Фома Кемпийский в своем монастыре незвестный художник XVII века

 

Этот период истории Земного шара мы называем «Мировой распрей». Коротко обосновать название данной эпохи можно так. На всей планете в XI-XV вв. не найдется такой земли, такой страны, такой территории, радиусом, скажем, в 300-700 км, где бы не доминировала распря. Она являлась главным социально-психологическим и социально-политическим качеством в любом регионе и на Земном шаре в целом.

 

Это, основное, качество эпохи оказывало мощное влияние на все составляющие каната жизни, в том числе и на искусство, философию, культуру, науку, архитектуру и т.д. Постоянная междоусобица, конечно же, не сопутствовала возведению крупных городов. Но, как это не покажется странным, строили в те вв. очень много. Напомним читателю, что в одной только средневековой Франции было построено, по мнению известного специалиста В. В. Яковлева, 50 тысяч замков. Даже если мы возьмем период с VII по XV вв., то есть 800 лет, то получается, что в этой стране ежегодно строилось 65 замков. Это – очень большая цифра, особенно если учесть, что у обитателей средневековой Франции было много других дел. Та же распря отнимала у них много энергии и материальных средств, физических и духовных сил. А если к распре добавить внешние войны и Крестовые походы, в которых французские рыцари принимали активное участие, нашествие чумы и других эпидемий, если также учесть, что построенные замки и относительно небольшие, хорошо укрепленные города разрушались либо временем, либо врагами и их нужно было постоянно восстанавливать либо ремонтировать, то цифра 65 новых замков в год в одной средневековой Франции покажется запредельной.

 

Так напряженно люди работали не только во Франции, не только в Западной Европе.

 

Так напряженно работали философы и теологи, литераторы и художники, скульпторы и музыканты… Достаточно вспомнить, что именно в эти века в Европе и в других цивилизационных центрах стали открываться высшие учебные заведения, названные в Западной Европе университетами, чтобы понять, в каком насыщенном режиме работали в эпоху «Мировой распри» самые разные люди. В конце этой эпохи человечество сделало серьезный шаг в сторону от системы мышления, покоящейся лишь на теологических канонах. Светское мышление, развитие светских дисциплин, гуманитарных и, что очень важно, естественнонаучных, оказывало все большее влияние на все сферы жизни.

 

Открытия западноевропейских специалистов в естествознании, технике, инженерии и технологии производства, создание в Западной Европе крупных предприятий по строительству мощных торговых и военных судов, быстрое (куда более быстрое, чем в других странах планеты) развитие огнестрельного оружия способствовало не только открытиям великих мореплавателей, но и  быстрой смене «технологии жизни». Человек и человечество в целом все более и все быстрее отдалялся от религиозных «строгостей». Свободолюбие рвалось наружу, и это чувствовалось уже в эпоху «Возрождения», даже «Предвозрождения» в Италии. Инквизиция ничего не могла поделать с этим взрывом человеческого духа изнутри. Даже в религиозных сюжетах итальянских великих художников можно почувствовать это тяготение к свободе форм и средств самовыражения.

Но как жилось в те века странникам? – Вот наш вопрос.

 

«Этот мир – навозная куча»? Худжвири (ум. между 1072 и 1106)

Абу-л-Хасан Али б. Усман ал-Газнави ал-Джуллаби ал-Худжвири перс, суфий, жил в XI в. Родился в Худжвире, в одном из кварталов города Газни, в семье, известной благочестием и подвижничеством. Получил достойное воспитание и образование и стал сторонником «трезвого» мистического пути школы аль-Джунайда (умер в 910 г.). Его учителями были известнейшие знатоки Корана и предания. Аль-Худжвири много путешествовал, побывав в странах от Ферганы до Хузистана и от Индии от Сирии. Затем он поселился в Лахоре, где пребывал до конца жизни. По просьбе одного из учеников написал первый персидский научный труд по суфизму, использовав для работы около 20 источников на арабском языке. Этот трактат сыграл огромную роль в развитие суфизма.

 

Странник в духе

«Абу ль-Хасан Ахмад ибн Аби ль-Хавари «был учеником Абу Сулеймана Дарани и общался с Суфьяном ибн Уйяной и Марваном ибн Муавийей, чтецом Корана.

Он был странником в духе. Передают, что он сказал:

 

«Это мир – навозная куча и место сборища псов; кто влачит здесь существование – хуже пса: пес берет, что ему потребно, и уходит, а влюбленный в мир неотлучен от него, ни на миг не расставаясь с ним».

 

Сперва он учился и получил звание имама, впоследствии он выбросил все свои книги в море со словами: «Вы были прекрасными путеводителями, но к чему путеводитель, если пункт назначения достигнут?» Путеводитель необходим, лишь пока ученик в пути. Когда святыня перед глазами, дорога и врата ни к чему. Шейхи говорили, что Ахмад сделал это в состоянии опьянённости. На мистическом Пути тот, кто говорит «я достиг», сбился с Пути. Ведь прибытие – это ещё не завершение, временное пребывание – излишняя забота, а осведомленность от временного пребывания – праздность.

 

В любом случае, достижение цели – это несуществование, потому что и временное пребывание, и его противоположность являются человеческими свойствами. Единение и отделенность равно зависят от извечной воли и провидения Господа. Поэтому невозможно постигнуть единения с Ним. Понятия «близость» и «соседство» неприложимо к Богу.

Человек соединяется с Богом, когда Бог оказывает ему честь, и отделен от Бога, когда пренебрегает им. Я, Али ибн Усман аль-Джуллаби, говорю, что вполне возможно, чтобы именитый шейх, используя слово «достижения цели», имел в виду «открытие пути к Богу», ибо путь к Богу не вычитать из книг; но когда дорога – перед тобой, в объяснении нет нужды.

 

Достигшие истинного знания не имели нужды в словах и ещё менее того – в книгах.

 

Другие шейхи поступали так же, как Ахмад ибн Аби ль-Хавари, например, шейх Абу Саид Фазпаллах ибн Мухаммад аль-Майхани, и у них нашлось немало подражателей из числа формалистов, пестующих тем самым свою праздность и невежество.

 

Может показаться, что достойные шейхи поступали так из желания порвать мирские связи и освободить свое сердце от всего, кроме Бога. Однако действия такого рода являются оправданными лишь в состоянии опьяненности, характерном для начала Пути и для пылких юношей. Те, кто достиг устойчивости не заслонены от Бога и всем мирозданием – отделит ли их от Него лист бумаги?

 

Можно посчитать, что уничтожение книг означает невозможность выразить подлинное значение идеи. В таком случае эта невозможность должна быть приписана и слову, поскольку высказанные слова ничем не лучше написанных слов. Я думаю, что Ахмад ибн Аби ль-Хавари в порыве страсти, не находя слушателей, изливал письменно свои чувства и, когда накопилось достаточное число таких заметок, он не посчитал их достойными обнародования и также выбросил их в воду. Возможно такое, что у него накопилось много книг, которые отвлекали его от религиозных трудов, и он избавился от них таким путем». (Али ибн Усман аль-Худжвири. Раскрытие скрытого за завесой. Старейший персидский трактат по суфизму. М., 2004. С. 117-118).

 

Руми, отец и другие учителя. Руми Джалаледдин (1207 – 1273 гг.)

Персоязычный поэт-суфий, родился в Балхе на территории современного Афганистана. Его отец Баха Валяд был известным суфием и правоведом, написавшим свод духовных учений «Маариф» («Божественные знания»). Сын досконально изучил этот труд, что оказало заметное влияние на стиль и содержание его собственных произведений. Следуя семейной традиции, Руми уже в раннем возрасте стал серьезно заниматься изучением экзотерических наук, в которые входити грамматика, просодия, Коран, шариат, основы судопроизводства, хадисы, комментарии к Корану, история, догматика, теологию, логику, философию, математику и астрономию. С 1212 жил в Нишапуре, Багдаде, Дамаске, Алеппо, где учился в медресе и получил хорошее образование. Воспитывали его выдающиеся наставники-суфии, который он удивлял и быстрым умом, и трудолюбием. В 1219 г. перед угрозой вторжения в Балх монгольских войск, Баха Валяд с семьей и многочисленными последователями отправился в паломничество в Мекку. Затем он прибыл в Малую Азию, в Конью, где был тепло встречен правителем сельджуков Аладдином Кайкубадом и его визирем Муин ад-Дином Парванахом., весьма образованным человеком, ставшим позже поклонником Руми, отец которого занял высокий пост в Коньи. В 1231 г. умер Баха Валяд. К этому времени Руми уже считался признанным ученым. Он был уже магистром-правоведом ханафитского толка, и ему, 24 – летнему, предложили занять место отца. Систематическое изучение суфизма началось в 1232 г., когда Руми познакомился с Бурханом ад-Дином Термизи, учеником Баха Валяда, приехавшим в Конью. Восемь лет Термизи являлся духовным руководителем Руми, который после смерти наставника стал духовным наставником жителей Коньи. Здесь Руми впоследствии создал суфийскую общину мевлеви, сыгравшую большую роль в общественной и политической жизни того времени и последующих вв. . Здесь же он написал лирический диван и несколько суфийско-философских трактатов.

 

В 1244 г. в Конью прибыл Шамс ад-Дин, который оказал на Руми очень заметное влияние. По мнению известных специалистов, Шамс ад-Дин «стал воплощением божественного импульса, который в определенном смысле «выявил» в поэтической форме потенции внутреннего созерцания Руми и привел океан его могущества в движение, породившие мощные волны, которые изменили историю персидской литературы». Их взаимоотношения продолжались с перерывом всего три года. В 1247 г. Шамс ад-Дин исчез и более его никто не видел. Некоторые специалисты считают, что Шамс ад-Дина убили его же приверженцы.

 

Руми тяжело переживало потерю наставника, которого он воплотил в своих стихах в образе Божественного Возлюбленного. После 1247 г. Руми не читали больше проповеди и занялся воспитанием неофитов суфизма и писал стихи и поэмы. Наибольшую славу принесла ему созданная в последние  гг. жизни поэма «Месневи и манави», содержащая толкование основных положений суфизма. Теоретические положения Руми иллюстрировал притчами из фольклора народов Востока, что сделало поэму доступной для читателей. Творчество Руми оказало значительное влияние на развитие литератур Востока.

 

О люди всех эпох и мест, что о себе скажу я вам?..

О люди всех эпох и мест, что о себе скажу я вам?

Моя религия – не Крест, не Иудейство, не Ислам.

Я все стихии перерос, я вышел из-под власти звезд,

Юг, север, запад и восток – не для меня, не здесь мой Храм!

Твердь и вода, огонь и дух – к их мощным зовам слух мой глух,

Я тотчас всё, чего достиг, за новую ступень отдам!

Не страшен мне горящий ад, не жажду райских я наград,

Я узы крови развязал – и я не сын тебе, Адам!

Я – вне событий и имен, я превозмог закон времен,

Я в каждом встречном воплощен – и неподвластен я годам!

Во множестве провижу я Одно – Единство Бытия,
И слово Истины живой читаю я не по складам!

Я жажду в мире одного – Возлюбленного своего:
Лишь вечно видеть бы Его – и по Его идти следам!

Шамс! От любви и от вина всегда душа твоя пьяна:
Давай же славу воздадим сим, лучшим на земле, плодам!..

(Руми, Джалаладдин. Дорога превращений: суфийские притчи. М., 2009. С.33).

 

Поучение аскета

Нещадное солнце спалило поля,
Народ голодал, и стенала земля,

А некий аскет, как ни в чем не бывало,
Был весел, и сердце его ликовало.

Корили его: «В этот год мудрецу
Веселье и радость совсем не к лицу:

Ведь сколько вокруг наших братьев страдает —
Один разорился, другой голодает,

А кто-то и гибнет, еды не найдя:
За долгое время – ни капли дождя!

Лишь глянешь вокруг – и покатятся слезы:
Сухие поля, почернелые лозы!

Мы – словно в аду, вопиют наши души,
Мы бьемся о землю, как рыбы на суше!

Неужто тебе одному все равно?
Ведь все мусульмане – как тело одно,

А если все тело постигла напасть,
Вкушает ли радость одна его часть?!»

На эти укоры ответил аскет:
«А все ль голодают? Я вижу, что нет!

Гляжу я вокруг – и не лгут мне глаза,
Что где-то и гроздья приносит лоза!

Смотрю, наблюдаю – и мне ведь не снится:
На чьих-то полях колосится пшеница,

И льются над ними дожди в своей черед,
И кто-то большой урожай соберет!

От Божьего вы отступили завета —
И голод пришёл  в наказанье за это:

Пред Богом чело фараон не склонил —
И кара свершилась, и кровью стал Нил!

Но кто Моисею покорен всегда,
Для тех в том же Ниле – не кровь, а вода!»

(Руми, Джалаладдин. Дорога превращений: суфийские притчи. М., 2009. С.109-110).

 

Я и Ты

Хозяин дома, слыша громкий стук,

«Кто?» – вопрошает. – «Я, твой близкий друг!»

 

«Ступай же прочь, неверен твой ответ:

Двум „я“ за этой дверью места нет!

 

По миру странствуй в скорби и тоске,

Очистись – и вернешься налегке,

 

Познав пути сокрытые свои,

Где „я“ сгорает в пламени любви!..»

 

И тот ушел, огнем любви томим,

И образ Друга реял перед ним.

 

Он испытал немало горьких бед,

Немало миновало зим и лет.

 

И вот опять раздался громкий стук,

И снова вопросил незримый Друг:

 

«Кто?» – И в ответ из внешней темноты

«Открой, – раздался голос, – это Ты!»

 

И Друг сокрытый двери отворил,

И в сердце странника заговорил:

 

«Теперь ты понял тайну бытия:

С твоею сутью слита суть Моя.

 

Ты – это Я. Теперь вопрос рещён:

Неразделимы корень и бутон!»

 

(Руми, Джалаладдин. Дорога превращений: суфийские притчи. М., 2009. С.373).

 

Ираки Фахр-ад-дин Ибрахим ибн Шахрияр (? – ок. 1287)

Персидский дервиш-поэт. Странствовал по Ирану, Индии, где провел около 25 лет, и по Турции. Диван его стихов включает также большую «Поэму о влюбленных» («Ушшак-наме»). Наиболее популярное произведение «Блистания» — проза, пересыпанная стихами на персидском и арабском языках, где автор поэтически излагает философию суфизма.

 

Днянешвар (Днянде́в или Дняно́ба; 1271-1296)

Индийский поэт. Писал на маратхском языке. Происходил из семьи брахмана, изгнанного из касты, вел жизнь нищего аскета. Вишнуиты Махараштры считают его одним из воплощений бога Вишну и приписывают ему сверхъестественные деяния. Всеобщей популярностью пользуется доныне его поэма «Днянешвари», первый выдающийся памятник литературы маратхи. Основу поэмы составляет толкование Бхагавадгиты. «Днянешвари» широко отражает жизнь Махараштры XIII в. Поэт обличал социальные верхи и идейную опору их власти — ортодоксальный индуизм, оправдывавший кастовое неравенство. Написал: «Шестьдесят пять наставлений Цангдеву»,  «Прославление Хари», абханги (песни, близкие к народным). Образно уподоблял поэзию воде: вода не повредит и зеницы ока, но она же, разъярившись, сокрушает могучие скалы.

 

Фома Кемпийский, Ф. Гемеркен (Hemerken — молоточек; отсюда его латинизированное имя Malleolus) (1379-1471)

Иеромонах, автор трактата "О подражании Христу". Родился в городе Комптене. Учился у Бэме, друга Флорентия, основателя союза благочестивых братьев. Принят в члены союза. Братья зарабатывали на пропитание списыванием книг духовного содержания. В 1399 г. брат Фомы, Иоанн, был избран в приоры монастыря на Агнатенберге, близ Цволле. Фома последовал в монастырь в качестве послушника и в 1412 г. или 1413 г. получил сан священника. Здесь протекла вся его жизнь. Он хорошо знал Св. Писание, но философское образование его не было значительно и схоластическую литературу он знал слабо.

 

Латинским языком владел в совершенстве. Умозрительный, теоретический элемент в его сочинениях играет незначительную роль. Переписал много духовных произведений; большая часть их потеряна, но в Антверпене сохраняется знаменитый кодекс "О подражании Христу" и других произведений Фомы. Эта книга была издана более 2000 раз и переведена на все европейские языки. На русский язык она переведена К. П. Победоносцевым и выдержала 7 изданий (СПб., 1898). Книга написана простым языком, не содержит в себе учения какого-либо определенного исповедания, а излагает общехристианские истины и мораль, как её понимали средние века. Аскетизм — основной тон книги.

 

Истинный мир Фомы Кемпийского

… Истинный мир сердцу найдем в сопротивлении страстям, а не в служении им. И нет мира в сердце у плотского человека, ни у человека преданного внешнему: мир в ревностном и духовном человеке. (Фома Кемпийский. О подражании Христу. В переводе с латинского К. П. Победоносцева (1869). М., «Русская панорама», 2004. С. 39).

О искании мира и о ревности к преуспеянию

Много можем иметь мира, когда захотим не заниматься чужими словами и делами, и тем, что к попечению нашему не относится. Как можно оставаться долго в мире тому, кто вмешивается в чужое попечение, кто вне себя ищет событий, кто мало или редко внутрь себя собирается? Блаженны простые сердцем, ибо много мира иметь будут. 

Отчего некоторые из святых стали так совершенны и так способны к созерцанию? Оттого, что старались вовсе умертвить в сбе все земные желания: и потому возмогли они всем сердцем прилепиться к Богу и со всею свободою внимать себе. А мы слишком заняты собственными страстями, слишком много о преходящем заботимся. Редко умеем и один порок победить совершенно и не радеем о ежедневном преуспеянии: оттого и остаемся мы холодны и равнодушны. 

 

Когда бы мы совершенно углу бились сами в себя и не опутывались бы внешними заботами, могли бы разуметь и божественное, могли бы вкусить и от небесного созерцания. Всего более и вполне мешает нам то, что мы не свободны от страстей и похотей и не имеем в предмете вступить на путь совершенный святых. Когда случится и неболь- шое несчастье, тотчас падаем духом и обращаемся к человеческим утещёниям. 

 

Когда бы твердо решились мы стать на брань, как подобает крепкому мужу брани, конечно, увидели бы над собою помощь от Господа с небес. Он посылает нам случаи к брани на победу. Он же Сам готов и помогать борющимся и уповающим на благодать Его. Если только во внешней обрядности полагаем свое преуспеяние в религии, скоро придет конец нашему благочестию. Но у самого корня положим секиру, чтобы, очистившись от страстей, снискать себе промысел мирный. 

 

Когда бы в год успели мы один порок истребить в себе, скоро достигли бы в мужа совершенна. Но, совсем напротив, часто чувствуем, что в начале обращения сами себе казались лучше и чище, нежели после многих годов упражнения. С каждым днем следовало бы возрастать ревности нашей и преуспеянию, а ныне и то кажется великим,когда кто успел удержать в себе хотя долю первоначальной ревности. Когда бы в начале мы себя принуждали хотя немного,потом все могли бы делать легко и с радостью. 

 

Тяжело оставлять привычное, и ещё тяжеле идти против собственной воли! Но если в малом и легком не победишь себя, то когда превозможешь в том, что труднее? Запрещай своей склонности в начале и покинь дурную привычку, чтоб она потом мало по малу не привела тебя к большим затруднениям. О, когда бы ты размыслил, сколько можешь принести мира себе и другим радости доброй жизнью - тогда, думается, был бы ты заботливее о духовном преуспеянии. 

 

(Там же. С. 41-42)

 

Величайшие из святых убегали, где только могли, от людского сообщества и восхотели жить для Бога в уединении. (Там же. С. 50).

 

Внутренний человек полагает заботу о себе самом прежде всяких забот; а кто прилежно внимает сам себе, тому легко молчать о других. Никогда тебе не быть внутренним и благоговейным человеком, если не станешь молчать о других и обращать взор на себя самого особенно. Если совершенно внимаешь себе самому и Богу, мало подействует на тебя то, что увидишь вне себя. Где ты, когда не сам с собою ? И когда бы всюду побывал ты, что пользы, если пренебрег себя самого? Если хочешь иметь мир и единение истинное, надобно тебе все прочее отложить и себя одного иметь пред очами. 

 

Итак, получишь ты великую пользу, когда сохранишь себя свободным от всякой временной заботы. Много потеряешь, если станешь держать в уме что-либо временное. Ни великого, ни высокого, ни приятного, ни охотного пусть у тебя не будет ничего: разве Бог один или что есть Божье. Все почитай за суету, какое ни встретится тебе утещёние от всякого творения. Любящая Бога душа все, что ниже Бога, презирает, все пропускает мимо. Един Бог вечный и бесконечный, вся Исполняй, душе утещёние и истинная радость сердцу. 

(Там же. С. 65).

 

О радости, коей не могут познать земное мудрствующие

Сын Мой, драгоценна благодать Моя, и не терпит смещёние со внешними вещами и с земным утещёнием: и для того надобно отвергнуть все, что препятствует благодати, если хочешь, чтоб излилась на тебя благодать. Ищи себе сокрытого места, не скучай жить сам с собою в уединении, не требуй ничьей любопытной беседы; но паче всего изливай к Богу благоговейную молитву, чтобы собранная мысль держалась в тебе, и совесть в чистоте сохранилась. Весь мир почитай за ничто; выше всего внешнего поставь себе упразднение души в Боге; ибо невозможно и во Мне упразднить свою душу, и в то же время находить наслаждение в преходящих вещах. От близких и от милых отойти надобно, и содержать дух в отчуждении ото всякого временного утещёния. Так увещает блаженный Петр Апостол, чтобы верные Хриповы держали себя странниками и пришёл ьцами в здешнем мире ( I Петр. II 11).

 

О, когда придет смерть, с какой уверенностью станет умирать тот, кого никакая привязанность не удерживает в мире. Но болезнующий дух неумеет ещё понять, что можно так отрешить от всего свое сердце, и животный человек не знает, какова свобода во внутреннем человеке. Однако, если хочешь по правде стать человеком духовным, надобно отречься и от дальних и от ближних, и никого так не опасаться, как себя самого. Если себя самого победишь совершенно, остальное легко будет покорить себе; над собой самим восторжествовать - вот совершенная победа. Кто самого себя держит в подчинении, так что чувственность его повинуется разуму, а разум Мне во всем повинуется, - тот истинный победитель над собой и властелин миру.

 

Если горит у тебя желание подняться на такую высоту,надобно тебе мужески положить начало и к самому корню занесть секиру: - надобно вырвать и истребить скрытую и беспорядочную наклонность к себе самому и ко всякому своему особенному и чувственному благу. От этого порока, что самого себя человек беспорядочно любит, - происходит все, что надобно истреблять до самого корня.Когда это зло победишь и превозможешь, будет великий мир и спокойствие непрестанное. Но немногие стараются сами себе умереть совершенно, не многие совершенно стремятся отойти от себя; оттого и остаются люди опутаны сами собой и не могут сами над собой возвыситься в духе. А кто хочет со Мною ходить во свободе, тому надобно умертвить все свои злые и беспоядочные наклонности и ни к единому созданию не прилеплятся до страсти беспорядочною любовью.

 

О различных движениях природы и благодати

Сын Мой, прилежно примечай движение природы и благодати; ибо они весьма противоположны, и такое тонкое между ними различие, что разуметь его можно только духовному и внутренно озаренному человеку. Все ищут добра, и все себе представляют в делах или словах своих что-либо доброе: от того под видом добра многие и обманываются.

Природа лукава; многим изменяет, многих опутывает и обманывает, и сама себя всегда имеет в виду; благодать же в простоте ходит, отклоняется от всякого зла, не мыслит ничего льстивого; что ни делает, единственно ради Бога делает, и в Боге наконец обретает покой свой.

 

Природе противно умерщвление; не хочет она быть в стеснении и под властью, ни в подчинении ни в добровольной покорности; а благодать старается об умерщвлении себя самого, противится чувственности, ищет подчиненности, желает покоряться, и не хочет пользоваться собственною свободой;любит быть под властью и ни над кем не хочет властвовать, но всегда под волею Божией жить, стоять и пребывать хочет: и ради Бога готова смиренно преклониться пред всяким созданием в человеках.

 

Природа работает себе на пользу и рассчитывает, какая от чего будет выгода ; а благодать не на то смотрит, что себе полезно и выгодно, а всего больше печется о том, что всем может быть на пользу.

 

Природа охотно принимает себе честь и уважение; а благодать верно относит к Богу всякую честь и славу.

 

Природа страшится посрамления и презрения: благодать же радуется о имени Иисусове бесчестие прияти (Деян. V 41).

 

Природа любит отдых и телесный покой; благодать же не может быть в праздности, но приемлет труд с радостью.

 

Природа ищет любопытного и красивого, отвращается от низкого и грубого; а благодать довольна простым и смиренным, грубого не презирает, и не стыдится ходить в ветхой одежде.

 

Природа заботится о временном, радуется о земном приобретении, печалится об убытке, раздражается от легкого слова обиды. Но благодать помышляет о вечном, не прилепляется ко временному, не смущается от вещёственной потери и не огорчается от самых жестоких речей, ибо сокровище свое и радость полагает на небеси, где ничего нет гибнущего.

 

Природа жадна и охотнее принимает, нежели дает, любит собственное и свое особенное. А благодать благодетельна и общительна, избегает особенного; довольствуется малым и блаженнее почитает даяти, нежели приимати.

 

Природа склоняет к тварям, к своей плоти, к суете, к рассеянию; благодать же влечет к Богу и к добродетелям, отрекается от тварей, бежит от мира, ненавидит плотские желания, не пускается на вольное брожение, стыдится показываться в народе.

 

Природа любит всякое внешнее утещёние, в чем есть услаждение чувству: благодать же в едином Боге ищет себе утещёние и хочет наслаждаться верховным благом превыше всего видимого.

 

Природа во всем действует для прибытка и для собственной выгоды, ничего не может делать даром, но за всякое доброе дело надеется получить либо равное, либо лучшее, либо Благоволение, и всякому делу и дару и всякому слову желает придать как можно более цены. Благодать же не ищет ничего временного, и не требует другой награды в воздаяние, кроме единого Бога; а на временную потребу себе только того желает, что может послужить для приобртения Благ вечных.

 

Природа радуется о множестве друзей и ближних, славится знатностью места и рождения, угождает сильным, ублажает богатых, восхваляет себе подобных. А благодать и врагов любит, но не превозносится во множестве друзей, не почитает за великое ни места, ни рождения, разве где есть умножение добродетели; больше к бедному благоволит, нежели к богатому, больше с невинным, нежели с сильным имеет сочувствие, сорадуется с правдивым, а не со льстивым, и добрый всегда проповедует ревновать даров совершеннейших и Сыну Божию подобится в добродетелях.

 

Природа тотчас начинает роптать в нужде и в стеснениях: благодать переносит скудость в неизменном терпении.

 

Природа все на себе отражает, за себя спорит, себя оправдывает. Благодать же все возводит к Богу, от Него же все по началу исходит; ничего доброго себе не приписывает, о себе не имеет надменной мысли; не спорит, и своего мнения не предпочитает чужим мнениям, но во всяком чувстве и разумении покоряет себя Мудрости Вечной и Божественному испытанию.

 

Природа жаждет знать тайны и слышать новости, хочет являться в мире и многое испытывать чувствами; желает быть в известности и делать дела всем на похвалу и на удивление. А благодать не любопытствует и не заботится о новостях; ибо все таковое происходит от ветхого тления, и ничего нет нового и прочного на земли. Учит она укрощать чувства, избегать суетной угодливости и тщеславия, смиренно скрывать и то, что достойно похвалы и удивления и во всякой вещи и во всяком знании искать плода на пользу и хвалы и славы Божией. Не хочет себе и ничему своему проповедания, но того желает, да благословится во всех дарах Своих Бог, Иже вся щедрит и дает по единой Своей благости.

И та благодать свет есть превыше естества и особенный дар Божий, - истинная печать избранных и залог вечного спасения. Она возводит человека от любви к земному в любовь к небесному, и из плотского творит его духовным. Посему чем больше угнетается и связуется природа, тем обильнее благодать изливается; и внутренний человек с каждым днем новыми посещёниями преобразуется по образу Божию.

 

О повреждении природы и о действии Божественной Благодати

Господи Боже мой, Создавый мя по образу Твоему и подобию, Ты Сам явил мне величие благодати Твоей, и от Тебя познал я, как нужна она для спасения. Удели мне от благодати сей, чтобы победил я скверную свою природу, влекущую меня ко греху и погибели. Вижду же им закон во удех моих противувоюющь закону ума моего и пленяющь мя законом греховным (Рим. VII,23), в послушание чувственности во всем. Не могу я противится страстям ее, если не придет мне в помощь святейшая благодать Твоя, разлившись в сердце горячим потоком.

 

Потребна благодать Твоя, и многая благодать, чтобы победить природу, от юности моей всегда к злу преклонную; ибо пала она в первом человеке Адаме и повредилась грехом, и во всех человеков вошла казнь того повреждения; так что первая природа, благо и право Тобою созданная, приняла уже весь порок и всю немощь поврежденной природы, и все её движение, когда она сама на свою волю оставлена, влекут её к злу и вниз погружают. И малая сила, какая осталась в ней, лежит точно искра в пепле таящаяся. Таков-то по природе наш разум, объятый великим мраком, и есть ещё в нем различение добра от зла и лжи от истины; хотя и нет в ней силы исполнить все то, что одобряет, и не обладает он полным светом истины и целостью здравого ощущения.

 

Отсюда происходит, Боже мой, что соуслаждаюсь я закону Твоему по внутреннему человеку, ведая, что заповедь Твоя добра и праведна и свята, и что надобно убегать всякого зла и всякого греха. Но плотию работаю закону греха, повинуясь не столько разуму, сколько чувственности. Оттого - еже хотети доброе прилежит ми, а еже содеяти - не обретаю (Рим. VII,18). Оттого часто полагаю много благих намерений, но нет благодати в помощь немощи моей, и от легкого препятствия отстаю и прихожу в бессилие. Оттого случается, что и познал я путь совершенства и довольно ясно вижу, что мне следует делать; но, поникнув под бременем повреждения своего, не возвышаюсь к совершенству.

 

О, как необходима мне, Господи, благодать Твоя для начинания в добре, для преуспевания и для усовершения! Без Тебя не могу творити ничевоже: но все могу в Тебе, когда укрепляет меня благодать твоя. Истинно небесная благодать - без нее и собственные заслуги и все природные дары ни во что вменяются. Ни знание, ни богатство, ни красота, ни крепость телесная, ни ум, ни красноречие - ничего не стоют у Тебя, Господи, без Твоей благодати; ибо природные дары доступны и злым за одно с добрыми; а особенный дар избранных - благодать или благое поспещёние, и ею запечатленные учиняются достойны жизни вечной. И так превосходна благодать сия, что ни дар пророчества, ни чудотворение, ни самое высшее умозрение не вменяются ни во что без нее. Ниже вера, ни надежда, ниже другие добродетели без любви и благодати Тебе не благоугодны.

 

О, блаженнейшая благодать нищего духом творящая богатым в добродетелях и богатого многими благами содевающая смиренным по сердцу! Прииди, сниди ко мне, исполни меня во благовремении Твоим утещёнием, да не поникнет душа моя от утомления и от сухости чувства. Молю Тебя, Господи, да обрящу благодать пред очами Твоими; ибо довлеет мне благодать, - хотя бы ничего другого не получил я, чего требует природа. Если и много истомлюсь и много в скорбях искушен буду, не устрашуся от зла, лишь бы со мною пребыла благодать Твоя. Она мне крепость; она совет и помощь подает мне. Всех врагов она сильнее и премудра паче всех премудрых.

 

Она научает истине и наставляет в правиле жизни; она свет сердцу, отрада в утеснении; прогоняет печаль, отнимает страх, питает благоговение, изводит слезы. Что я без нее - разве древо сухое и пень неплодный, готовый на посечение! Но Твоя благодать, Господи, всегда да упреждает меня и да последует, и да содержит меня непрестанно в попечении о делах благих, Иисусом Христом, Сыном Твоим.

Аминь.

О том, что должно нам отвергнутся себя и Христу подрожать во кресте

Сын Мой, чем дальше себя оставишь, тем больше в Меня обратишься. Кто не желает ничего внешнего, тот обретает внутренний мир; и кто отрекается от себя внутренно, тот соединяется с Богом. Хочу Я, чтоб научился ты совсем повергать себя в волю Мою, без ропота и прекословия. Иди по Мне. Аз есмь путь и истина и живот (Иоан. ХIV,6). Без пути нет хождения, без истины нет познания, без жизни нет бытия. Аз есть путь, по которому ты следовать должен, истина, в которую должен верить, жизнь, которой должен надеяться. Аз есмь путь неизменный, истина непреложная, жизнь бесконечная. Аз есмь единый путь правый, истина верховная, жизнь истинная, жизнь блаженная, жизнь несозданная. Если пребудешь в пути Моем, познаешь истину и истина освободит тебя, и наследишь вечную жизнь.

(Там же. С. 126-131)

 

Александр Торопцев