В настоящее время наибольшее влияние на ход событий в мире оказывает глобальный кризис. Одни специалисты считают его финансовым или экономическим, другие говорят о кризисе международных отношений (с учётом гегемонии США на мировой арене), третьи говорят об экологическом апокалипсисе. Попробуем разобраться в этом вопросе, как говорят учёные, выясним генезис глобального кризиса.

Когда начался этот кризис? По мнению одних – с операции США в Ираке, других – в Афганистане, третьих – с затруднений в сырьевой и банковской сферах в конце XX века. Действительно, ещё в 1973 году разразился первый топливный кризис. За ним последовало дальнейшее удорожание нефти в 1979 году – и общий итог: цена на нефть с 5 долларов США за баррель в 70-е годы возросла до 80–90 долларов в XXI веке. Таким образом, удорожание нефти – это наиболее характерный пример удорожания всех природных ресурсов, что потребовало коренного пересмотра основных факторов экономического роста и перехода от индустриальной экономики к инновационной.

В последующие годы разразилась серия валютных и банковских кризисов в различных регионах мира. Всё это послужило предвестником глобального финансового, а затем и экономического кризисов. Но моё глубокое убеждение, что глобальный кризис созрел в момент завершения холодной войны и распада Советского Союза. Попытки проведения в русско-славянской цивилизации «демократических» реформ по рецептам Запада и под руководством внешних сил закончились провалом. Во время проведения «реформ» фактически разрушены: промышленность и сельское хозяйство, армия, авиация и флот, социальная сфера. Проводимая политика ведёт к уничтожению национальной науки, культуры, образования. Общие экономические потери от проведённых «реформ» превышают потери, понесённые СССР во Второй мировой войне. Невозможно переоценить нравственный урон либеральных реформ.

Дальнейшее развитие событий показало, что распад СССР был неправильно интерпретирован, а значит, была выбрана неверная стратегия развития мирового сообщества в целом. К сожалению, при анализе перспектив глобального развития учёные и политики исходили из идеи победы капитализма над социализмом как более прогрессивной системы и сделали при этом ряд соответствующих неправильных выводов.

Первый неверный вывод касается экономики. В этой сфере считалось необходимым отказаться от политики огосударствления, национализации и т.д., вынужденно проводившейся в развитых странах Запада в ходе противостояния с СССР, и вернуться к наращиванию монополистических группировок, крупных частных корпораций, что выродилось, грубо говоря, в засилье государственно-монополистического капитала, а в России, в частности, в создание олигархии. Иногда думают, что движение к олигархии было сугубо российским феноменом. Но это не так. Во всём мире наблюдается массовое отступление от различных форм государственного дирижизма к олигархической системе организации экономики и общественной жизни. Все специалисты отмечают, что засилье транснациональных и мультинациональных компаний и банков становится самодовлеющим феноменом. И коррупция во всех отраслях экономики и социальной жизни – это вовсе не российский феномен, она пронизывает все страны мира в той или иной степени как всеобъемлющий порок олигархического управления.

Весь предшествующий исторический опыт России свидетельствует в пользу огосударствления экономики при одновременном развитии малого и среднего предпринимательства. Наиболее динамичными в экономическом отношении периодами истории России были времена усиления государственнических тенденций. Понятием «экономическое чудо» можно характеризовать хозяйственное развитие страны в периоды правления Александра III и И.В. Сталина. Констатация данного факта позволяет говорить об огосударствлении как оптимальном принципе развития российской экономики. Однако вопреки накопленному опыту представительство государственного сектора в экономике современной России существенно ниже, чем на «либеральном» Западе. Если, к примеру, во Франции доля госсобственности составляет 55%, то в Российской Федерации – около 20% (а с учётом теневого сектора и того ниже). Долевое участие государства по расходам в ВВП/ВНП за период с 1913 по 1990 годы возросло в США с 6,5 до 36%, в Великобритании – с 10 до 44%,, во Франции – с 12 до 51,4%, в Германии – с 10 до 43,7%, в Италии – с 9,5 до 49,3%. Вопреки мировой тенденции в России за 90-е годы показатели сократились от 46-49 до 27,5%¹. В ежегодном Послании Президента РФ Медведева по формированию бюджета на 2012 год и последующие три года высказано пожелание о дальнейшем сокращении государственного сектора экономики.

Успехи современного Китая и Индии – яркое свидетельство в пользу эффективности экономических моделей на основе государственной собственности. Традиционно для экономик стран Востока были присущи доминирующие позиции государства. Маоистский левый радикализм являлся отступлением от традиционного китайского пути. Реформы 1980-х годов ознаменовали возвращение Китая, отвергнувшего как левый радикализм, так и копирование западных экономических моделей, к собственной цивилизационной модели. Вопреки современному либеральному мифу о кардинальной экономической реформе в КНР принципиального разгосударствления там не произошло. На государственных предприятиях Китая трудится в настоящее время более двух третей городских рабочих. Доля государственной и различных форм коллективной собственности составляла на конец XX века в общем объёме промышленной продукции 67%. Откровением для многих российских либералов будет, очевидно, узнать, что современный Китай по-прежнему придерживается принципа монополии внешней торговли. В исключительном ведении государства находится, например, торговля сырьевыми и топливными ресурсами. В настоящее время 65–70% внешнеторгового оборота страны приходится на долю госсектора. Оставшаяся часть платёжного баланса связана главным образом с совместными предприятиями. На частные организации в конце XX века приходилось лишь 0,3% внешнеторгового оборота страны. Если уж китайская экономика основывается на государственных принципах, то применительно к России, явно уступающей своему соседу по природно-климатическому благоприятствованию хозяйственной деятельности, проблема огосударствления ещё более актуализируется.

Второй ошибочный вывод касается социальной сферы. Сокращение ассигнований на развитие социальной сферы пронизывает политику правящих верхов не только в развивающихся странах, но и в ведущих развитых странах. Но особенно это разительно для РФ. За последние годы в стране существенно сократились объёмы соответствующих социальных обязательств и гарантий, которые имели место в СССР. Это было сделано таким образом, что всё социальное развитие оказалось сведено к потребительству в ущерб полноценному развитию личности. В итоге восторжествовала масскультура, ориентированная на «одномерного человека»². Проследим выводы социолога Маркузе: «В современном обществе все люди, по сути, одинаковы, так как подчиняются одним и тем же желаниям. Либеральное общество называется свободным, в то время как на самом деле в обществе царит завуалированный контроль каждого за каждым индивидуумом. Потребности современного человека ложны и навязаны ему извне, что делает его рабом собственных потребностей. Для позитивного изменения общества человек должен совершить «Великий Отказ» – изменить направление своих потребностей от эксплуатации природы в сторону гармонии с ней, возвыситься в чувствах и т.д. и т.п.»

Вместе с тем в РФ и полноценное потребительство доступно не всем категориям населения. По официальной статистике, число бедных в России составляет 24,4 млн человек, или 20,8% населения. С другой стороны, в России насчитывается около 100 миллиардеров с совокупным капиталом более 500 млрд долларов США. В ходе приватизации, которую народ метко окрестил «прихватизацией», основная доля национального богатства оказалась в руках 2–3% населения. Такое тотальное ограбление – бомба замедленного действия, а дальнейшее имущественное расслоение неминуемо сопряжено с социальными взрывами.

Нередко социальные проблемы связывают с дефицитностью государственного бюджета. Дефицит бюджета – проблема, хорошо знакомая России. Во времена СССР дефицит бюджета связывали с гонкой вооружения. Доступные данные институтов ООН показывают, что необходимые ресурсы имеются в большинстве стран, однако для достижения политической и государственной безопасности ресурсы приоритетно направляются в оборонные отрасли. Именно это обстоятельство является двигателем гонки вооружения в большинстве стран мира. Однако в настоящее время гонкой вооружения невозможно объяснить недофинансирование в РФ социальной сферы: науки, образования, здравоохранения. С 1994 года поступления новой техники в войска ПВО прекратились и до 2007 года не возобновлялись. Поэтому ПВО страны носит очаговый характер, обеспечивая прикрытие лишь некоторых наиболее важных объектов. За последние 10 лет Военно-морской флот России сократился на 60%. Из 62 атомных подводных лодок осталось 12.

При этом следует учесть, что в России помимо уменьшения численности граждан – депопуляции, срочного принятия мер требует здоровье подростков, до 80% которых, заканчивая школу, имеют хронические заболевания. Это позволяет ставить вопрос о месте экологической безопасности в системе национальной безопасности страны, направлении интеллектуальных и материальных ресурсов на снижение рисков, порождаемых средой жизни для всех живущих поколений. Это может стать инициативой России: сместить акценты в обеспечении глобальной и национальной безопасности – с военной на уровни региональных и глобальных экосистем. Это третья общемировая проблема – экологическая, от решения которой зависит будущее человечества. 

Четвёртый противоречивый вывод касается политической сферы. В России было решено взять за основу действовавший вариант популистской буржуазной демократии, утвердившейся на Западе в период холодной войны с коммунизмом. Этот вариант демократии требовал серьёзных изменений, но было признано целесообразным придерживаться тех направлений демократического режима, которые проводились в странах Запада во многом вынужденно, в ходе борьбы с государственным социализмом, и прежде всего в варианте популизма. В конечном итоге демократическая модель в РФ выродилась в однопартийный парламент, где любое решение навязывается большинством партии «Единая Россия». Поэтому демократия в стране носит чисто декларативный характер и страшно далека от подлинного народного волеизъявления. Об этом свидетельствуют данные о снижении явки на любые, особенно региональные выборы. Об этом говорят протестные настроения населения на участие даже в переписи населения.

Пятый вывод касается международных отношений. Был взят курс на то, что США возглавят мировое развитие и станут его лидером и организатором, вершиной мировой пирамиды. При этом возник однополярный мир, который потерял ещё более свою устойчивость. Для проведения экспансионистской политики США потребовались новые финансовые ресурсы, которые оказались не под силу американской экономике, что спровоцировало вначале глобальный финансовый кризис, а позднее и мировую экономическую депрессию.

Шестая проблема касается ценностных ориентиров современного человека. Различным периодам развития общественных отношений соответствуют свои экономические, демографические законы. Помимо демографического перехода, видимо, предстоит перейти к ценностям «зрелого человечества», оставив позади экстремальный юношеский пубертат и нигилизм, и научиться достигать целей развития не через конфликт, а благодаря согласию, взаимопомощи³. Для реализации этих замыслов необходимы не традиционные материальные и экономические ресурсы, а разделяемые общественные ценности самого человека. К сожалению, социокультурный шок 90-х годов породил в РФ депрессию населения – психологическую реакцию личности, связанную с утратой смысла жизни и краха надежд. Отсюда рост алкоголизма, наркомании, суицидальных идей и самоубийств, ощущение мучительной неполноценности и безразличия. Особенно настроение «пофигизма» характерно для нашей молодёжи, идеалами престижности которой являются валютные проститутки и «реальные пацаны» – попросту бандиты.

Глобальный экономический кризис стал и кризисом экономической теории. «Как такое могло случиться?» – спрашивает королева Великобритании ведущих английских экономистов и не получает внятного ответа. Целые научные направления, например неолиберализм, объявляются несостоятельными. Всё чаще поговаривают о несостоятельности и самой экономики как науки. Таким образом, к концу XX века мировая культура и наука накопили незавидное наследство, которое включает багаж ошибок, своекорыстия, глупости и романтических либеральных заблуждений. Этот груз стал неподъёмным перед лицом проблемы исчерпания традиционных природных ресурсов, неуправляемого расхождения между богатством и бедностью, подспудным, но ощутимым грузом опасностей природных катастроф, нарастающих рисков. Смена тысячелетий застала мир в момент тяжких раздумий, как жить дальше, поскольку отсутствие образа желаемого будущего обессмысливает усилия, достижения ныне живущих, страдающих, борющихся, создающих теории. 

Хорошо известно, что чем крупнее, основательнее, фундаментальнее заблуждение, тем труднее его увидеть, осознать, признать. Поэтому последняя четверть XX века приняла на себя риск сомнений, попыток организовать совместное рассмотрение проблем состояния мира и попробовать что"то сделать. Право на сомнение, инакомыслие было реализовано замечательными научными программами ООН, ЮНЕП, ЮНЕСКО, ВОЗ и др., благодаря которым постепенно сомнения уступили место пронзительной догадке, что человечество может быть также смертно, как и отдельный человек. Однако для осознания масштаба угрозы у цивилизации не было подходящей меры: все были недостаточны, а то, что в принципе подходило – пред ставления о геологическом, эволюционном времени, было слишком сложным, «непонятным», требовало отдельных усилий, чтобы освоить, понять и применить это гигантское мерило. Наступило мировое замешательство, участники которого объединились в критике провидческого научного произведения – отчёта об испытаниях модели «Мир-3», созданной группой профессора Денниса Медоуза (1972).⁴ Речь в этой книге идёт о сокращении потребностей современного человека, что знаково перекликается с идеями православной культуры. Оставшись непревзойдённым научным достижением, замечательным примером нарождающейся мировой культуры глобального мышления, книга «Пределы роста» была переведена на 43 языка, стала учебником. Реакция на эту модель, книгу и предложенные пути стабилизации мира была политически – вульгарной (слепая критика, позиция «неприемлемости»), творчески – повторениями (последующие отчёты Римского клуба только развивали модель, в России на её основе РАН создала лишь вариант экологической программы).

Выход из глобального кризиса для РФ касается учёта новых тенденций развития в мире, с одной стороны, а с другой – учёта национальных особенностей социально-экономического прогресса. Однако правящая элита России продолжает действовать так, как будто живёт в прежнем обществе, которое предшествовало постиндустриальному. Было проигнорировано большинство тенденций современного развития: развёртывание научно-технической революции; становление интеллигенции как основного класса общества; превращение бюрократии в доминирующую силу и в государстве, и в крупном частном секторе, сопровождаемое навязыванием бюрократических позиций и бюрократической ограниченности в качестве руководящих начал.

Многие учёные разделяют мнение о том, что в корчах глобального кризиса формируется постиндустриальное общество, предвестниками которого были Д. Белл, О. Тоффлер, М. Касталье. Некоторые авторы пытались разделить историю общества на периоды по этапам развития способов производства. Например, Э. Тоффлер выделял три стадии в развитии общества и производства: аграрную,·индустриальную, постиндустриальную. Первый этап начался в период неолита, когда люди изобрели земледелие и тем самым перешли от варварства к цивилизации. Второй этап начался в Англии в Новое время, где люди изобрели станок и паровой двигатель, построили фабрики, т.е. изобрели фабричное производство. Третий этап начался во второй половине XX века на Западе, где люди изобрели автоматическое производство, робототехнику и компьютер, которые вытеснили с производства тяжёлый физический труд людей. Производство стало поточным и массовым. Большое значение получила сфера услуг – в розничной торговле, администрации, образовании и других отраслях. Тоффлер назвал критерий, с помощью которого можно отличить общество на индустриальной стадии развития от общества на постиндустриальной стадии развития. Этим критерием является доля населения, занятого в сельском хозяйстве, и доля городской рабочей силы, занятая в сфере услуг. В постиндустриальном обществе доля людей, занятых в сельском хозяйстве, не превышает 15%, а доля людей, занятых в сфере услуг, превышает 50% от городской рабочей силы. Таким образом, в постиндустриальном обществе доля людей, занятых умственным трудом, превышает долю людей, занятых физическим трудом.

В 1970 году, когда была написана книга Э. Тоффлера «Футурошок»⁵, постиндустриальными странами являлись США, Швеция, Бельгия, Британия, Канада, Нидерланды. По этим критериям Россия и сегодня не входит в число постиндустриальных стран. Следует отметить, что, несмотря на популярность классификаций Тоффлера и Ростоу, их критерии для классификации периодов развития общества являются недостаточно обоснованными, эти критерии не учитывают важных изобретений в других областях жизни общества, кроме экономической области. При отсутствии важного критерия выделение периодов развития общества становится произвольным, сколько авторов – столько и различных периодизаций. Поэтому в западных учебниках по социологии вообще не рассматривают стадии развития общества, а ограничиваются рассмотрением социальных изменений и сдвигов. Таким образом, на Западе считается, что теорию прогрессивного развития общества ещё только предстоит создать. Постиндустриальное общество достигает жизненных стандартов совершенно иного уровня по сравнению с традиционным. На душу населения в нём производится товаров и благ в десятки раз больше (см. табл.1).

Таблица 1. Сопоставление экономических и социальных стандартов индустриального общества 

Это сопоставление относится к концу XX века. С тех пор нормы жизни развитых стран ещё более возросли. Характерными чертами постиндустриального общества являются:

1. Определяющим фактором общественной жизни становится теоретическое знание, превращающееся и в основной фактор стоимости продукции, услуг, капитала. Экономические и социальные функции переходят к информации. Главными социальными институтами становятся университеты как центры производства, переработки и накопления знаний. Промышленные корпорации перестают играть главенствующую роль.

2. Уровень знаний, а не характер собственности превращается в определяющий фактор и социальной дифференциации. Профессиональная, а не классовая структура становится основой стратификации общества. Центр социальных конфликтов перемещается из экономической сферы в сферу культуры, в сферу противоречий между представителями старой и новой культуры, что приводит в конечном счёте к упадку старых социальных институтов и идеалов.

3. Экономика постиндустриального общества – это в первую очередь обслуживающая, а не производящая экономика.

4. Инфраструктура постиндустриального общества характеризуется «интеллектуальной», а не «механической» техникой.

5. Общество вступает в «технотронную эру», в которой социальные процессы становятся программируемыми.

Как достичь желаемого постиндустриального общества? И здесь мировая закулиса использует новое постиндустриальное общество в качестве приманки и предлагает для всего мира старые и изъезженные рецепты, которые обеспечивают превосходство развитых стран в мировой экономике. Так, американское масонство видит только три возможных варианта развития событий в РФ: революционный, индустриальный или модернистский⁶. Индустриализация проводилась в России три раза: в XVIII, XIX и XX веках, всегда носила догоняющий характер и осуществлялась на основе внутренних финансовых ресурсов. Фактически революционный этап Россия прошла с большими потерями в 1917 году и в 90-е годы, и теперь основным инструментом прорыва в постиндустриальное общество представляется модернизация экономики и общества.

Во многом процесс мировой модернизации соответствует тому типу исторической эволюции, которую принято обозначать как становление капитализма, буржуазной формации, причём в её западных формах. Но всё же эти два понятия – «модернизация» и «капитализм» – совпадают не полностью. Во-первых, модернизация в незападных странах и регионах (например в Японии) привела к такому типу общества, который по многим чертам отличается от западного. Во-вторых, ряд стран осуществляют модернизацию на путях социализма (прежде всего речь идёт о Китае). И хотя эта попытка характеризуется противоречивым результатом, всё же нет оснований не рассматривать социализм как альтернативный вариант модернизации. В этой связи возникают три вопроса, связанные с модернизацией в РФ. Куда идём? Какие ценности выдвигаем? Какие факторы используем для достижения целей модернизации? Развёрнутого ответа на эти вопросы нет. Нас отсылают к «обществу благоденствия» США и других развитых стран. Попробуем разобраться на чужих примерах.

Окончание следует

В.А. Антонов, к.э.н., доктор экономики индустрии Германии,

профессор Государственного университета управления (г. Москва)

1. Лунев С.И. Социально"экономическое развитие крупнейших стран Евразии: цивилизационный контекст // Восток — Запад – Россия. Сб. статей. 2002. С. 168.

2. Эрос и цивилизация. Одномерный человек: Исследование идеологии развитого индустриального общества / Г. Маркузе; Пер. с англ., послесл., примеч. А.А. Юдина; Сост., предисл. В.Ю. Кузнецова.– М.,: ООО «Издательство ACT», 2002. 

3. См. подробнее: П.А. Кропоткин. Взаимопощь в природе. СПб., 1912. С.52

4. Донелла Медоуз и др. Пределы роста. М., 1990; Донелла Медоуз и др. За пределами роста. М, 1994.Медоуз Д.Х. Азбука системного мышления. М.: БИНОМ. Лаборатория знаний, 2010.

5. Здесь и далее цитирование Э. Тоффлер «Футурошок».

6. Карг Барб, Янг Джон К. 100 неизвестных фактов о масонах. М.: Гелеос, 2008, С.101.

Перейти к содержанию номера