О термине «богословие экономики»

Книга игумена (и одновременно д.э.н.) Филиппа (Симонова) «Церковь-общество-хозяйство» – не из лучших. Просто набор цитат и неопределённых соображений, без плана, без связи, без мысли, но хорошо угадывающих конъюнктуру. Поэтому претензия на то, что она, по слову редактора книги академика Д.С. Львова, «может рассматриваться, например, как своеобразное «Введение в экономическое богословие» /1:6/, необоснованна. Но сама заявка в принципе верна. Да, нам нужно «экономическое богословие», или лучше «богословие экономики», т.е. осмысление всей сферы экономических феноменов с позиций православия. Такого осмысления пока нет. Тот сумбур, который мы находим в толстенном томе о. Филиппа, вполне объективен и просто отражает состояние православных умов, пытающихся как-то связать христианство с экономическими реалиями. «Богословие экономики» как серьёзный раздел православного вероучения, по сути дела, только зарождается.

Экономика – важнейшая часть жизни человека, которой он отдаёт, может быть, наибольшие силы и время. И от того, насколько эта область деятельности будет соответствовать христианским ценностям, в огромной степени зависит судьба человека – как в физическом плане, так и в духовном. Так что нет нужды подробно доказывать необходимость «богословия экономики». Всё дело в том, какой должна быть эта область христианского вероучения. Каковы задачи «богословия экономики»? что говорят нам Писание и Предание об этой области деятельности? частью какого раздела богословия является эта новая наука? каковы её главные трудности? каково отношение православия к социально-экономическому строю, существовавшему в разные периоды человеческой истории? – вот далеко не исчерпывающий список вопросов, которые требуют рассмотрения.

Постараемся наметить некоторые принципы, которые следует положить в основу этой науки.

Задачи «богословия экономики»

Обычно дальше того, чтобы собрать святоотеческие цитаты о богатстве бедности и милостыне, наша церковная наука не идёт. Но поскольку Святые Отцы всегда опирались на Писание и фактически его комментировали, то сюда же добавляется ряд библейских фрагментов, в основном из Ветхого Завета. Не отрицая относительной ценности такого «богословия», его всё же можно рассматривать не более как подготовку к исследованию в деле собирания материалов.

Более основательной является попытка выявить экономический уклад, предлагаемый нам Библией. Рассуждение такое: Писание – богодухновенный текст, данный нам Самим Богом; заложенный в нём экономический строй Богом рассматривается как положительный, и потому мы, христиане, должны ему следовать. Вроде неоспоримо, но… неверно. Дело в том, что у нас два Писания. В Ветхом Завете действительно даётся очень подробное описание закона, в том числе – экономического, по которому должен жить ветхозаветный Израиль. Но закон Моисеев Иисусом Христом «исполнен», т.е. преодолён, исчерпан. Христиане призваны следовать закону гораздо более высокому, и, следовательно, ветхозаветные экономические установления не могут служить для них идеалом. В Новом же Завете определённого закона, по которому христианский мир должен вести свою экономику, нет. Есть же моральные заповеди, в соответствии с которыми христиане должны построить свои экономические отношения, хотя до сих пор эти нравственные принципы нашим богословием чётко не установлены. Есть ещё удивительный пример Иерусалимской общины, но который является более образцом социальной жизни христиан, а не готовым экономическим устроением. К экономике в Ветхом и Новом Заветах мы ещё вернёмся.

Итак, прочитать христианский экономический закон в Писании не удаётся. Поэтому задачи «богословия экономики» видятся несколько иначе.

Во-первых, надо совершенно ясно установить те нравственные критерии, которым должен удовлетворять православный взгляд на экономику. Эти критерии, по сути дела, даны в Новом Завете, но даны прикровенно: в притчах, в высказываниях Христа, встречах Его с людьми, образе жизни Спасителя. Надо эксплицитно сформулировать эти положения и тщательно их обосновать.

Во-вторых, хорошо известно, что экономический строй неотделим от такого глобального общественного феномена, как собственность. Поэтому в первую очередь нам нужно «богословие собственности», т.е. рассмотрение различных видов собственности (общественная, частная, промежуточные формы) с точки зрения христианской нравственности. Нельзя сказать, что этой проблеме не уделялось совсем никакого внимания. Многие Святые Отцы говорили о негативном влиянии богатства на душу человека. Не умаляя этих рассуждений, заметим однако, что тут рассматривался чисто личный аспект проблемы. Было создано «богословие собственного» (а точнее – «психология собственного»). Но речь идёт несколько о другом. Собственность, право собственности – общественный институт, причём институт социообразующий. Каким будет право собственности, таким будет и общество в целом. Но само право собственности с православных позиций изучено пока совершенно недостаточно. Это и нужно сделать.

В-третьих, необходимо описать тот общественный строй, который соответствует христианской морали и желателен для жизни христиан. Такой строй одновременно является и христианским экономическим идеалом и целью, к которой должно стремиться христианское общество. Выяснение такого экономического уклада – наиважнейшая проблема «богословия экономики», её стержень, установив который мы можем не опасаться, что весь дом этой науки построен на песке. Христиане на земле должны жить по-христиански, и потому выяснить, какой именно экономический уклад наиболее помогает такой жизни, – решающая задача «богословия экономики».

В-четвёртых, имея представление о желаемом христианском экономическом строе, мы можем уверенно оценивать все экономические уклады, как существовавшие на земле в прошлом или существующие в настоящем, так и предлагаемые кем-либо для реализации человечеству. Чем ближе строй идеалу, тем выше его нравственная оценка. Более того, используя такой подход сравнения с идеалом, мы можем адекватно оценивать отдельные аспекты строя или вообще любые экономические феномены. В первую очередь необходимо осмысление с христианских позиций:

• современного капитализма;
• советского социализма;
• ветхозаветного уклада экономики;
• экономического уклада Византии;
• экономического строя России в разные периоды её существования.

Наконец, в-пятых, необходимо проанализировать историю церковных экономических воззрений. Причём должна быть дана не апологетическая история, а история критическая, позволяющая выяснить, что в прошлых мнениях было принципиально христианского, а что явилось компромиссом с реальностью. При этом необходимо изучение не только православных богословов, но и апологетов других конфессий.

Вероятно, данный список задач неполон, и в него можно добавить другие, тоже важные задачи. Так, необходимо выработать модус существования Церкви в условиях нынешнего господства капитализма. Проблема в том, что неумеренная поддержка некоторыми церковными кругами теперешних экономических реалий просто-таки дискредитирует Церковь. В частности, необходимо критически оценить статус т.н. православных предпринимателей.

Разумеется, осмысление всех этих задач должно опираться на Писание и церковное Предание. Однако готовые рецепты наши православные богословы там вряд ли найдут. Сделать это они должны сами, не копируя слепо ветхозаветные или новозаветные примеры, а руководствуясь духом Христова учения.

Главная проблема «богословия экономики»

Если кратко, то главная проблема «богословия экономики» – общественный характер экономических отношений. Этот непреложный факт недостаточно учитывается нашими богословами, хотя он многообразно влияет на характер «богословия экономики».

Надо сказать, что святоотеческая мысль отнюдь не проходила мимо проблем, связанных с собственностью. Но всегда эта проблема рассматривалась в личном плане как проблема влияния богатства на индивидуальную душу. На этом пути святоотеческое богословие достигло замечательных результатов, выявив, что для спасения индивидуальная душа должна быть свободной от власти богатства и потому должна щедро благотворить. Однако, несмотря на удивительную глубину святоотеческого учения, общественный аспект собственности и вообще экономических отношений им почти не рассматривался. Наиболее близко к раскрытию общественного характера собственности подошёл св. Иоанн Златоуст. Но и он в основном ограничился анализом микросоциума, т.е. малых общественных групп, связанных непосредственно отношениями любви и ненависти. Влияние феномена собственности на всё общество им раскрыто не было, хотя святитель не раз горестно удивлялся силе мамоны, пленившего практически всех.

Такое невнимание к социальной стороне экономики объясняется прежде всего общей неразработанностью социальной проблематики в то время. Древние считали социально-экономический уклад настолько естественным, что просто не могли представить ничего иного. Только великие древнегреческие философы Платон и Аристотель серьёзно размышляли над жизнью обществ. «Государство» Платона было известно Златоусту, но отношение христиан к его работам было скептическое, как к творениям язычника. Общественная мысль византийцев по большей части упиралась в проблемы соотношения между Церковью и государством. Теория «симфонии» была замечательным достижением православной мысли. Но в плане социально-экономическом всё оставалось как при язычниках. Рабство было лишь смягчено, но не уничтожено и оставалось одним из наиболее используемых способов производства. Различные, часто очень изощрённые, виды крепостной зависимости крестьян процветали. Богатство скапливалось в руках немногих «олигархов». Никаких попыток осуществить на деле христианское братство не было. Хотя нельзя не отметить значительную роль государства, которое осуществляло контроль за частной торговлей. Да и любой владелец громадных земельных угодий мог в одночасье их лишиться, впав в немилость императору, которому по закону принадлежала вся земля в империи.

Непонимание роли общества в деле спасения души до сих пор витает над православной мыслью. Долгое время считалось, что никакой социальной концепции разрабатывать не нужно – ведь христианство направлено на спасение индивидуальных душ, а те при желании могут спастись при любом социальном строе. Лишь в 2000 г. наша Церковь приняла «Основы социальной концепции РПЦ», хотя до сих пор отношение к этому документу далеко не однозначное.

Значение общественных отношений видится огромным и в христианской парадигме мышления. Дело в том, что грех человеческий гнездится не только в душе. Разумеется, зарождается он в глубинах души человека вследствие искажённости его воли. Но затем грех выплёскивается наружу. Возникают искажённые грехом отношения между людьми. Они фиксируются в социальных установлениях, общественной нравственности, государственных законах, во всём социальном строе. Таким образом, грех как бы застывает в виде общественных законов, и они фактически составляют внешнюю среду, в которую рождается новый человек. Её влияние на человека очень велико; общество наряду с семьёй является одним из главных воспитывающих факторов. Отдельный человек не в силах его изменить. Только очень сильные души могут жить в нём, не воспринимая его уродства, большинство же слабых подчиняется им, воспринимая в себя заложенный в обществе грех. Так происходит фиксация, передача и распространение греха через общество. Недооценивать это механизм совершенно непростительно.

Поэтому важно рассмотреть соотношение между миром и Церковью с точки зрения экономических отношений. Экономика – продукт всего общества. Она представляет собой систему со множеством внутренних связей и работающему по единым правилам, которые поддерживаются государственной законодательной базой. В таких условиях создание какой-либо локальной экономики, функционирующей по другим правилам, затруднено. Это обстоятельство ставит вопрос о существовании православной экономики, отличающейся от экономики всего общества. В каких случаях она возможна, а в каких христиане вынуждены подчиняться экономике всего общества?

Возможны три способа экономической жизни христиан. Первый способ – христиане экономически живут так же, как и остальное общество. Так живёт ныне большинство приходов, различного рода православные институты. В них не только внешние отношения с миром, но и внутриобщинные экономические отношения определяются господствующим строем.

Второй способ существования демонстрируют нам монастыри. Как единое целое по отношению к внешнему миру они ведут себя как обычные предприятия: покупают необходимое, продают собственные изделия, платят налоги. Однако внутренняя жизнь их совершенно иная, основанная на типично коммунистических принципах, и прежде всего – на общности имущества. Ещё более разительный пример такого образа жизни даёт нам Трудовое Крестовоздвиженское братство, основанное в России Н.Н. Неплюевым. Там подобным образом жили не целибатные монахи, а семьи православных людей, работавших в большом и хорошо устроенном хозяйстве братства.

Наконец, третий способ жизни возникает тогда, когда Церковь оказывается настолько влиятельной силой, что вменяет всему обществу желательный для христиан экономический строй. Мы видели: малая община не может изменить экономический строй всего общества, но может внутри себя ввести подлинные христианские отношения. Но когда община (крещёные люди) практически совпадает со всем населением, то реально появляется возможность установить в государстве христианский экономический строй. В последнем случае можно и нужно говорить о православной экономике в полном значении этого слова.

Однако, увы, последний случай – гипотетический. Хотя в истории были православные царства, – прежде всего Византия и Россия, – но в них получалось всё наоборот: христианство, став государственной религией, принимало мирской экономический строй. Правда, в Византии всё происходило не без борьбы, о чём свидетельствуют проповеди и судьба святых подвижников IV века, и прежде всего – св. Иоанна Златоуста. Но мир в конце концов победил, взяв на себя экономическое устроение и оставив Церкви лишь заботу об индивидуальных душах.

Далее вкратце рассмотрим, как (по разумению автора) должны решаться основные задачи «богословия экономики». И начнём с осмысления библейских экономических установлений.

Ветхий Завет

Уже указывалось, что экономические установления Ветхого Завета не могут являться образцовыми для христиан. Причина проста: Ветхий Завет дан народу грешному, высоковыйному, а потому он не мог содержать высшие нормы человеческого общежития. «Закон ничего не довёл до совершенства» (Евр.,7:19). Закон – лишь образ будущего жития, которое стало возможно после крестного подвига Спасителя. Однако и он часто оказывался непосилен для Израиля.

Но в то же время ветхозаветный закон имеет для нас, христиан, огромное значение.

Во-первых, он демонстрирует, что экономические нормы неразделимы с нормами нравственными. Они вкупе с нормами религиозными составляют единый закон, где с трудом можно выделить чисто экономическую составляющую. Например, норма давать милостыню в полной мере относится и к нравственному закону и к экономическому. Ветхий Завет учит, что экономический закон, хотя он и занимает очень большое место, оказывается подчинённым закону нравственно-религиозному.

Во-вторых, экономический ветхозаветный закон содержит замечательные нормы, обеспечивающие социальную справедливость. Это прежде всего законы седьмого года и юбилейного (сорок девятого) года. Если первый устанавливает предел рабству своих единоплеменников, то второй возвращает прежним владельцам землю. Тем самым ставится преграда для скапливания всех богатств в немногих руках.

Из этого, в-третьих, вытекает: хотя в силу падшести человеческой природы весь закон основан на праве частной собственности, но это право оказывается столь сильно ограниченным, что переход его в фазу власти олигархов оказывается невозможным. Тем самым власть в Древнем Израиле всегда принадлежит или священству, или аристократии (царям), поставление которых также в определённой мере контролируется священством. Ветхозаветная «симфония» базируется на уникальных экономических нормах.

Таким образом, экономический закон, хотя и ветхозаветный, оказывается гораздо более справедливым, чем современный капиталистический закон, хотя последний приемлется христианскими богословами всех основных номинаций.

Новый Завет

Опять-таки указывалось, что в Новом Завете нет описания того экономического строя, в котором должны жить христиане. Однако до сих пор его там пытаются вычитать. При этом часто привлекают притчи Христовы, в которых мы можем найти то дающих деньги в рост (причта о десяти минах), то купце, продающем всё, то управителе, сдающим в аренду землю. Отсюда делается вывод о положительном отношении Господа ко всем этим феноменам. Однако такой вывод некорректен. Дело в том, что новозаветные притчи являют нам некие духовные реальности, которые разъясняются на примерах разного рода житейских ситуаций, хорошо знакомых слушателям. При этом делать вывод о моральной ценности этих ситуаций было бы неверно. Используемые в притчах экономические «образы» говорят лишь о том, что данные экономические отношения были типовыми и, следовательно, хорошо знакомы слушателям Христа.

Христос, конечно, принимает частнособственническую экономику как данность. Но важно уяснить, что нигде в Евангелии Христос не оценивает её положительно и тем более нигде не утверждает, что частнособственническая экономика необходима для жизни христианского общества. Кто не верит, может поискать. Но он должен помнить, что человечество в течение двух тысячелетий ищет фрагменты Евангелий, оправдывающих частную собственность, но до сих пор никто ничего не нашёл. Наоборот, притча о неправедном управителе напрямую говорит нам о том, что использование частной собственности для получения нетрудовых доходов (а именно так она используется повсеместно) недопустимо и осуждается Богом. И с другой стороны, нигде Евангелие не говорит, даже намёком, что социализм неприемлем, слишком тяжёл для человека. Для ветхозаветного – да, неприподъёмен, а для новозаветного – хоть и труден, но является христианским идеалом.

Вообще основное «экономическое» содержание Евангелий заключается в выражении нравственных норм, касающихся богатства и собственности. Суть этих норм выражена в нравственном законе: «Люби ближнего как самого себя». Новозаветная экономика должна быть следствием этой одной из двух главных Христовых заповедей. Именно об этом и говорит нам очень важный евангельский эпизод с богатым юношей. Слова Христа «продай имение своё и раздай нищим» есть экономический эквивалент заповеди любви к ближнему. Милостыня, обязательная для всех, даваемая всем и щедрая вплоть до отдачи всего, – вот что требует Христос от христиан для исполнения заповеди любви к ближнему. Но если все отдадут всем всё, то получится… общение имуществ, как это и было реализовано в первоапостольской Иерусалимской общине. Там «все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чём кто имел нужду» (Деян., 4:34–35). Конечно, производство там не было организовано, ибо апостолы ждали скорого пришествия Господа. Но жизнь Иерусалимской общины даёт нам образец христианского распределения благ (через Церковь, с помощью института диаконов, которые первоначально составляли чин социального служения).

И наученные Христом и приявшие Духа Святаго апостолы единодушно и упорно, несмотря на трудности, сохраняли в общине общность имуществ. Первохристианский коммунизм – не казус, которого нужно стесняться, а великий образ той жизни, которую требует от христиан Господь.

Важное место занимает в Новом Завете и мотив личного аскетизма. Независимость от собственности, от заботы о её умножении – требование, предъявляемое даже к новоначальным. «Не заботьтесь для души вашей, что вам есть и что пить, ни для тела вашего, во что одеться. Душа не больше ли пищи, и тело – одежды? Взгляните на птиц небесных: они не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их» (Мф., 6:25–26). На первый взгляд это требование противоречит любой экономике. Но присмотревшись, можно заметить, что Спаситель предупреждает о заботе о себе. Заповедь любить других и заботиться о них остаётся в силе, и именно она составляет суть евангельской экономики. В ней каждый заботится не о себе, а о всех остальных. Это осуществимо в крепкой общине,  поддержанной общей собственностью.

Христианский идеал социального строя

Итак, совершенно ясно, что евангельский идеал – вовсе не индивидуализм, не личная собственность, а наоборот, собственность общая. Именно на этом принципе должна строиться христианская экономика. Может быть, многих православных это шокирует, но подлинно христианским общественным строем является коммунизм (или более слабая его форма – социализм). Мы уже видели, что первое, что сделали апостолы после приятия Святого Духа, – это устроили жизнь христианской общины на строго коммунистических началах.

Необходимо указать, что жить по-коммунистически трудно. Требуется стяжание подлинно христианских добродетелей: терпения, смирения и, главное, любви к ближнему. Без этого всё или быстро разваливается, или братство становится кошмаром. Но если удаётся сохранить мир, то результат достигается замечательный. Дело в том, что все эти высочайшие добродетели не только необходимы для коммунистического общежития, но они активно воспитываются в нём. В наших монастырях, где насельники стараются достичь высот христианства, жизнь устроения на коммунистических принципах. Да и само слово «коммуна» по-латыни означает «общежительный монастырь». Разумеется, коммунизм этот особый – христианский. Но с точки зрения экономики он основан на общественной собственности (за исключением немногих лично принадлежащих монахам вещей). Уж во всяком случае, все «средства производства» (а монахи работают, чтобы пропитать себя) обобществлены и принадлежат монастырю, а не отдельным насельникам. Св. Иоанн Златоуст считал, что такой строй надлежит поддерживать не только в монастырях, но и в жизни мирской. И сам он призывал своих прихожан последовать примеру первохристиан.

Этот идеальный с точки зрения христианства социально-экономический строй мы называем христианским социализмом. Он характеризуется: с экономической точки зрения – общностью средств производства; с социальной – социальной справедливостью, отсутствием резкого перепада между материальной обеспеченностью граждан; с точки зрения идеологии – приматом христианских ценностей.

Разумеется, при таком подходе исключительное значение приобретает государство. В условиях христианского социализма роль государства, и так всегда в России очень высокая, ещё повышается – государство, как в советский период, должно управлять экономикой. Вообще функция государства – поддержание и охранение определённого социального строя. И в этом смысле тип государственного строя несущественен – лишь бы государство выполняло свою задачу. Для поддержания христианского социализма существенно, чтобы государство было христианским, т.е. поддерживало бы православную церковь и руководствовалось в своих решениях христианскими ценностями. Многие православные ратуют за введение православной монархии в России. Что ж, если при этом будущий царь будет реализовывать социалистический способ ведения хозяйства, то со стороны христианских социалистов возражений не последует.

А вот без Церкви построение христианского социализма просто бессмысленно. Дело в том, что христианский социализм – строй не только хозяйственный, но и нравственный. А нравственность – от Бога, и больше ниоткуда. Поэтому думать, что можно создать подлинно нравственное общество вне Церкви, которую создал Господь, – большая наивность. Церковь является единственно надёжным хранителем и проводником нравственности в обществе. Только она обладает и громадным опытом работы с людьми, и таинствами, мистически исправляющими человеческую душу. Но для успеха дела Церковь должна покончить со своей асоциальной позицией и смело внедрять в общество идею христианского социализма.

О «богословии собственности»

Социализм мы определяем через общую собственность, ибо только она может в принципе обеспечить социальную справедливость. Многие православные люди, основываясь на традициях дореволюционной России, в этом сомневаются и, наоборот, ратуют за частную собственность как гарант процветания России. Необходимо их в этом разочаровать и убедить, что это – ложный, тупиковый путь, ведущий к антихристу. Для этого нужно построить действительно христианское богословие собственности, включая собственность капиталистическую. Мы попробуем дать основные реперные точки такого богословия.

В святоотеческом предании немало говорится о богатстве и собственности. Однако речь почти всегда идёт о личной собственности. Отношение к ней – лишь терпимое в силу падшести человеческой. Однако всегда добавляется, что имеющий должен быть как неимеющий, ибо подлинный собственник – один Господь, а мы – лишь управляющие у Него. До рассмотрения собственности как социального явления святоотеческая мысль не дошла. Тем более там не найти обсуждения частной собственности (т.е. собственности, дающей денежную прибыль), поскольку в те времена если таковая и была, то погоды не делала.

Иное дело – время нынешнее, где частная собственность играет решающую роль в жизни человечества. XIX в. принёс кардинальное изменение: люди стали производить не для собственного потребления, а на продажу, что повлекло два главных следствия:

– рынок стал тотальным, вне его не может существовать ни один человек;

– люди разделились на собственников-предпринимателей и наёмных работников.

Теперь рынок диктует человечеству свои законы. А они жестоки. Рынок ставит людей в условия конкуренции, где каждый сам за себя. И потому, какие бы благие цели ни преследовал человек, но как участник рынка он вынужден придерживаться только одной стратегии – стратегии максимизации прибыли. Рынок ставит во главу угла одну цель – прибыль, собственную наживу в ущерб конкуренту, и заставляет всех эту цель преследовать: производителей – продать подороже и побольше, потребителей – купить подешевле. В результате такого естественного отбора выживают наиболее приспособленные к рынку – наиболее расчётливые, жестокие, бесчеловечные, не брезгающие никакими средствами. Рынок даёт преимущество худшим и всех старается подвести под их уровень. Иными словами, рынок генерирует аморальную экономику, а вместе с ней – и аморальное общество индивидуалистов и эгоистов, что в корне противоречит христианскому принципу соборности.

Рыночная экономика может быть характеризована как экономика несправедливости и экономика соблазна.

Века XIX и XX были наполнены обличением несправедливости капитализма и борьбой против неё. И неудивительно – ведь частная собственность является источником нетрудового дохода. Наёмные работники получают за труд, причём меньше, чем собственники за просто обладание собственностью. Вполне убедительно доказано, что при капитализме блага распределяются не по труду, а по капиталу, т.е. собственности (хотя этот факт тщательно замалчивают). В этом смысле замена частной собственности на общественную – акт справедливости, ибо христианская мораль – безусловно за распределение по труду.

Но в наш XXI в. более страшной является экономика соблазна. Ради прибыли вам стараются подать как можно больше. А для этого активно формируется психология потребительства, беспрерывной смены вещей. Мода, реклама, технический прогресс – всё на это заточено. Но всё это мелочи по сравнению с использованием греха. Человек падок на грех, и если греховные страсти как следует распалить, да ещё объяснить, что в них на самом деле нет ничего греховного, а наоборот, всё это не только приятно, но и весьма престижно, то сверхприбыли обеспечены. Поэтому человечество при капитализме подвергается беспрецедентной атаке безнравственности и разврата. Тут сам сатана выработал замечательный способ погубить подавляющее большинство человечества.

В целом результат чудовищный: тотально-денежное общество воспитывает людей, полностью служащих мамоне, а значит, неспособных служить Богу. Такое общество абсолютно неприемлемо для христианского сознания.

Церковь и экономика: история взаимоотношений

Нет ничего удивительного, что эти два социальных института влияли друг на друга. Церковь всегда пыталась сгладить жуткие нравы торговцев, за что ей честь и хвала. Но видны и обратные влияния, причём их картина вырисовывается с удивительной ясностью. В этом плане история Церкви разбивается на три периода.

Первый период – святоотеческий – идёт прямо с образования апостольской первохристианской Иерусалимской общины. И позже, в течение I–III веков, эта коммунистическая форма жизни христианских общин была, по-видимому, преобладающей.

Впрочем, в III в. в общинах появилось достаточно состоятельных людей, которые хотели совмещать христианство с удобствами обладания собственностью. Соответственно появилась и их идеология – т.н. умеренная доктрина, которая, провозглашая, с одной стороны, легитимность владения любым богатством, с другой стороны, утверждает, что прилепляться к этому богатству – грех, а нужно обращаться с ним, как с не своим, давая щедрую милостыню и благотворя на Церковь. Переход от святоотеческой идеологии к «умеренной» можно рассматривать как первую реформацию в Церкви. У православных она произошла где-то в V в., как бы сама собой, после того, когда Церковь стала государственной. Католики держались гораздо дольше, до XIII в., пока Фома Аквинат не пересел на «умеренную доктрину».

Реформация (по нашему счёту – вторая) принесла в христианство новую, уже вполне современную идеологию накопительства. Собственность не только оправдывалась, но стремление к ней провозглашалось положительной христианской ценностью. Богатый человек – подлинный христианин: он не только производит материальные ценности, но и даёт работу другим. Надо признать, что католики, как могли, противились этой идеологии (от чего Вольтер и пищал: «Раздавите гадину!»). Но жизнь брала своё. В католических странах капитализм также неминуемо побеждал, и католическая церковь, пятясь как рак, сдавала одну позицию за другой, пока уже в наше время, при папе Иоанне Павле II, не признала весь глобализационный проект современного капитализма.

А что же мы?

Проблема выбора сейчас стоит и перед нашей Русской православной церковью. Впрочем, де-факто выбор сделан. Действительно, сейчас как-то «сама собой» сложилась следующая политика. Церковь считает своей единственной задачей спасение людей. Причём не всех, а тех, которые пришли в неё, стали церковными. С такими наши священники возятся, образуя некий довольно-таки замкнутый церковный мирок, «малое стадо». Большой же мир живёт по своим законам, и Церковь не особенно-то хочет в него вторгаться, зная, что это дело трудное и неблагодарное. Но, увы, от большого мира Церковь вынуждена зависеть. В том числе – экономически: ведь собственной экономики Церковь никогда создать и не пыталась. А потому она заключает с большим миром некий договор, который, скорее, похож на сделку. Ведь нынешний капиталистический порядок для финансирования Церкви отнюдь не плох: средства могут быть получены от предпринимателей-спонсоров как православных (что естественно), так и чисто мирских, ибо для бизнеса крайне важно, чтобы создаваемый им порядок был освящён церковным авторитетом. Церковь так и делает, получая взамен спокойную жизнь и комфортные условия для спасения «малого стада».

Но такая политика оборачивается предательством по отношению к «большому стаду» – всему остальному народу, для существования которого господство капитализма просто губительно. Правда насчёт антихристианской сущности капитализма замалчивается. Такое уже было до революции. И что же? Церковь была наказана тяжёлыми гонениями от большевиков. Почему? Да потому, что Господь хочет спасти всех, Его воля – спасение всего мира, а не избранных. Для этого Он и основал Церковь. И если она выполняет свою задачу неполно, попирая правду, то Господь корректирует её действия вплоть до наказания. Так не будет ли наказания и в этот раз, причём по неисправленности гораздо суровее?

Избежать прещений можно, лишь отвергнув сделку и сказав правду о сатанинской природе капитализма. Для этого необходимо развитие честного, а не конъюнктурного богословия экономики, богословия, которое не стесняется своего идеала.

Но главное – необходимо начать борьбу с сатаной по всему фронту, включая вопрос и социально-экономического строя. Для этого нужно повернуться лицом к народу, встать во главе антикапиталистических сил. Иначе говоря, Церковь должна помимо спасения индивидуальных душ работать в социальной и даже политической сферах, добиваясь того, чтобы общество с её мнением считалось.

Сама Церковь такую постановку вопроса не приемлет, объявляя её экклезиологической ересью. Но тогда поражение на социальном поле неизбежно. Тогда явью станут скорби последних времён, приход антихриста, пока удерживаемый ввиду нерешённости битвы за социум. Да, Апокалипсис исполнится, но только вина в этом поражении будет возложена на нас, христиан.

Впрочем, пример пророка Ионы показывает, что пророчества – вещь условная, и ещё не поздно отодвинуть нависшие над нами ужасы. Но ясно, что забвение «богословия экономики» грозит апокалипсисом; тема апокалиптического взгляда на экономическое развитие должна явиться одной из важнейших в «богословии экономики».

Беглый абрис которой мы и завершаем.

Н.В. Сомин, кандидат физ.-мат. наук

Перейти к содержанию номера