Царь и Россия. Размышления о Государе Императоре Николае II. Сост. П. Белоусов. – М.: Отчий дом, 2017. – 752 с. (п) 10 000 экз. ISBN 978-5-906241-27-6

В этом году мы нам придется отметить печальную дату – 100-летие убийства семьи последнего русского императора Николая II. Сборник статей эмигрантов и современных авторов позволяет поближе познакомиться с фигурой царя, отдаленной от нас по времени и по принципу «до царя далеко…». В книге есть бытовые подробности, много цифр, убедительно свидетельствующих о весьма серьезных положительных итогах деятельности Николая II, упоминаются работы отрицательно  настроенных авторов, но, в целом, составители пытались избежать критики, не теряя объективности.

Николай Павлов, землевладелец и правый общественный деятель, эмигрант, в очерке «Его Величество Государь Николай II» 1924 года, дал характеристику корпусу воспоминаний: «О Государе говорится или грубо дерзко, или сожалительно, как о ничтожестве… Есть хорошие, но больше злобных отзывов… В большинстве воспоминаний жизнь Государя сводится к Распутину, как показание какой-то его "страшной" вины».

Николай Обручев – в статье «Об авторах» о нем сказано лишь что он публицист и внучатый племянник генерала Обручева – в очерке «Подлинный облик Царя-мученика как человека, христианина и Монарха» много внимания уделяет февральскому перевороту 1917 года.  «Их (большевиков) приход к власти был подготовлен и обеспечен именно Керенским, который к тому времени занимал половину министерских постов Временного правительства, от которого получил диктаторские полномочия». И далее: «При деятельном участии Керенского в Петрограде была организована из подонков населения и уголовных преступников  всех  категорий, выпущенных Керенским из тюрем, красная гвардия, ставшая опорой советов».   

В очерке Обручева сквозит симпатия к Григорию Распутину, которого автор увидел  в дворцовой церкви на Кирочной улице: «Когда наши взгляды встретились, я был поражен выражением глаз этого человека, которые, казалось мне, проникали во все тайны моей души, светились каким-то огнем, который сверлил меня насквозь». По мнению пишущего, Распутин был лицом страдательным, близкие ко двору люди, «узнав о близости неграмотного сибирского мужика к царской семье, решили эксплуатировать его для своих эгоистических, грязных целей. Распутина начали систематически развращать… перед ним стали пресмыкаться… Окруженный роскошью и почетом заискивавших перед ним бар, неграмотный, но смекалистый сибирский мужик не брезговал… удовольствиями и выгодами». Автор полагает, что Распутин помогал наследнику-цесаревичу Алексею во время кризисов его болезни, применяя гипноз.

Касаясь итогов царствования, Обручев приводит цифры, среди которых увеличение количества студентов с 224 179 в 1894 году до 733 387 человек в 1914-м. «По числу женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, Россия стояла на первом месте в мире». Приблизительно 50% студентов освобождались от платы, многие получали стипендии. «В императорской России никогда не было такого положения, чтобы студент или ученик среднего учебного заведения работал на фабрике, подметал улицы, рубил дрова или работал чернорабочим на постройках», - с ностальгической гордостью говорит автор, не учитывая, что именно досуги в определенной мере способствовали оформлению всегда и повсеместно свойственных студенчеству протестных настроений в радикальные течения. Редкие сведения Обручев дает о действиях полиции в Петрограде в феврале 1917-го. Советские историки обычно ограничиваются коротким сообщением о том, что полиция разбежалась, по инерции так же говорят и новейшие исследователи. Между тем понятно, что в революционной столице, при отсутствии надежных воинских частей, кроме состава военных училищ, противостоять анархии могла только полиция. При описании событий автор даже впадает в несколько торжественный тон: «Полиция, усиленная собранными из окрестностей Петербурга (так у Н. Обручева) стражниками (чинами внутренней стражи, службы, предшествовавшей внутренним войскам и Росгвардии – С.Ш.) и снабженная пулеметами, осталась преданной Государю до конца. Ее трупами устлано и кровью полито шествие "бескровной" революции». Сюда можно прибавить слова другого очевидца, Ивана Солоневича из очерка «Великая Фальшивка Февраля»: «Полиция была, в сущности, безоружна – револьверы и шашки». Николай Павлов замечает одну из важных предпосылок событий 1917 года: многие считали, «что никакой защиты строя, собственности и правового порядка – не нужно. Петербургская знать и общество, проживающее миллионы и вывозящее за границу до 200 миллионов рублей золотом в год, и московское купечество, соперничающее с знатью в мотовстве… не выкажут никакого личного участия в защите строя и права».

О природе и сущности царской власти говорит генерал Николай Тихменев, востоковед, участник белого движения, в статье «Духовный облик императора Николая Второго» . Царь, исключив из основных законов из титула монарха понятие "неограниченный", оставил понятие "самодержавный", ибо считал, что когда спасение государства не может быть достигнуто в общем законодательном пути, в Думском пути, то на Царской власти остается обязанность и право изыскать иной путь. Этот свой верховный суверенитет он считал "самодержавием" и сохранил его. Это отвечало его религиозному восприятию царского служения, восприятию Коронационной присяги».

Смысл самодержавия в статье «Памяти последнего Царя» толкует священник Кирилл (Зайцев): «Проблема "абсолютизма", а тем самым и проблема "конституционных" ограничений этого абсолютизма… - этих "проблем" в газах Императора Николая II вообще не существовало… Русский Царь не был и не мог стать "абсолютным" монархом в понимании Запада… Катков (по-видимому, тайный советник Михаил Никифорович Катков, публицист) говорил, что в присяге – наша конституция, по которой мы имеем больше чем политические права…».  Именно поэтому в 1918 году святитель Тихон, Патриарх Московский и всея России в Казанском соборе произнес слова: «Наша христианская совесть, руководясь Словом Божиим,  не может согласиться с этим (убийством Николая II и его семьи). Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его».

Сын белых эмигрантов, офицер австралийского ВМФ, историк Георгий Некрасов в очерке «Николай II как полководец» указывает, что царь прошел сокращенный курс Академии Генштаба, и прибавляет: «Можно предположить оговорку, что, мол, преподаватели не рискнули бы быть требовательными к такому высокопоставленному ученику. Однако не следует забывать, что Император Александр III был крайне строгим и требовательным в отношении Царской Семьи, а, следовательно, любые поблажки вызвали бы его гнев». Военную биографию царя Некрасов делит на четыре периода: военных и, в особенности, морской реформ после Русско-японской войны, и до и после принятия главного командования во время Первой мировой, последний этап был результативен в смысле прямых военных успехов и планов на будущее – основание  Романова-на-Мурмане (Мурманска) и Северной флотилии, завершение подготовки двойного – по Германии и Турции – удара, который победоносно завершил бы войну.

В книгу вошли два очерка публициста и историка, человека удивительной судьбы – бежал из советских лагерей – эмигранта, условно говоря, 1.5 волны Ивана Солоневича: «Великая фальшивка Февраля» и «Миф о Николае Втором». Будучи вольноопределяющимся (привилегированным солдатом) в учебном батальоне (3 000 человек) лейб-гвардии Кексгольмского полка, он описывает обстановку, приведшую к бунту маршевых и запасных частей: «Казармы были переполнены – нары в три этажа. Делать было совершенно нечего: ни на Сенатской площади, ни даже на Конногвардейском бульваре военного обучения производить было нельзя. Людей кормили на убой – такого борща, КАК В Кексгольмском полку, я, кажется, никогда больше не едал… Настроение этой массы никак не было революционным – но оно было подавленным и раздраженным…».

Генерал Тихменев заключает свой очерк обобщением в терминах еще не оформившейся тогда в самостоятельную дисциплину политологии: «Царь не есть "форма правления", а есть путь спасения России теперь и источник ее благоденствия в будущем. И в нем же, в Русском Царе Православном и в Императоре Всероссийском, - спасение человечества от ужасов текущей современности».

Сергей Шулаков