Верный друг Переправы – актёр, режиссёр, писатель Михаил Щепенко. Художественный руководитель московского театра русской драмы «Камерная сцена». Это театр православного направления…

Долгое время я признавал бытие Божие лишь на рациональном уровне. И находился в состоянии лирического пушкинского героя из стихотворения «Безверие», когда «ум ищет божества, а сердце не находит». Вообще путь к христианству, к православию для нас в тех обстоятельствах был почти немыслим. И мы пошли, к сожалению, традиционным для нашей интеллигенции путем – через восточные культы. Мы очень серьезно ими занимались. Это был момент даже некоего внешнего окрыления. И только когда мы поняли, что находимся в состоянии «прелести», то есть, по-православному, в обольщенном состоянии духа, то все прекратилось само собой. Восточные культы раздувают твою «значимость», заменяют Живого Бога абстракцией и упраздняют традиционное понятие греха. Занимаясь подобными культами, ты постепенно теряешь внутреннюю адекватность и не видишь того, что на самом деле разъедает тебя изнутри – нажитые страсти, грехи. Но самое главное и страшное – это безудержный культ «я», который полностью заменяет тебе Бога. И все же один положительный момент – после критического осмысления всего происходящего с нами – мы для себя вынесли. В сердце пришла вера, что душа бессмертна. Впоследствии мы все-таки еще как-то пытались совместить наши агни-йоговские практики с христианством, но, слава Богу, поняли, что это совершенно разные вероучения. Это произошло лет двадцать назад, когда и был создан театр. С тех пор мы искренне стремимся создавать театр, который угоден Богу. Стараемся утверждать христианские ценности не только в искусстве, но и в жизни. Человек должен реально бороться за те идеалы, которые исповедует. Только тогда он имеет внутреннее право затрагивать эти темы в искусстве.

Греховен ли театр? Есть мнение – и оно звучит даже в среде серьезных богословов, что святитель Иоанн Златоуст отрицал античный театр эпохи упадка, когда там преобладали эротика и насилие, когда театр был сугубо развлекательным, потакал низким животным началам в человеке. А вот театр Станиславского – уже иной. Однако это упрощенное мнение. Церковь относилась к театру сложно от Иоанна и до Иоанна. То есть от Иоанна Златоуста – до святого праведного Иоанна Кронштадтского, который был практически современником Станиславского. Вот вам весьма показательный момент. Этот великий святой написал книгу, которую назвал «Моя жизнь во Христе». А Станиславский был автором книги «Моя жизнь в искусстве». Таким образом, конфликт тут присутствует даже в названии. Поэтому проблему никак нельзя воспринимать упрощенно. Что был, дескать, когда-то плохой театр и до сих пор есть плохой театр. А есть и хороший, где все проблемы сняты. Все – не так просто. Театр, в самом широком смысле этого слова, как и кинематограф, обращается в основном к животному началу человека и эксплуатирует его. Причем делается это очень просто.

 Есть отличная притча. Древнегреческий учитель-перипатетик гуляет со своими учениками и обучает их премудростям. Навстречу им идет блудница. Она говорит: «Вот ты учитель, ходишь тут со своими учениками и учишь их чему-то высокому. А я любого из них сейчас поманю пальчиком, и он пойдет со мной». Учитель отвечает: «Конечно, пойдет. Но ты-то поманишь вниз, а я веду вверх».

Так что вести вниз всегда очень просто. Это искусство блудницы, каковым сейчас театр в огромной степени и является. А повести вверх – это и есть истинное призвание искусства, осуществить которое – ох, как не просто.

Конечно, проблема лицедейства существует. Она есть и в театре, который ставит перед собой серьезные цели. В чем же состоит ее опасность?

У одного афонского Отца Церкви спросили: в чем самые главные беды нашего времени? Он сказал: первое – потеря благодарности, второе – утеря целомудрия, разделение человеческой личности. Личность становится мертвой. Только когда человек цел, он жив. Эта раздвоенность, а точнее раздробленность человека – беда нашего времени. Задача христианского спасения связана с преодолением этой раздробленности. Актер находится здесь в очень уязвимом положении. Сама особенность его профессии состоит в том, что сегодня он – одна личность, завтра – другая и так далее. Если человек целиком живет в искусстве, то у него – сто или даже двести таких образов. В системе Станиславского есть пять основных принципов. Главный из них: перевоплощение актера в образ. Учение о перевоплощении. Стать другим. Если ты не идешь этим путем и не создаешь образ, ты, в общем-то, и не актер. Когда ты играешь самого себя, это не искусство. Искусство – это именно создание образа и высказывание через него отношения самого художника к этому образу.

Михаил Щепенко

Источник изображения (спектакль «Царь Фёдор Иоаннович» - историческая трагедия по А.Толстому): ricolor.org