В годы великих испытаний народ показывает свою суть. И победы в Наполеоновских войнах показали всему миру, что такое Россия, какова она – эта загадочная страна, которую на Западе долго считали варварской. Да, европейские светила, корифеи века Просвещения с почтением относились к императору Петру. Но представляли его всё-таки в известной степени варваром или великим цивилизатором тёмных восточноевропейских масс. Да, Русская армия показала себя во всей красе в Семилетнюю войну. Да, после потёмкинской военной реформы Русская армия стала сильнейшей в мире – тому подтверждение: блистательные победы Суворова в Русско-турецкой войне и польской кампании 1794 года. Но всемирная эпопея борьбы с Наполеоном имела куда больший резонанс. Не только героизм русского солдата восхитил Европу в те годы. Все увидели на востоке Европы великую державу, крепкую государственность и народ, народ, достойный не только уважения, но и восторга. Русский солдат – крепостной крестьянин, – которого в Европе считали рабом, оказался подлинным рыцарем. Конечно, не все это приметили и оценили. Россия побеждала – а у победителей всегда немало недругов, завистников. Неслучайно именно тогда появилось понятие «русофобия». Но среди европейских мыслителей были и те, кто стремился понять и полюбить Россию. Первое имя, которое приходит на ум, – Жермена де Сталь. Она была дочерью Жана Неккера – министра финансов при короле Луи XVI. Неккер был реформатором, он действовал в период пролога Французской революции. Когда общество радикализировалось, отошёл в тень. А его дочь проявила себя как убеждённая противница якобинцев и генерала Бонапарта. Наполеон приказывал сжигать её книги… Она побывала в России, общалась с нашими политиками, писателями, полководцами. Присматривалась и к людям «простого звания». Вышла книга Ж. де Сталь о России. Приведу её слова: «В характере русского народа – не бояться ни усталости, ни физических страданий. В этой нации совмещаются терпение и деятельность, весёлость и меланхолия; в ней соединяются самые поразительные контрасты, и на этом основании ей можно предсказать великую будущность… Этот народ характеризуется чем-то гигантским во всех отношениях; обыкновенные размеры неприложимы к нему».

То и дело мы слышим разговоры о том, что народ, приверженный православию, по всем статьям проигрывает более просвещённым и успешным католикам и протестантам. События Наполеоновских войн показали идиотический уровень этих рассуждений, но мы слышим их снова и снова... А Жермену де Сталь наши деды убедили: Русь православная – это великая сила.

Есть в истории России эпизоды, к которым каждый из нас хочет быть причастным. Звёздные часы России – удивительной страны, в которой нам посчастливилось родиться. Написал я эти строки и подумал: как это банально, как натужно… Манная каша какая-то, да и только! Я, правда, и манную кашу до сих пор люблю – если горячая да под чай с лимоном. Но к чему ломиться в открытую дверь? Что может быть смешнее, чем прилежное повторение прописных истин: фрукт – яблоко, Волга впадает в Каспийское море, подвиг героев 1812 года не меркнет, «богатыри – не вы!»… Когда-то и впрямь восхищение победами русского оружия воспринималось как дежурная банальность. Так было в 1912-м, когда верноподданнические стихи о 1812 годе радостно декламировали гимназисты, среди которых немало оказалось будущих смутьянов 1917 года. Так было в наше брежневское детство, когда патриотическое воспитание поставили на широкую ногу. В первую очередь прославляли, конечно, советских героев, но и про Кутузова не забывали. Выходили книги о победах русского оружия, предназначенные для детей: упомяну только «В грозную пору» Брагина, замечательные книги Анатолия Митяева и Сергея Алексеева.

Есть ведь и другой взгляд на судьбу России – панический, ехидный, высокомерный. «Вот всё у нас так!» – повторяют острословы, когда случается нечто отвратительное, постыдное или просто неприятное самолюбию: «Как это по-нашему!». А другие понимающе кивают, чувствуя себя посвящёнными в таинство Благородного Сопротивления Свинцовым Мерзостям России. В последние годы нашу страну они любят называть собачьей кличкой Рашка. Насколько меньше было бы таких нападок на Россию, если бы мы твёрже боролись с собственной гордыней. Потому что основа русофобии русских людей – в ощущении, что «я лучше этого государства, этой эпохи, этого общества». Мы выпячиваем своё надменное «я», откармливаем высокомерное «эго». Презрение к «родным осинам» – это не исключительно русское явление. Это банальное, как бревно, «обратное общее место» национального чванства – чванство антинациональное. Приглядимся к себе, это присуще человеку: в приступе гордости мы отвергаем государственные устои и высокомерно взираем с высокого холма на серую массу. Да, с высокого холма сограждане всегда кажутся маленькими и серыми. Особенно сильным это искушение было, есть и будет для интеллигенции. У Пушкина читаем: «чёрт догадал меня родиться в России с душою и талантом». Правда, куда чаще он бывал яростным русофилом, а без сомнений, без противоречий, без уязвлённости палитра художника бедна…

Помните у Вертинского – перепетое Гребенщиковым «в бездарной стране»? Но как покаянно он ответил сам себе в более позднем (времён Великой Отечественной) стихотворении:

О Родина моя, в своей простой шинели,
В пудовых сапогах, сынов своих любя,
Ты поднялась сквозь бури и метели,
Спасая мир, не веривший в тебя!

Да, человеку невмочь всю жизнь проскользить в одном благостном настроении. А всё-таки скромность и патриотизм лучше самовлюблённости и отщепенческой гордыни.

О некоторых событиях старины далёкой у многих из нас есть личные воспоминания. Воспоминания об этой войне окрыляют – как увертюра Чайковского «1812 год».

200 лет назад император Наполеон, подмявший под себя всю Европу, готовился к великому походу на Восток. Казалось, для него нет невозможного. В те времена, если вы произносили: «Великий человек!» – уже не стоило пояснять, о ком идёт речь. Это было нашествие двунадесяти языков – таким запечатлелось в фольклорной памяти. Союзники остались где-то далеко, за Ла-Маншем, а «объединённая Европа» нахлынула на Россию…

На волне Французской революции была создана уникальная армия. Революция выдвинула молодых, дерзких, одарённых людей, которые готовы были идти на смерть. Они были новаторами, реформаторами армии. В то же время император Павел Первый опруссачил Русскую армию, свёл на нет старания Потёмкина, Румянцева, Суворова, чем резко ослабил боеспособность нашей армии. Александр Первый исправил многие перегибы отца, при нём, как известно, усилилась артиллерия, но на уровень 1790-х годов Русская армия не вернулась. В столкновении с непобедимыми французами вдохновить русского солдата могли только батюшки…

«Ваше благословение» – так обращались к полковым священникам солдаты. К началу Отечественной войны в Русской армии было 240 священников. Вспомним некоторых из них – с упоминанием наград, за которыми стоят воинские подвиги.

Лейб-гвардии Литовского полка Василий Андрианов. Участник сражений: Смоленского, Бородинской битвы, Малоярославецкого. Награждён камилавкой, золотым наперсным крестом, орденом Святой Анны 2-й степени.

Священник Московского гренадерского полка Мирон Арлеанский. Участник Смоленского сражения и Бородинской битвы. В Бородинской битве получил контузию ядром в левую ногу. В 1813 году, во время Заграничного похода, заболел и был вынужден остаться в госпитале, вблизи крепости Майнца на Рейне.

Протоиерей кавалергардского полка Михаил Гратинский. Окончил Александро-Невскую духовную академию. Участвовал с полком во всех походах и сражениях с 1806 по 1822 год (в частности – при Бородине, Кульме, м. Фершемпенуазе, Париже). Награждён золотым наперсным крестом (1806 г.), камилавкой (1808 г.), крестом на Георгиевской ленте, орденом Святой Анны 2-й степени (1813 г.).

Священник 19-го егерского полка Василий Васильковский поступил в военные пастыри в 1810 году. Сравнительно молодой (в 1812 году ему было всего лишь 34 года), храбрый и преданный своему делу, он в первый раз отличился 15 июля в сражении под Витебском. С самого начала боя отец Василий, как писал И.С. Державину шеф 19-го егерского полка полковник Вуич, «по искреннему усердию» шёл впереди полка с крестом в руках, благословляя им идущих в атаку воинов. Затем в разгар боя, находясь среди сражающихся, он исповедовал и причащал Святыми Тайнами тяжело раненных и умирающих. Во время своих пастырских трудов Васильковский был ранен в левую щёку. Рана получилась от рикошета ядра, ударившегося около священника в землю, которая с осколками камней засыпала его лицо. Не обращая внимания на кровоточащую рану, отец Василий по-прежнему находился в гуще боя, повторяя солдатам, что, осеняемые Святым крестом, они обязательно сломят неприятеля. Внезапно Васильковский почувствовал сильный удар в грудь. Пуля попала в середину креста, висевшего на его груди. Крест спас (в буквальном смысле) самоотверженного пастыря, но всё же сильная контузия заставила его покинуть поле сражения. Этот подвиг принёс отцу Василию в награду камилавку, и вскоре, ещё не излечившись окончательно, он вернулся в свой полк, деля с ним тяготы и славу.

Новый, не менее значительный подвиг, совершённый Васильковским в бою под Малоярославцем, заставил о нём заговорить и в высшем свете, и в ставке главнокомандующего. Командир 6-го корпуса генерал Д.С. Дохтуров в донесении на имя главнокомандующего отмечал, что священник Васильковский в этом бою, «находясь впереди полка с крестом, своим наставлением и примером мужества поощрял солдат поражать врагов и умирать бесстрашно за веру и Государя». Раненный в голову, он был вынесен с поля боя. По представлению М.И. Кутузова император Александр I пожаловал Василию Васильковскому орден Святого Георгия 4-го класса.

Витебск и Малоярославец – наиболее яркие эпизоды пастырской деятельности Василь-ковского, всегда отличавшегося высоким подвижничеством. Однако тяжкие труды, раны и контузии подорвали здоровье отца Василия, и 24 ноября 1813 года он скончался во Франции, во время славного победного похода. Он не дожил до взятия Парижа весной 1814 года. Не дожил до капитуляции Наполеона, до великой Победы русского оружия в многолетней войне… Но сколько он сделал для победы, отец Василий, – воин и пастырь!

Наполеоновские войны стали прообразом мировых войн ХХ века, а в великих противостояниях испытывается прочность государственной системы. Наполеон не без европейского высокомерия глядел на огромную «варварскую» империю. О доблести русского солдата он знал, но понимал, что мобилизационные возможности России небеспредельны, и готов был сыграть на изъянах крепостного «рабства». Политический режим, идеология России – это же прошлый век для человека, прошедшего маршами Французской революции! По расчётам Наполеона, самодержавие Александра I должно было рухнуть, но оно устояло не только на бранном поле, но и в пропагандистской войне. Победила империя Петра Великого, освоившаяся на европейском театре военных действий при Елизавете и Екатерине II. Это была воинская держава, в которой честь офицера и солдата предполагала постоянную готовность служить, не щадя живота своего и умереть за други своя. Ореол революционных побед и ратной славы Наполеона удесятерял силы французского солдата. Но России было что противопоставить врагу: суворовскую науку побеждать, а ещё – православие, самодержавие, народность. Наш государственный символ веры, который позже сформулирует граф Уваров. Очень важно, что для многих крестьянских сынов армия была просвещающей средой. В солдатах познавали азбуку и церковную службу, получали фамилии.

Через сто лет Российская империя не выдержит накала мировой войны. Пожухлый патриотизм, салонный декаданс – из этой стихии не рождаются искренние верноподданные «певцы во стане русских воинов». Есенин в двух строчках проницательно (куда там алхимику Глебу Павловскому!) рассказал о политической ситуации того времени: «И продал власть аристократ промышленникам и банкирам». В 1812 году мужик защищал Русь от антихриста. И аристократы александровского века всё отдавали для победы – своих сынов-офицеров, деньги, усадьбы… Новая буржуазная элита Серебряного века на войне наживалась – и скрыть этого не умела. В 1914 году в России появилось немало огромных храмов, невиданных во времена Александра I. Путеводная нить православия не исчезла, но истончилась: кто верил в социальную революцию, кто – в деньги, кто – в английскую конституционную монархию. Офицеров, которые ещё были воспитаны на традициях Суворова и Багратиона, предавала элита, да и народ не понимал… А полководцы 1812 года чувствовали себя защитниками всея Руси, чувствовали биение солдатских сердец, знали, что крестьянская страна не предаст, она стоит за ними, за отважными усачами, готовая умереть «за Дом Богородицы». Бородино, пожар Москвы, изгнание французов за пределы Отечества, Битва народов, наконец, русские в Париже – всё это героические, победные, счастливые страницы нашей истории, которые немедленно были канонизированы в фольклоре, немедленно стали легендой.

Закономерно, что 1812 год породил удивительную литературную героику. Одно лермонтовское «Бородино» томов премногих тяжелей, а ведь ещё были элегия «Бородинское поле» Дениса Давыдова, «Неман» Тютчева, «Сказание о 1812 годе» Аполлона Майкова, наконец, «Война и мир». И пускай Смердяков ёрничает «и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы, умная нация покорила бы весьма глупую-с», для нас эпос Отечественной войны – это насущный заряд здорового богатырского мировосприятия, это на века. Такая литература появляется только на тех счастливых перекрёстках истории, где совпадают интересы армии, государства и народа.

Победа 1812 – 1814 годов целое столетие была словом правды, которое отражало агрессию самых искромётных русофобов.

Бой московский,
Взрыв кремлёвский –
И в Париже русский штык!

Это В.А. Жуковский, наш певец во стане русских воинов. Только так побивались доводы клеветников России.

Этот спор продолжился и в ХХ веке. Помните, как воевал с «голосами» и «подголосками» Сергей Михалков, который, подобно Жуковскому, создал два государственных гимна нашей страны: «Да, посмей назвать отсталой / Ту великую страну, / Что прошла через войну… / И почти до звёзд достала / Перед рейсом на Луну!».

Та же расстановка сил: Россию хотят идеологически поработить, прижать к земле, чтобы страна сама себя ненавидела и презирала, а мы в ответ – пробуждаем историческую память о победах…

Не вычеркнуть из нашей истории и позорные эпизоды беспамятства. В начале 1930-х ветшали бородинские памятники, их отправляли на переплавку. Нашлись варвары, которым хватило бесстыдства разорить могилу Багратиона – генерала, который в любой операции сражался на самом опасном участке и получил смертельное ранение на Бородинском поле. Радикалам хотелось начать историю с чистого листа, перечеркнуть всё, что было в «старом мире». Но уже в 1937-м 125-летие Бородинского сражения страна отмечала, как подобает наследникам героев.

В какой ещё стране событие двухсотлетней давности остаётся столь острым патриотическим переживанием? Благодарная любовь к победителям Наполеона у нас в крови. Стоит только увидеть гравюры Теребенева, парадные портреты Военной галереи Зимнего дворца или просто вспомнить образ гусара или казака, летящего в бой, – и мы ликуем, как ликовали современники Ермолова и Милорадовича. За это – великое спасибо тем, кто превратил страницы истории в пласт культуры. Лермонтову! – здесь можно поставить и три восклицательных знака. Денису Давыдову – он ведь не только воевал, но и воспевал; не только воспевал, но и анализировал… Льву Толстому, Чайковскому, Тютчеву! Дикому – за роль Кутузова в кино, Закариадзе – за роль Багратиона. С.Ф. Бондарчуку – за киноэпопею. Музейным работникам, добровольцам, которые сохраняли в Бородине огонь памяти, даже когда не было государственной поддержки. Школьным учителям истории и литературы. Без них мы бы не понимали друг друга с полуслова, вспоминая 1812 год.

Все правители России в Кремле каждый божий день проезжают мимо трофейных пушек, добытых в победных походах 1813 – 1814 годов. Почаще бы подходили, приглядывались к этим почтенным орудиям… Они о многом могут рассказать. В первую очередь – о величии России, о непревзойдённой ратной славе. О том, что не пала под ударом держава.

Двести лет прошло, но мы помним.

И будем помнить.

Арсений Замостьянов

Перейти к содержанию номера