История сия по-своему нравоучительна и вполне достойна стать основой авантюрного романа или на худой конец повести. Есть у меня для неё и название: «Криминальная песнь про купца Долгополова».

Ну что, послушаем её, братья и сёстры?

Купец Астафий Трифонович Долгополов (он же И. Иванов, он же А. Трифонов, он же «один доверенный», он же «известный комиссионер») родился в 1725 году. Жил он и вёл своё крепкое купецкое дело во Ржеве. Надобно сказать, что был он раскольником, коих многие учёные люди и по сию пору почитают за «расейских пуритан». Раскольничество его вышло Долгополову боком. Однако не сразу.

Как уж так случилось, теперь не дознаешься, однако с 1758-го Долгополову крупно свезло: он стал поставщиком фуража ко двору великого князя Петра Фёдоровича, а затем и самого императора Петра Третьего. После нечаянной гибели государя от геморроидальных колик дворцовая контора задолжала купцу Долгополову около 700 рублей за поставленные им 500 четвертей овса. Сумма по тем временам весьма немалая. Однако сколько челобитных о возмещении ему убытков Долгополов ни подавал (ссылаясь на правопреемства вышней власти), проку от этого не было никакого.

С того времени дела купца пришли в упадок, а сам Астафий Трифонович стал несостоятельным должником и оказался на грани окончательного разорения.

Так бы оно и шло всё для Долгополова по нисходящей, только в конце 1773-го дошли до Ржева слухи, что объявился под Оренбургом не кто иной, как чудом спасшийся должник Астафия Долгополова – «анператор Пётр Третий Феодорович». Повод поправить свои скорбные дела и вернуть причитающееся себе «по закону и совести» вышел изрядный. И грех был им не воспользоваться.

Однако для начала следовало «дойти до «государя» и заполучить с него причитающийся должок, выросший с учётом процентов аж до 1500 рублей. За 200 с лишним процентов можно было и рискнуть! Но кто же идёт к государю без подарков? И такие подарки – сапоги, шляпу, перчатки да два полудрагоценных камня – Долгополов собрал.

Раскольники, как известно, люди «во все дни трезвые», и головы у них тоже трезвые. И расчёт Астафия Трофимова сына тоже был трезв, хоть и дерзок. Виды свои Долгополов строил на том, что утверждал своим непогашенным кредитом его, «Петра Фёдоровича», «легитимацию» и «идентичность».

Так по весне 1774 года Астафий Долгополов пустился на розыски «государя». «Сыскивать» оного пришлось долго и мучительно. Но чего не перетерпишь ради того, чтобы возродить свой зачахший бизнес! Наконец, после долгих скитаний и мытарств по степному Оренбуржью, он напал на след самозванца.

21 июня он явился в лагерь Пугачёва у городка Оса, что на реке Каме, и представился московским купцом Иваном Ивановым, а заодно и… внимание! – «посланцем» самого Государя Наследника Цесаревича Павла Петровича, который-де и прислал своему «августейшему отцу», «государю-императору», подарки. Те самые. Сапоги, перчатки, шляпу.

Подарки сыновние могли быть, конечно, и подороже, но надобно было войти в положение и «посланца», скитающегося по просторам, стонущим от лихих людей.

Далее «Иван Иванов» поведал, что Павел Петрович намерен и впредь-де оказывать своему царственному родителю всяческую помощь, включая помощь штыком и саблей. И только затем, покашливая и поглаживая бороду, учтиво, но твёрдо напомнил «царю» о его давнем денежном долге за съеденный государевыми лошадьми овёс.

Рыбаки издалека разглядели друг друга. Предупредив «посланника Павла Петровича», чтобы тот «попридержал язык», «Пётр Фёдорович» оставил его в своей ставке.

Так вместо возвращённых рублей хитроумный Астафий Трифонович обрёл статус неофициального заложника. Оба лицедея исправно играли избранные ими самими роли. При этом ржевскому купцу пришлось отрабатывать роль посланника цесаревича по пол-ной программе, публично убеждая личный состав незаконных вооружённых формирований в «аутентичности» чудом спасшегося от смерти «анператора».

Долго упрашивал «Иван Иванов» «Петра Фёдоровича» отпустить его к Павлу Петровичу в Гатчину. По неотложным делам. Наконец «высочайшее дозволение» было получено. По такому случаю были выделены даже кой-какие «прогонные», однако оплатить прежние долги «царь» отказался наотрез. Это был удар прямо под дых. Да и то: с какой стати было яицкому вору брать на себя функции коллекторской компании, скупающей чужие проблемные долги, а уж тем более царские? Так что предложенный Долгополовым Пугачёву «факторинг» «не прокатил».

Но не тот человек был Долгополов, чтобы распускать нюни при неудаче.

Не сумев поправить своё состояние за счёт взимания долга у незаконной, хотя и относительно легитимной власти, Долгополов решил возместить причинённый ему ущерб за счёт власти хотя и не вполне законной, но несравнимо более легитимной.

Воистину не человек играет в игру, но игра играет человеком.

Ещё находясь в лагере самозванца, он измыслил новую «комбинацию»: добравшись до Петербурга, сообщить государыне императрице об имеющейся будто бы среди яицких казаков-бунтовщиков «группе заговорщиков» (с А.А. Овчинниковым, А.П. Перфильевым во главе), которые-де, опираясь на многих своих сторонников, готовы арестовать и выдать дерзкого вора. Причём за чисто символическую сумму – по сто рублей каждому.

Так хитроумный купец из Ржева создал подобие организации «Трест» и выставил себя её эмиссаром. Покинув «царёву ставку», Долгополов сочинил «из своей головы» и написал письмо от якобы 324 яицких казаков генерал-адъютанту князю Г.Г. Орлову с предложением выдать яицкого вора.

Широко шагал молодец! В начале августа 1774-го он явился к Григорию Орлову в Петербург и, назвавшись яицким казаком Астафием Трифоновым – посланцем «заговорщиков», поведал об их «замысле». Орлов тотчас отвёз Долгополова в Царское Село к… императрице.

Сей купец был изрядный лицедей, и его игру не разгадала даже сама Екатерина, видевшая людей насквозь безо всякого рентгена. Впрочем, обстановка царила при дворе весьма нервозная, «пробить персону Астафия Трифонова» по имеющимся в распоряжении государыни картотекам вряд ли было возможно, а сам «фигурант» был «вполне в теме».

На том и строился расчёт.

Императрица утвердила предложенный ей якобы от имени «заговорщиков» план «нейтрализации» самозванца и снарядила с этой целью «секретную комиссию» с гвардии капитаном А.П. Галаховым во главе. И отправилась та высокая комиссия к низовьям Волги. И было в её казне 32 тысячи рублей в золотых империалах (в счёт оплаты за выдачу злодея). Деньги, и немалые, были совсем близко, но положить их к себе в карман не было у Долгополова решительно никакой возможности. Надо было вновь что-то измысливать. Но тут помог случай. 1 сентября комиссия добралась до Царицына. Здесь Галахов получил известие о том, что Пугачёв с оставшимися с ним людьми бежал в заволжскую степь. Это давало Долгополову, пардон, Астафию Трифонову, тот самый шанс.

Несколько дней спустя Долгополов упросил Галахова выдать ему из казённых денег 3100 рублей (напомним, что сумма первоначального долга составляла 700 рублей, а с учётом набежавших процентов 1500) и отпустить его с несколькими надёжными людьми в автономное плавание на поиск злодея. Может, и прав был Карл Маркс, когда писал, что за 400 процентов прибыли капиталист рискнёт и петлёй. Дерзнул ею и Долгополов.

Однако тут опять вышла незадача: стало известно, что злодей арестован и этапирован в Яицкий городок. Грядущие показания мятежников не сулили Долгополову-Иванову-Трифонову ничего, кроме рваных ноздрей и каторги. А то и петли.

Конец вьющейся причудливыми изгибами верёвочки был уже виден, и тогда Долгополов пустился в бега. Однако бежал он не в «европы», не в Америку и, разумеется, не в Израиль. Долгополов бежал… на родину – во Ржев! И именно там, во Ржеве, его и «приняли» – явившегося и запылившегося – сотрудники сыскного ведомства.

Следствие над ним производилось в Петербурге, в Тайной экспедиции Сената.

Заведение было весьма сурьёзное, и дело Долгополова живо переквалифицировали из мошенничества в противугосударственное преступление. Так Астафий Трифонов сын Долгополов «вольной волею, а пуще нехотя» превратился в особо опасного «татя», пополнившего в силу игры капризной Фортуны число тех, кто, по выражению Пушкина, «колебал основы государства». Однако ж и то: народишко мутил, беглого злодея за императора признавал, имя Государя Наследника Цесаревича всуе поминал, «полпредом» его себя предерзко выставлял, государыню обманул! Это вам не фунт изюму! Да за такое на дыбу – и вся недолга!

Он претерпел восемь «пристрастных» допросов (то есть был пытан), однако показания давал уклончивые, противоречивые и был горазд на вымысел.

Екатерина II, внимательно следившая за делом лихого удальца, дерзнувшего водить её – Императрицу Всероссийскую и протчая и протчая – за её августейший нос, повелела отправить его в Москву. Там, в Первопрестольной, под председательством генерал-губернатора М.Н. Волконского открывалось «генеральное» следствие над Пугачёвым и ближайшими его сообщниками. Впрочем, императрицу нервировало не то, что с ней

обошлись как с наивной провинциальной простушкой, хотя и это тоже было досадно:

ей требовалось всенепременнейше и доподлинно ЗНАТЬ, не являлся ли Долгополов представителем ржевских раскольников, которые могли быть инициаторами выступления Пугачёва и, вероятно, оказывали ему поддержку.

Наиболее полные и близкие к истине показания о себе и своих похождениях Долгополов дал на московском допросе 12 ноября 1774-го сам. Предположения Екатерины относительно связи ржевских раскольников с Пугачёвым он отвергал с порога и самым решительным образом. Хотя что есть истина? Да ещё открывающаяся в задушевном диалоге с заплечных дел мастером?

Казус с попыткой правового, а затем и неправового взыскания царских долгов, ставших причиной несчастия купца-раскольника, завершился трагически. «Сентенция» (то есть приговор) была такова: «Сечь кнутом, выжечь каторжные клейма на лбу и щеках и, вырвав ноздри, сослать на каторгу, где постоянно содержать в оковах».

10 января 1775-го на Болотной площади в Москве была проведена экзекуция, после которой Долгополов и другие осуждённые на каторгу пугачёвцы были отконвоированы в Эстляндскую губернию, в прибрежный город Балтийский Порт (ныне г. Палдиски в Эст-ляндии). Тем и закончилась попытка купца Долгополова урегулировать гражданско-правовой спор с задолжавшим ему государством.

Последнее прижизненное документальное известие о Долгополове относится к 1797 году, то есть уже ко временам правления его «доверителя» – Павла Петровича. Однако никаких сведений о том, принял ли участие новый государь в делах «известного комиссионера», не имеется.

Долгополов упоминается Пушкиным в «Истории Пугачёва» и опубликованных в приложениях к ней судебном приговоре по делу Пугачёва, документах комиссии А.П. Галахова. Сведения о Долгополове приведены в протоколе допроса пугачёвского полковника Ф.Д. Минеева; этот документ оказался в руках Пушкина в 1835 году.

И в заключение отметим, что Долгополов назван своей настоящей фамилией только в судебном приговоре, в других же текстах он фигурирует либо под вымышленной фамилией Трифонов, либо как «известный человек», «один доверенный», «известный комиссионер».

Б.А. КУРКИН, проф., д.ю.н.

Перейти к содержанию номера