***

Прочитал в то время много

Разных книг я и журналов.

Я тогда не трусил Бога.

Был тогда я смелым малым.

Мне никак не удавалось

Прочитать одну лишь книгу.

Эта книга называлась

Библией…

Несла квадрига

С Аполлоном-атеистом.

Я в квадриге – пассажиром.

Кони сыты и мясисты,

Ляжки затянуло жиром.

Чудилось, еще немножко –

И не хватит им дыханья.

Где же кончится дорожка,

Завершая испытанье?

Все случилось, как и должно.

Занесло квадригу лихо!

Выздоравливал я сложно.

Аполлон скончался тихо.

Про Родину

Иногда – я люблю это долгое слово.

В нем славянские струги, задонский ковыль

И Довмонтова башня заснувшего Пскова,

И тумэнов татарских высокая пыль.

Иногда – в этом слове метель завывает,

Снег лежит на надежных дубовых ветвях.

И, бывает, неделями дня не бывает.

И мы путаем путь. И стреножит нас страх.

Иногда – это сладкое русское лето.

Вкус малины и брызги прозрачной воды.

Ласки женщин, слабеющих ближе к рассвету.

Храп коня от натянутой туго узды.

Иногда – это путь в монастырскую келью.

Там мужские соблазны сознанье не жгут.

Там пред ликом колени послужат постелью.

Зло, что кровь, перетянет молитвенный жгут.

Иногда – это право на чистую правду,

Без которой для русского ложь не мила.

Разве это так трудно – найти переправу,

Чтобы берег сменить, не слезая с седла.

Иногда – это память без твердой обложки.

Где конец, где начало кремлевской стены?

Я в окопах не спал под немецкой бомбежкой.

Почему же мне снятся военные сны?

Иногда – далеко от березовых весен,

Перемучив тоску, пересилив запой,

Сядешь в лодку, но в ней не окажется весел.

Кто закажет поминки за твой упокой?

Навсегда – похоронное слово-химера.

Все потуги на вечность венчала беда.

Русь не знает пределов, не ведает меры.

Иногда в ней – невмочь. В ней светло – иногда.

Про причастие

Вот и утро. Около шести.

Ветер тискает осины черноствольные.

В церкви тронули веревки колокольные.

Если слышишь – надобно идти.

Вот дорога. Около версты

Мимо озера, обтянутого ивами.

Скоро, скоро – скорбь речитатива,

Трепет воска, сжатые персты.

Вот и церковь, крыта серебром.

Над дверями – смотрит Богородица.

Рано – а в приделах люди горбятся.

Ходят, как за хлебом, - за добром.

Вот и я. Мои грехи при мне.

Батюшка протянет руку белую.

Головой прижмусь к ней неумело я

И вернусь – прощенный – к Сатане.

Будет утро. Небо в молоке.

Дождь полосками да ветер-северянин.

В храм войду с молитвой, как мирянин.

Выйду - с Богом, в черном клобуке.

Михаил Быков