в качестве прав человека и объявляем. Ну и так далее.

В общем, осуществляя радикальный разрыв с предшествующей – советской – традицией, правовая наука РФ, прыгая из«царства необходимости в царство свободы», также столкнулась с проблемой обоснования прав человека, получив в качестве исследуемого и интерпретируемого объекта соответствующие разделы Конституции. И вновь встал ребром вопрос об «онтологии» прав человека. Тогда адептами нового российского конституционализма была извлечена из подпола теория «естественных прав» человека, и вновь на краткий миг пробудился интерес к идее «естественного права». Короче, решили поклониться тому, что прежде сжигалось как ненаучное и противоречащее марксизму-ленинизму.

Впрочем, и тут возникают недоумения. Вот бывший председатель Конституционного суда М.В. Баглай пишет, что свобода и права человека – «акт природы, а при религиозном подходе – Творца». Поскольку Бог в конституционном праве РФ – существо, находящееся на нелегальном положении (в силу того, что РФ объявлена «светским государством»), то приходится говорить, что права человека – это «дар природы»(«игра натуры»). Ну а что в этом мире в конечном счёте не «игра натуры»?

Одним словом, ссылаясь на ельцинскую Конституцию, адепты отечественного правоведения пришли к выводу о «врождённости и неотъемлемости», совершив тем коперниканский поворот теории на 180 градусов. Правду сказать, «врождённость и неотъемлемость» зафиксирована, в частности, и во Всеобщей декларации прав человека. Вообще получается несколько комично: «врождёнными и неотъемлемыми» права человека стали лишь после принятия Конституции. А до того, как «жену Константина» дважды на одобрение неких дяденек из Венецианской комиссии возили, какими они были? «Приобретёнными» и «не(противо)естественными»?

К тому же осуществляется такое обоснование путём простой отсылки к «естественному праву» без расшифровки содержания последнего, и ценность его едва отлична от нулевой. Впрочем, это неизбежный удел всякой тварности, коей хотят придать статус некой вечной незыблемости.

Тут бы и впору припомнить, а как понималось вообще естественное право в далёкие времена? Помнят, что римляне понимали под ним обязанность нежестокого обращения с животными, потом вскользь проходятся от Фомы Аквинского до Просветителей, но как-то обходят стороной тот известный всем факт, что вариантов теории естественного права было в истории политической мысли пропасть, причём различных по смыслу, значению и содержанию. Однако когда речь заходит об «естественном праве», то читателю (студенту) предъявляют джентльменский набор в виде Гоббса, Локка, Руссо, Монтескьё. А о том, что естественным правом занимались Отцы Церкви, повлиявшие фундаментальным образом на всю систему римского права, многие менторы вообще не ведают.

Тот же средневековый мир, как подчёркивает В.И. Карпец, «не только не знал понятия прав человека, в том числе и «права на жизнь», но и совершенно иначе соизмерял соотношение жизни и смерти» (Карпец В.И.Человека не имам //http://www.pravaya.ru/look/14455)

Вот тут-то и начинается водораздел между религиозным и материалистическим (во всех его вариантах, включая либеральный) взглядом на право.

Естественный закон в его православной интерпретации–это тождественный и единосущный закону Божьему, данному в первоначальных заповедях. И речь в них идёт об обязанностях человека перед Богом, а не о домысленных протестантами правах человека и не о теории прав человека под пером европейских «просветителей».

Что же касается идеи «прав человека» в их агрессивной доминирующей ныне интерпретации, то это всего лишь порождение западного общества эпохи Нового времени, именуемой с недавних пор эпохой модерна. И с течением времени религиозное содержание естественных прав в европейской политико-правовой доктрине было предельно, если не запредельно обмирщению, получив законченную безрелигиозную, атеистическую окраску в эпоху Просвещения. Неизбежным следствием этого стала возможность неограниченно произвольной интерпретации сущности и содержания естественных прав. Следствия этого процесса мы и наблюдаем сегодня на Западе.

Право в его либеральной версии ограничивается исключительно регулированием внешнего поведения. Доступ к внутреннему миру человека для него закрыт, и потому «основным вопросом» западного либерального государства и права становится легальность, а не моральность. И девизом такого государства становится:«Auctoritas, non veritas».

Внеморальность политики, замена всеобщей этики контролем принятых в парламенте законов превратились в кредо государственности и демократии, устраняющих из политики понятие греха, (а по сути, и совести – провозглашение «свободы совести») и заменяющих его исключительно понятием права:«Разрешено всё, что не запрещено законом». И вот уже «естественным правом» объявлено право на содомию, эвтаназию и всё то, что прежде у всех народов и во все времена считалось постыдным и губительным как для души, так и для тела. В сущности, в законодательстве закрепляется и агрессивно воплощается право на духовную и физическую дегенерацию. Примером тому могут служить законы и референдумы, легализующие однополые браки, эвтаназию и т.д. Но тем самым грубейшим образом попираются права тех, кто хотел бы защитить своих детей и внуков от складывающейся диктатуры дегенератов.

И в этом тоже заключена жёсткая либеральная логика. Если есть лишь земное человеческое«Я», то нет никаких моральных и философских ограничений на человеческое своеволие. Остаётся получить лишь санкцию закона. Так нечеловеческое или недочеловеческое превращается силою закона в норму.

Оттого и не стоит удивляться тому, как агрессивно и последовательно придаётся статус «фундаментальных прав человека» «правам» меньшинств. Будем и под эти «права» подводить соответствующую «онтологию»? Так захлёстывает общество волна ДЕГЕНЕРАТИЗМА, а сопротивление ему со стороны общества рассматривается как «покушение на права человека».

Вполне в духе этой либеральной логики прописана и гл. 2 Конституции РФ, посвящённая правам и свободам человека. Так, ст. 2, в частности, гласит: «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства».

Столь радикальная позиция имеет в своей подоснове весьма определённую антропологию. Антропологию либерализма.

И вот некоторые либералы уже договорились до того, что«в демократическом конституционном государстве отдельный человек, его права и свободы представляют собой высшую ценность и по общему правилу имеют приоритет по отношению к общим, или государственным, интересам, правам нации (народа)».

Безусловные субъективные права, с этой точки зрения, суть абсолютные права по отношению к компетенции правительств и административных органов. Основными правами и свободами гражданина оказывается ограничен «и сам государственный суверенитет». Логическим развитием подобного подхода могло бы стать признание примата прав человека над Вселенной.

Однако на радикальный ответ теории возникает и не менее радикальный вопрос: «А есть ли вообще в этом мире что-то, что превыше прав человека?» Или права человека вообще «над миром»? Связаны ли его права с правами будущих, ещё не родившихся поколений? Связаны ли его права с правами ушедших поколений?

При такой «концептуализации» ни единое государство просто не сможет существовать при мало-мальски серьёзном испытании. Принцип превосходства прав личности над правами государства при его практической реализации неминуемо ведёт к распаду государства и, следовательно, краху прав личности, поскольку без государства защищать их попросту становится некому.

Слава Богу, есть и иные теоретики. С удовольствием процитирую В.И. Карпеца: «человек» и тем более его права не могут быть «высшими ценностями» просто потому, что таковыми не являются. Высшие ценности всегда трансцендентны, «иноприродны» и «нездешни».Даже советские идеология и право провозглашали трансцендентные ориентиры, что и позволяло им поддерживать своё существование, «питаясь извне». Иначе как объяснить апелляции советской идеологии к Родине, долгу?

Одним словом, объявляя человека высшей ценностью, мы неизбежно должны определить некую абсолютную ценность и её человеческие параметры. И провозглашая человека «высшей ценностью», становится уже невозможно уйти от вопроса о качестве этого человека. Падший человек – тоже человек. И серийный убийца маньяк тоже человек. Он тоже «высшая ценность»? Модусы человечности беспредельны.

Так что когда речь заходит о«правах человека», то налицо чисто идеологический лозунг. Идеи «всемирного гражданского общества, прав и свобод человека – это утопия, пафос которой – в агрессивном отрицании всего самобытного (в особенности – разных «образов человечности»). В концепции прав человека прямо отражены только те человеческие качества, которые характеризуют человека как автономного, свободного и правоспособного индивида, как частное лицо, представляющее только самого себя, поскольку ему изначально присущи его человеческая природа и выводимые из неё неотчуждаемые права. За этносами, культурами и религиями не признаётся собственной природы, отличной от индивидуально-человеческой, а следовательно, не признаётся ни их автономии, ни свободы, ни прав.

Любопытно, «убивать журналистов нельзя, а детей во чреве можно». Тоже либерализм высшей пробы.

И тут мы опять подходим к вековечному вопросу: «Есть ли Бог?» «Если Бога нет, то всё позволено», а как итог: «Тварь я дрожащая или права имею?»

Помню, как на излёте советских дней на круглом столе в журнале «Вопросы философии» выступил академик Б.В.Раушенбах, сделавший доклад о правовом государстве и правах человека. Борис Викторович говорил об антропологии, лежащей в основе теории прав человека и всей либеральной теории «правового государства». Ох, как же его выступление либерал-марксистам не по нутру пришлось! А говорил он о совершенно простых вещах: о том, что носителем «прав человека» является изолированный до атома эгоист, а полная реализация прав человека ведёт общество и государство к гибели. 

А мне всегда вспоминается комментарий, который дают крупнейшие теоретики конституционализма ФРГ к Преамбуле Основного закона, в части ответственности германского народа «перед Богом и людьми». Слова об «ответственности перед Богом и людьми» не следует, по их мнению, толковать в узкорелигиозном плане; они в большей мере означают «признание существования предшествующего государству и обязательного для всех без исключения минимального морально-культурного стандарта с привязкой его к надпозитивному праву и отказ от любых форм тоталитарного отправления власти». (Grundgesetz fur die Bundesrepublik Deutschland: Кommentar. – Baden-Baden,1999. – S. 34).

Тем самым уже и Господь Бог фактически сведён до уровня «морально-культурного стандарта».

 Феерический комментарий! Воистину «толерантность всё превозмогает». А недавно британское правительственное ведомство исключило из списка ежегодных наград электронную версию сказки «Три поросёнка» на том основании, что она может оскорбить чувства мусульман. Члены отборочной комиссии заявили, что «присутствие поросят затрагивает культурные проблемы».

«Ну и что же вы после всего этого происходящему окрест Содому и Гоморре удивляетесь?»– спрашивал я в приватных беседах немецкую профессуру, жившую ещё в «стародавние времена» и пишущую ныне соответствующие комментарии к Основному закону фатерланда.

Профессура смотрела в свои пивные кружки и молчала.

Торжество моё было однако пирровым. Бесноватых, стремящихся убрать слово «Бог» из гимна России, и у нас завались: что в среде архилиберальной профессуры, что в окопавшейся в Госдуме фракции КПРФ. Вот и министр обороны разразился площадной бранью и приказал снести Церковь в честь покровителя десантников Ильи Пророка, чем, что весьма показательно! – вызвал восторженную реакцию даже у своих ненавистников как торгаша от военных дел. Тут людишек даже «морально-культурного стандарта» в судорогу бросает. То, что тем самым попираются права людей, в расчёт не принимается.

И ведь тоже будет ссылаться при случае на «Конституцию» и «права человека». Знаем мы эти конституции!

Знаем, кем и как они пишутся и как принимаются. Не дети, чай.

Вот и получается: либо наши с вами права, либо «права человека».

И если услышите, что где-то вновь нарушаются «права человека», значит, за вами и вашими детьми скоро просто придут. Или уже летят вас бомбить.

Б.А. Куркин, проф. д.ю.н

Перейти к содержанию номера