Соловецкий монастырь. Фото Н.Арацкой

Поезд тронулся. Ритмично застучали колёса. И за окнами покатилась её жизнь. Сама Ирина двигалась вперёд, а жизнь отмеривала вёрсты-годы назад. Где-то там далеко остались детство, юность. Теперь она уже взрослый человек. При всём желании ей не удастся выйти на тех станциях, которые давно проехала. Но у неё ещё была возможность выйти на любой из бегущих ей навстречу и начать свою жизнь, как говорят, «с чистого листа». «Возможность есть, но нет сил», – вздохнула про себя Ирина.

Они с подругой «не организованными» паломниками ехали на Соловки. Решение о самостоятельном посещении островов возникло после поездки в Оптину пустынь. В Оптиной была людская суета. Любопытным паломникам хотелось заглянуть всюду. Ирина посочувствовала монахам; уж если ей не хватало тишины и покоя, то что же говорить о них. В монастыре подруги попросили благословения на поездку. Лицо оптинского батюшки при этом так осветилось, словно они сообщили ему долгожданное благоприятное известие.

Она уезжала от настоящего, которое пока ещё цепко держало её памятью последних событий. «Интересно, а едут ли люди в паломничество от счастья?» – думала Ирина, глядя на огни, мелькающие за тёмным окном вагона. Уж они-то с подругой точно не от счастья едут. Так выстроили свою жизнь, что хоть волком вой. Одна часть их жизни ушла на совершение ошибок, другая – на поиски виноватых. Сейчас они едут в далёкое святое место, чтобы привести свои чувства в порядок и молитвенно попросить помощи у соловецких святых. Им очень хотелось наладить отношения с близкими людьми и установить в доме мир.

Ирине казалось, что до определённого момента её жизнь была долгим путешествием, которое она совершала в скоростном экспрессе. Мимо пролетали станции, полустанки. В зависимости от времени задержки на них появлялись друзья, знакомые. Но потом поезд мчался дальше, и все они оставались далеко позади. В памяти стирались события, лица. При такой скорости движения анализировать свою жизнь, поступки было невозможно. Стук колёс заглушал появляющиеся в душе едва слышные звоночки тревоги. Так продолжалось до тех пор, пока не пришло время собирать камни, разбросанные по пути следования. В этом путешествии, конечно, были не только радостные, но и печальные события. Однако поезд всегда продолжал своё движение. А вот сейчас он остановился, ехать было не с кем и некуда. Выросший сын предъявил ей счёт по всем статьям своей неустроенной «неудачной» (как он говорил) жизни и сошёл на одной из станций, чтобы пересесть на другой экспресс и продолжить путешествие с другими попутчиками. О пути своего следования Ирине не сообщал и всячески показывал ей, что отныне им в разные стороны.

Вначале она обижалась, плакала, но в конце концов смирилась и отошла в сторону: «Значит, я плохая мать!» Сын ею был оправдан. Не почитание родителей – смертный грех. Ирина знала это и больше всего боялась, как бы Господь не стал вразумлять сына через неё, а заодно и ей пошлёт испытание за его плохое воспитание. «Вот попустит мне болезнь страшную, и придётся ему за мной день и ночь ухаживать. Господи, не допусти!» – плакала ночами в подушку Ирина. Такой пример был ей известен. В соседнем доме жила онкологически больная женщина, которая в довершение ко всему ещё и ослепла. Кроме сына, у неё никого не было, и ему приходилось разрываться между собственной семьёй, работой и уходом за матерью. Нанять сиделку не было средств.

Отношения с родственниками у Ирины не ладились. Подруги погрязли в собственных проблемах. Когда-то давно она читала рассказ о старике, который по немощи перестал приносить пользу своей семье, и сын, по обычаю, оставил его беспомощного на съедение диким зверям. Племя уходило всё дальше, а старик всё надеялся, что сын вернётся за ним. Оказавшись в одиночестве, Ирина чувствовала себя именно таким стариком.

Но, как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Она оказалась в той спасительной для её души ситуации, когда в результате мучительных ночных терзаний (в чём же её вина?) впервые увидела себя и своё поведение со стороны. Ирина пришла в ужас. Она схватила тетрадь и, чтобы не забыть, стала лихорадочно записывать в неё всплывающие в памяти чудовищные, как ей казалось, грехи. Утром стоя в храме, в очереди на исповедь, сжимая в руке исписанный лист, обессилевшая от бессонной ночи и слёз, Ирина впала в некий ступор. Очнувшись, увидела, что людей между ней и батюшкой уже не было. Сколько времени находилась в таком состоянии, не помнила. Прихожане, стоявшие за ней в очереди, её не торопили, а батюшка смотрел на неё встревоженным взглядом: «Матушка, уж не убили ли вы кого?» Ирина не смогла ответить, молча подала свой лист и тихо заплакала. Не могла же она сказать, что «убила» собственную жизнь.

И вот они с подругой едут по Карелии. Вечером поезд с небольшим опозданием прибыл на станцию Кемь. К их удивлению, автобус, который должен был уехать к пристани полчаса назад, ещё стоял на привокзальной площади. Старенький, непонятной «допотопной» модели, он вызвал у подруг бурю восторга. «Хороший знак», – отметили они. Сколько таких знаков Промысла Божьего было в этой поездке!

Катер на острова отходил рано утром.

Перед сном вышли к морю. После прошедшего небольшого дождя над ним раскинулась радуга. Она была похожа на арку огромных гостеприимно распахнутых ворот. Описать эмоции, нахлынувшие на подруг в ту минуту, невозможно.

Батюшкины благословения действовали. Ранним утром перед подругами на пристани стоял принадлежащий монастырю катер «Святой Филипп». Обрадовались, когда их взяли на борт. Плыть на монастырском катере – значит плыть с монашеской молитвой. А это посильнее оберега будет. В этом ни Ирина, ни её подруга, боязливо поглядывающие на стального цвета волны Белого моря, не сомневались.

Весь путь катер сопровождала чайка, стоявшая, как лоцман, на перекладине над фонарём рядом с иконой. Паломники не разговаривали, в воздухе был разлит такой покой, что нарушать его не хотелось. Три часа тишины и покоя до острова, только холодные брызги волн за бортом после шумной говорливой Москвы!

Когда показался остров, пассажиры сгрудились на борту, взволнованно всматриваясь в стоявший на нём монастырь. Почему все волновались, непонятно, и Ирина волновалась вместе со всеми. Подобное волнение она испытывала в последний раз много лет назад на выпускных экзаменах в университете. 

Ехали поездом, плыли морем. 

Виден остров: поклон Соловки! 

Как ты нас встретишь? О чём ты нас спросишь? 

Дашь ли ответ на вопросы души?  

Эти строки родились позднее, но именно эти вопросы «крутились»  в голове Ирины.

Остров встретил прекрасной летней погодой. Ночевали подруги в частном секторе, в доме-бараке, оставшемся со времён ГУЛАГа. Они путешествовали по острову, посещали скиты, в которых трудились паломники, любовались «танцующими берёзками» на берегу моря. Купались в Святом озере и плавали на лодке по многочисленным искусственным каналам, построенным монахами в XV веке. Удивились, узнав, что на островах, окружённых солёным морем, находятся пятьсот озёр с пресной водой. Огорчились, увидев объявление о предстоящем фестивале песни, который должен был состояться прямо под стенами монастыря. «Веселиться на могилах – это по крайней мере странно», – подумали подруги, но подумали об этом без раздражения. Они пребывали в состоянии благодати; на душе было легко, свободно, они не испытывали никаких чувств и желаний. Им казалось, что они давно живут здесь, и странно было представить себе, что скоро им придётся уезжать.

Состояние благодати наступило после потрясения, вызванного посещением самого монастыря. Сегодняшнему человеку с его безверием, ничтожностью духа не построить такого сооружения голыми руками. Ступив на его территорию, подруги ощутили себя лилипутами в стране валунов-великанов. Построенный из них в XV веке с высотой стен 11 метров и шириной 6 метров монастырь являл собой молчаливое свидетельство присутствия Бога и страшных человеческих деяний, творившихся на этой земле.

Получила Ирина и ответы на все свои вопросы. Шла служба, пел мужской хор. Затем исповедь. Подруги встали к разным батюшкам, и обе неожиданно заплакали, а всегда сдержанная подруга вдруг опустилась на колени. Слёзы Ирина не вытирала. Она находилась в непривычном состоянии отрешённости и покоя. Все её обиды и горести стали вдруг ничтожными и мелкими. Ей было стыдно за своё поведение с сыном, за горе, которое она «раздула до небес». Да нет у неё никакого горя. Милостив к ней Господь, только она, погрузившись в страдания, не замечает этого. «Если искренне веришь, то возрадуется сердце ваше и радости вашей никто не отнимет у вас». Прав, тысячу раз прав евангелист Иоанн!

После исповеди подошли к открытым мощам святых. Паломники подавали монаху, стоящему у мощей, различные предметы для освящения. 

У Ирины ничего с собой не было. Только серебряный крестик, немного почерневший от длительного ношения. Показала подруге. «Да ничего страшного», – ответила та. Ирина, извинившись, протянула его служителю. После освящения монах положил на руку Ирины чистый сверкающий серебром крестик. Подруги оцепенели. Глаза монаха улыбались. Он чудесам уже не удивлялся.

Они вышли из храма притихшие. Прошли к морскому берегу, сели на валуны и долго сидели молча. «Я вернусь, я обязательно вернусь сюда, – думала Ирина. – Я хочу здесь жить», – понимая, что этого никогда не произойдёт.

Ночной экспресс уносил их в Москву. Подруги не спали. Ирина, едва успевая, записывала на подаваемых подругой клочках бумаги стихи. Она не была поэтом и не возила с собой тетрадь. Писала к утру уже на рулоне туалетной бумаги. Писала на Ленинградском вокзале, где ждали открытия метро. Писала дома, бросив вещи у порога. В них были ответы на все её вопросы и размышления: 

Потрудились на славу Святые 

И построили храм для души. 

Приходи, приноси свою душу. 

Вместе с верой её приноси. 

Суета, что в оковах держала, 

Потихоньку отпустит, уйдёт, 

А душа, опираясь на веру, 

Встрепенётся, начнёт свой полёт.

Душа Ирины свой полёт уже начала…

Людмила КОЛЕСНИКОВА

Перейти к содержанию номера