Рафаэль. Афинская школа. Фрагмент

 

Похожие маршруты

 

Приблизительно в VIII-VII вв. до н.э. в сознании людей, обживавших крупнейшие цивилизационные центры Земного шара, произошли качественные изменения: вдруг модной стала мудрость! Эта прекраснейшая из мод продолжалась до III-II вв.  до н.э. Она дала людям библейских пророков, индийских мыслителей, создавших 8 философских систем, китайских мыслителей (8 философских систем), мудрецов Центральной Азии, Средиземноморья, Великой степи и так далее.

 

Самые крупные литературные памятники, например, «Ши цзин» в Китае, «Ригведа», «Махабхарата» и другие произведения обитателей Индостана, «Илиада» и «Одиссея» в Средиземноморье, сочинялись, а затем и записывались по очень схожему сценарию. Сначала происходило крупное событие, затем начиналось его осмысление в произведениях странствующих песносказителей, затем (в сер. I тыс. до н.э.) крупные мыслители стали анализировать, систематизировать и записывать наработанный песносказителями материал. В Поднебесной этот процесс начался после войн с северными соседями и прихода к власти династии Чжоу. На Индостане – после восемнадцатидневной битвы кауравов и пандавов на Курукшетре. В Средиземноморье – после Троянской войны.

 

И в том, и в другом, и в третьем случаях главную роль в рождении величайших произведений сыграли, следует подчеркнуть, странствующие песносказители, которые жили и творили по принципу, очень схожему с принципом моего знакомого пчелолюба. Они ходили от селения к селению, собирали народ на площадях, пели сказания о великих событиях, а люди подхватывали сюжеты, украшали их импровизациями. Ни песносказителей, ни талантливых слушателей никто не заставлял петь, запоминать, украшать, импровизировать. Всё это делалось не просто добровольно, но потому, что иначе поступать ни песносказители, ни их слушатели, ни импровизаторы просто не могли. Это было частицей их жизни, это была жизнь.

 

И вот ещё что удивительно! Именно тогда, когда Эпоха мудрых достигла вершины мудрого величия в VI-V вв. до н.э., появилась и в Поднебесной, и на Индостане, и в Междуречье, и в Средиземноморье  необходимость записать произведения песносказителей.   

 

И к этому же времени в перечисленных выше Цивилизационных центрах Земного шара был наработан богатейший философский материал, в том числе и материал по проблеме странников и странничества.

 

 

Фундаментальные определения и строгие характеристики

 

Мыслители той эпохи дали, на мой взгляд, исчерпывающие, фундаментальные определения и строгие, но вместе с тем, глубоко поэтические характеристики странника и странничества. Это утверждение является, подчеркиваю, важнейшим для данной работы, потому что в последующие века, особенно в XVIII-XXI вв., некоторые даже очень крупные мыслители и литераторы стали употреблять термины странник и странничество в других значениях, имеющих очень уж мало общего с исходным. Это обидно! Древние мыслители придумали термин, дали ему определение, сформулировали его субстанциональные характеристики. И вдруг пришли новые люди и назвали, например, рамфоринха птичкой, икону – деревяшкой, Московский кремль – загородкой… Это – в лучшем случае.

 

Я, конечно же, приведу читателям примеры понятийного искажения, но позже, когда придет время. Сейчас же мы находимся в Эпохе мудрых.

 

 

Шраманы 

 

Странствующие монахи, аскеты, религиозные подвижники в Древней Индии. Отрицали авторитет Вед. Отказывались от семейных связей, путешествовали, жили подаянием. Многие практиковали умерщвление плоти. Считали, что человек сам ответственен за поступки. Поэтому спасение может быть достигнуто каждым, не зависимо от касты или цвета кожи. Санскритское слово śramaṇa образовано от глагольного корня śram «прилагать усилия». Следовательно, śramaṇa значит «прилагающий усилия». Размножились на полуострове в период между созданием первых Упанишад и рождением философских и религиозно-философских систем, то есть приблизительно в VIII-VI вв. до н.э. В эти двести лет заметно увеличилось число аскетов, порывавших связи с миром и отправлявшихся в пожизненные скитания. Первые из них бродили по земле, не создавая общин, школ, не записывая свои мысли, но оставляя о себе крепкую память и безвозмездно раздавая, рассыпая по людскому волнующемуся полю идеи, зерна, из которых произрастали сначала некие концепции, а позже и философские системы. Со временем характер шраманского движения изменился. Аскеты стали обзаводиться обителями и учениками. Шраманы, размышляя вслух о тех или иных проблемах, обучали адептов, дискутировали с другими шраманами. Правители индийских государств часто приглашали видных шраманов, вели с ними беседы. Исследователи считают, что одной из главных причин этого духовного движения явилось разочарование индийцев в брахманизме и кастовых обычаях. Мы не будем комментировать данное мнение, но напомним, что брахманизм и кастовое деление в Индии сохранились по сей день, а значит, корни этих составляющих жизни огромного ареала глубоки и до конца ещё не прочувствованы специалистами и любителями истории. Не смотря на многочисленные и разнообразные шраманские школы и направления, все они отрицали авторитет Вед, разрабатывали рационализм, как средство познания, развивали естествознание, медицину, астрономию, математику, логику, а чуть позже и лингвистику, утверждали всевластие «естественного закона». В этике они отошли от сверхъестественного. Шраманское движение сыграло выдающуюся роль в развитии древнеиндийской мыслитики как накопитель (естественно вместе с другими движениями мысли) мощной философской энергии, многообразной, многозвучной, которая просто обязана была выплеснуть из своих недр изумительной красоты мыслительные потоки.

 

 

Адживика

 

Одна из школ шраманов. Самым известным вероучителем школы являлся Маскарин Гошала (на пали – Маккхали Госала). На русский язык адживика переводится как «средства к существованию», либо «правильный образ жизни». Адживики оказали заметное влияние на развитие джайнизма, буддизма на ранних этапах становления этих этико-философских систем, но затем адживика как самостоятельное учение прекратила существование, не оставив ни одного труда.

 

 

Париварджики 

 

Шраманские философы, проповедовавшие различные доктрины. Вот некоторые данные о них, содержащиеся в палийских буддийских текстах (имена даются здесь в палийском, а не санскритском варианте): Пурана Кассапа проповедовал бесполезность действий; Макхали Госала утверждал строгий детерминизм и фатализм; Аджита Кесакамбала отстаивал учение, близкое материализму; Пакуддха Каччаяна говорил о вечности семи субстанций; Санджая Белаттхипутта был приверженцем агностицизма, а Нигантха Натапутта исповедовал скептические взгляды.

 

Вардхамана Махавира (VII – VI вв. до н.э.). Создатель переправы

 

Вардхамана родился неподалеку от Вайшали в Северном Бихаре в семье Сиддхартхи, вождя джянтриков в VII-VI вв. до н.э. и Тришалы, сестры вождя племени личчхавов. Родители дали сыну прекрасное образование. Он женился. Жена родила дочь. Когда Вардхамане исполнилось 30 лет, отец и мать умерли, и сын бросил дом и стал странствующим аскетом, примкнув к группе, которую за сто лет до этого создал Паршва (Париванахт). Члены группы называли себя Ниргрантхи («лишенные уз»). Вардхамана многое познал от учеников Паршвы. Позже он, создав общину, стал называть её членов ниргрантхи, а Паршву – 23 из 24 великих тиртханкаров. Около 6 лет с ним ходил Гошала Маскарипутра (Маскарин, Госала Маккхали). Они перестали понимать друг друга, и Госала ушел от Вардхаманы и основал общину и учение адживиков.

 

На 13 году аскетических подвигов и странствий «на Вардхаману снизошло полное просветление. Ему открылась нирвана, он стал «достойным» (архатом), «победителем» (джина) и «Создателем переправы» (тиртханкаром), после чего ещё 30 лет проповедовал свое учение в тех же царствах долины Ганга, где проповедовал и Гаутама Будда.

 

Умер «Создатель переправы» на 72 году жизни, добровольно уморив себя голодом в небольшом городке Пави (современный округ Патна) близ города Раджагрихи, столицы Магадхи.

 

Его предшественник, Паршванахт, сын правителя Бенареса, живший в IX в. до н.э., тоже в свое время покинул семью и стал аскетом. Он провозгласил четыре заповеди: не наносить вреда, не лгать, не красть, не стяжать. Вардхамана прибавил к ним ещё одну: непорочность.

 

В VI-V вв. до н.э. джайнизм широко распространился в Восточной Индии, а в IV в. до н.э. проник в Южную Индию, составляя серьезную конкуренцию буддизму во влиянии на массы. Джайнизм имел больший успех. В III в. до н.э. он разделился на две секты. Члены секты светамбара носили белые одежды. Адепты секты дигамбара в подражание основателю джайнизма ходили обнаженными.

 

В конце III вв. до н.э. собор джайнов в Паталипутре собрал воедино учение Махавиры в 12 частей, анга. Через некоторое время двенадцатая анга потерялась. В V в. н.э. собор джайнов в Валабху перестроил уцелевшие одиннадцать анга, и тексты, видимо, были отредактированы. Дигамбары не признали новшества. Раскол в среде джайнов расширялся. Книги джайнов написаны на пракрити, в доступной для простых людей форме. Последователи Махавиры вели большую работу по распространению учения. Тоже делали и буддисты.

 

Ученые отмечают, что джайнизм имеет обильную литературу, но «ее религиозное и философское значение намного превышает её литературные достоинства. Как отмечает Винтерниц, «за редким исключением священные книги джайнов написаны в сухом, повествовательном, поучающем тоне и … редко возбуждают тот общечеловеческий интерес, который вызывают многие буддийские тексты. Поэтому, какое бы важное значение не имели они для специалистом, они не могут претендовать на то, что ими заинтересуются широкие круги читателей».  (Синха Н. К., Банерджи А. Ч. История Индии. М., 1954. С. 48).

 

Это – важный момент для осмысления главной темы нашей книги! Вспомним сказанное о пчеле в «Дхаммападе»! Она собирает пыльцу, не принося цветкам вреда (и это её роднит со странниками!), но она и не навязывает свой мёд никому: хотите вкушайте, хотите не вкушайте, и это тоже качество истинных странников.

 

Аскетами, не желавшими и не делавшими вреда людям, были адживики, джайны и буддисты. Но быть просто аскетами, искать и находить высшие истины бытия и жития человека на Земле и не навязывать никому свои находки (как пчела), не бороться (аскетам, а тем более странникам, нельзя бороться!) они не могли.

 

Да, я поставил странников выше аскетов, и в дальнейшем мне придется обосновать это утверждение.

 

 

Аскетизм

 

Вид духовной практики, преднамеренное самоограничение, самоотвержение, либо исполнение трудных обетов, порой включающий в себя самоистязание. Цель аскезы — достичь определённых духовных целей либо приобрести сверхъестественные способности. Подобная практика распространена во всех типах традиций и культур.

 

Аскет

 

Человек, практикующий аскезу. В Древней Индии обретение могущества и высокого статуса путём аскезы — Тапас – было исключительной привилегией брахманов. Аскеза считалась верным способом обрести сверхъестественные силы и даже могущество, позволяющее встать вровень с богами. По легенде, бог богатства Кубера не родился богом, а стал им после многих лет сурового подвижничества. Индийские аскеты практиковали экстремальные формы самоистязания — месяцами держали руки над головой или стояли на одной ноге.

 

В 29 лет Гаутама Будда присоединился к пяти аскетам в надежде, что умерщвление плоти приведет его к прозрению и покою. После шести лет аскезы, так и не приблизившись к цели, он расстался с аскетами и начал вести более умеренный образ жизни и проводить медитации другим способом. Он пришёл  к выводу, что умерщвление плоти бессмысленно, и не следует умерщвлять никакие живые существа, в том числе и себя. Отдельные школы буддизма, однако, используют аскетические практики (Бхикшу) в монастырской жизни. В частности, японская школа тэндай. Аскетизм встречается также в синкретических школах на базе буддизма, например, сюгэндо.

 

Самоопорный (Одно из первых в Эпоху мудрых определений странников)

 

В I тыс. до н.э., во времена формирования на Индостане Махабхараты, странствующий брамин, благомыслящий, ценимый за разум раджа Прахрада, характеризует муни Аджагару перед тем как задать ему сложный вопрос:

 

«Самоопорный, чистый, самообузданный, мягкий, безропотный, нелюбопытный,

Благоречивый, бодрый, мудрый, познавший, ты странствуешь как ребенок,

Ибо даров ты не требуешь, не печалишься, не получая,

Всегда так, как будто ты сыт, брамин; ни перед кем не кичишься.

Когда поток существа уносит, как бесчувственный, ты безучастен,

На долг, цель желаний, деятельность ты, как с вершины взираешь,

Ты не заботишься ни об обязанностях, ни об имуществе; желаньями ты не опутан;

За предметы чувств не цепляясь, свободный, ты странствуешь, как зритель…»

 

(Махабхарата. Философские тексты. Выпуск V, Книга I. (Мокшадхарма) (Основа освобождения). Издание второе. Перевод, предисловие академика А. Н. СССР Б. Л. Смирнова. Ашхабад. 1983. С. 25-26).

 

О поведении странников

«Далее о поведении странников (паривраджака); оно таково:

Освободясь от огня, имущества, жены, обрядов, с рамён

Своих иго привязанности сбросив, они странствуют.

Они равнодушны к камню, кому земли, золоту,

к тройственной цели существования, непривязанные

разумом (буддхи), смотрящие равно на врага, друга

и безразличного. Деревьям, живорожденным,

яйцерожденным, рожденным из пота, существам,

рожденным из зерна, они не угрожают ни словом,

ни мыслью, ни делом. Бездомные, они выбирают для

ночлега горы, пески, корни деревьев, храмы; приходя

в город или деревню - одну ночь, входя (за подаянием)

для поддержания жизни в жилища браминов,

незапятнанных (злыми) делами. (Странники) должны

существовать тем, что положено без их просьбы

в нищенскую чашу, свободные от вожделения, гнева,

гордости, жадности, заблуждения, ропота, обмана,

пересудов, чванства, вреждения».

(Там же. С. 65-66).

 

Странников порождает  общность сознания?

Благодаря общности сознания он не проводит различий.

Он постоянно образ вселенский, пребывающий во всех (существах), 

И даже в чандалах, о, владыка, почитает и приносит жертвы,

Он ни к кому не испытывает чувства враждебности

Вследствие свободы от (иллюзии) различий.

 

(Девибхагавата-пурана. М., 2006. С. 339)

 

Аскет – но не странник!

 

Согласитесь, уже приведенных определений достаточно, чтобы убедиться в том, что аскет и странник – далеко не одно и то же. Совершая аскетические подвиги, аскеты часто мечтают о достижении вершин в познании людей мира и мира людей, причём порою им нужны эти знания для совершения каких-то дел. Странникам дела не нужны. Они просто странствуют, познают то, что дарует им природа, люди, их собственный разум. Они наблюдают. Они – наблюдатели. 

 

Бхагаватгита (Песнь Господа)

 

Арджуна сказал:

 

Те, что сопряжены так непреложно, преданные, поклоняющиеся тебе, и те, что Непреходящее непроявленное почитают, — кто из них лучше ведает йогу?

 

Преславный Господь сказал:

 

Те, кто, мысль свою на мне сосредоточив, чтут меня, постоянно сопряженные, наделенные высшею верой, — их я лучшими из сопряженных считаю. Те же, которые чтут Непреходящее, неопределимое, непроявленное, вездесущее и непостижимое, вознесенное, незыблемое, стойкое, чувств гурьбу обуздав, равно обо всем разумеющие, — они тоже достигают меня, радующиеся благу всех существ. Больше тягота тех, чье сердце приникает к непроявленному, ибо трудно достигнуть телесным существам непроявленной цели. Но тех, кто, посвятив мне все деяния, меня постигая, мною совершенно поглощенные, чтут меня с безраздельным сопряжением, таких, незамедлительно из пучины смертного круговорота я извлекаю, о Партха, мыслью на мне сосредоточенных.

 

На мне утверди свое сознание, во мне помести разумение свое, и с этой поры, нет сомнения, во мне одном обретешь пребывание. Но если мысль на мне сосредоточить твердо не можешь, тогда неустанным сопряжением пытайся достичь меня, о Завоеватель богатств. Если же и к неустанному упражнению [души] ты не способен, пусть высшим для тебя станет деяние во имя мое; уже [только] ради меня творя деяния, ты достигнешь совершенства. А если и это делать ты не способен, тогда, йогой моей вдохновленный, смиривший дух свой, откажись от плода всякого деяния. Ибо знание лучше упражнения, предпочтительнее знания — созерцание, созерцания лучше — отвержение плода деяния, выше отвержения сразу — покой.

 

Ко всем существам не питающий злобы, дружелюбный и сострадательный, бескорыстный, несебялюбивый, равный и в горе, и в счастии, терпеливый, всегда удовлетворенный йогин, смиривший дух, твердый в рещёниях, посвятивший мне сознание свое и разумение, — тот, преданный мне, мне дорог.

 

Кого не страшится мир и кто не страшится мира, избавившийся от радости и негодования, страха, тревоги, — и тот дорог мне.

 

Не питающий надежд, чистый, искусный, бесстрастный, избавленный от волнений, отказавшийся от всех предприятий — тот, кто предан мне, мне дорог.

 

Кто не радуется, не злобствует, не печалится, не жаждет, отрешившийся от доброго и недоброго, кто исполнен преданности — тот дорог мне.

 

Равно относящийся к врагу и к другу и так же к уважению и презрению, равный в холоде и в жаре, в счастии и несчастии, избавившийся от привязанностей,

 

Приемлющий равно порицание и хвалу, молчальник, всем, что ни есть, довольный, бесприютный, твердый в мнениях, исполненный преданности — дорог мне [такой] человек.

 

Но те, что святую амриту эту, как оно изречено было, чтут во всей полноте, верующие, почитающие меня превыше всего, преданные, — те особенно дороги мне.

 

Глава 35

 

Преславный Господь сказал:

 

Это тело, о сын Кунти, зовется полем, того, кто ведает его, познавшим поле называют ведающие это. Знай же меня как познавшего поле во всех полях, о Бхарата! Знание поля и познавшего поле — вот что полагаю я знанием. Что есть поле, каково оно, каковы его изменения, откуда оно и кто он, какова его власть — в сжатом изложении от меня это выслушай. Провидцами воспето это многообразно в различных гимнах [в каждом] по отдельности, а также обосновано и определено в стихах «Поучений о Брахмане».

 

Великие стихии, самосознание, разумение, а также Непроявленное, десять чувств и ещё одно и пять сфер чувств, желание, ненависть, наслаждение, страдание, организм, осмысление, постоянство — вот в сжатом определении поле с производными от него.

 

Отсутствие гордыни, бесхитростность, невреждение, терпеливость, прямота, служение наставнику, чистота, неколебимость, самообладание, отвращение от предметов чувств, а также несебялюбие, помышление о страдании и пороках, заключенных в рождении, смерти, старости и болезни, непривязанность, отрещёние от пристрастия к сыну, жене, дому и прочему, постоянное равнодушие к желанным и нежеланным событиям, непреходящая преданность мне с безраздельным сопряжением, пребывание в уединенных местах, нелюбовь к скоплению людей, постоянство в познании вьющего Себя, прозрение смысла познания истины — это именуется знанием, что отлично от этого, есть неведение.

 

О том, что надлежит познать, я поведаю тебе, о том, что познав, достигают бессмертия. То — безначальный высший Брахман, его же не называют ни сущим, ни не-сущим. С руками и ногами, простертыми во все стороны, с глазами, головами и лицами, во все стороны обращенными, с ушами во все стороны пребывает он в мире, все объемля. В нем — подобие свойств всех чувств, и он от всех чувств отрещён , непривязанный и все поддерживающий, лишенный свойств и наслаждающийся свойствами,

 

Пребывающий вне и внутри всех существ, недвижный и движущийся, непознаваемый вследствие утонченности своей, вдали и вблизи находящийся; неделимый, но между существами словно бы пребывающий разделенным, — знать его надлежит как поддерживающего существа, поглотителя и воссоздателя. О нем говорят и как о светиле светил, тьму превзошедшем. Знание, познаваемое и цель знания, он пребывает в сердце каждого.

 

Так описано вкратце поле, также знание и то, что надлежит знать. Познав это, преданный мне приобщается к бытию моему.

 

Знай, что и природа, и дух безначальны оба, и знай, что изменения и качества происходят из природы. Природу называют причиной в совокупности того, что делается, чем делается и кто делает, дух же называют причиной в переживании наслаждении и страданий. Ибо дух, пребывающий в природе, приемлет качества, рожденные природой; привязанность к нитям-качествам есть причина рождений его в благом или неблагом лоне. А Муж высший, [что пребывает] в этом теле, он же Превышний Дух зовется, — Свидетельствующий, Дозволяющий, Питающий и Вкушающий, Великий Владыка.

 

Кто ведает так о Духе и Природе с [ее] свойствами, как бы ни вел себя [в этом мире], уже не родится снова. Некоторые посредством самоуглубления зрят [высшего] Себя в себе Собою, другие — через йогу рассуждения, иные же — через йогу деяния. А ещё иные, что не знают этого, почитают [это], другим внимая; такие тоже превозмогают смерть, устремленные на то, чему внимали.

 

Какое существо ни рождается, движущееся или неподвижное, знай, что произошло оно от союза поля и познающего поле, о бык среди бхаратов.

 

Кто видит Превышнего Владыку, пребывающего равно во всех существах, не гибнущим, когда они гибнут, тот воистину видит. Ибо, видя Владыку равно утвержденным во всем, он не повреждает Себя собою и идет поэтому высшим путем.

 

Кто видит, что деяния творятся повсюду природою только, себя же — не действующим, тот воистину видит. Когда он видит, что раздельное бытие существ заключено в едином и что оттуда именно идет распространение, тогда он достигает Брахмана. Будучи безначальным и лишенным качеств, этот Превышний Дух нетленный, хотя и пребывает в теле, о сын Кунти, не действует и не пятнается.

 

Как всепроникающий эфир запятнаться не может по тонкости своей, так и Душа, всюду в теле пребывающая, не запятнается. Как солнце одно озаряет весь этот мир, так владетель поля озаряет все поле, о Бхарата. Те идут к Высшему, кто оком знания различие между полем и поле познавшим, а также освобождение существ

 

Глава 36.

 

Преславный Господь сказал:

 

Ещё я поведаю тебе высшее знание, лучшее из всех знаний, которое узнав, мудрецы все вознеслись отселе к высшему совершенству. Прибегшие к этому знанию, достигшие общей со мной природы, они уже не рождаются при творении и не страждут при растворении мира.

 

Великий Брахман — мое лоно; в него я влагаю зародыш, становление всех существ из него и происходит, о Бхарата. Какие бы во всех лонах, о сын Кунти, ни являлись воплощения, их лоно — великий Брахман, я же — отец, влагающий семя.

 

Истовость, страстность, косность — свойства, происходящие из природы, — приковывают, о мощнодланный, нетленного воплощенного к телу. Из них истовость, чистотою своей природы [все] озаряющая, чуждая недуга, сковывает влечением к радости и влечением к знанию, о безупречный. Природа же страстности, знай, есть вожделение, происходящее из жажды и влечения, она сковывает воплощенного, о сын Кунти, влечением к деянию. Косность же, знай, происходит из неведения, вводящая в заблуждение всех воплощенных, она нерадивостью, ленью и дремой сковывает, о Бхарата.

 

Истовость привлекает к радости, страстность — к деянию, о Бхарата, косность же, затмевая знание, привлекает к нерадению. Превозмогая страстность и косность, утверждается истовость, о Бхарата, страстность — истовость и косность [превозмогая], косность же — истовость и страстность. Когда во всех вратах этого тела озарение является, знание, тогда следует считать, что возросла истовость.

 

Жадность, суетливость, дел предприятие, беспокойство, алчность, о бык среди бхаратов, — они рождаются при возрастании страстности. Помрачение, бездеятельность, небрежение и заблуждение также, о радость куру, — они рождаются при возрастании косности. Когда при возросшей истовости к растворению приходит воплотившийся, тогда он достигает чистых миров обладателей высшего знания.

 

К растворению при страстности пришедший рождается среди преданных деянию, растворившийся же при косности рождается в лонах глупцов. Доброго деяния чистый плод называют истовым, плод же страстности — страдание, неведение — косности плод. Из истовости рождается знание, а из страстности — жадность; из косности небрежение и заблуждение происходят, а также неведение. Ввысь идут пребывающие во истовости, посредине пребывают страстные, вниз идут косные, под влиянием худшего из свойств пребывающие.

 

Когда зрящий не видит, кроме этих свойств, иного деятеля и ведает то, что превыше нитей-свойств, он входит в мое бытие. Преодолев три эти качества, от коих тело происходит, воплощенный, от рождения, смерти, старости и страдания избавившийся, вкушает бессмертие.

 

Арджуна сказал:

 

Какими признаками отмечен преодолевший эти три качества, о властитель, каков его образ жизни и как он эти три качества превозмогает?

 

Преславный Господь сказал:

 

Кто ни от озарения, ни от деятельности, ни от заблуждения не отвращается, о сын Панду, когда они происходят, и не жаждет их, когда они прекращаются, кто, оставаясь безучастным, не смущается свойствами, кто, зная: то лишь нити-свойства вращаются, — отстраняется и не колеблется, равнодушный к страданию и радости, невозмутимый, кому безразлично, что ком земли, что золото, равно приемлющий приятное и неприятное, мудрый, равно относящийся к порицанию и хвале, равно — к чести и бесчестию, равно — к сторонам дружественной и враждебной, отказавшийся от всех начинаний — тот считается качества преодолевшим.

 

Кто меня с непреходящим сопряжением преданности почитает, тот, восторжествовав над этими качествами, становится к слиянию с Брахманом способен. Ибо я есмь основание Брахмана, бессмертного и нетленного, и вечного Закона, и совершенного счастья.

 

(И читай далее до С. 84)

 

(Из книги: Махабхарата. Книга шестая. Бхишмапарва, или Книга о Бхишме. Пер. В. Г. Германа. «Ладомир». М., 2009. С. 77-84).

 

Зачем аскету, а тем более страннику, писать книги? Лао-цзы (VI-V вв. до н.э.)

 

Точных свидетельств о жизни одного из величайших мыслителей всех стран и времен сохранилось очень мало. В «исторических записках» Сыма Цянь посвятил ему чуть более двух страниц.

 

Лао-цзы родился в княжестве Чу, служил хранителем архива чжоусского царского двора. Из записок Сыма Цяня не известно, занимался ли он педагогической практикой, искал ли себе учеников, но то, что Ли Эр (так звали Лао-цзы на родине) пользовался славой великого мудреца далеко за пределами княжества Чу и Чжоу, ясно по одной короткой истории о приезде к нему Конфуция.

 

Ученые давно спорят о том, кто же из них был старше. Большинство историков считает Конфуция младшим современником Лао-цзы. Но существует и противоположное мнение, которое легко опровергает современная логика: Конфуций не поехал бы к более молодому мудрецу. Так или иначе, но легенды гласят, что Конфуций посетил Лао-цзы и спросил его о сущности этикета. Хранитель архива царского двора ответил грубо: «То, о чем вы говорите, напоминает мне человека, кости которого давно уже сгнили и памятны лишь его слова… Бросьте свою заносчивость и чрезмерные желания, напыщенные манеры и низменные страсти – они не принесут вам никакой пользы». (Сыма Цянь, Избранное, М., 1956. С. 56). Конфуций учтиво распрощался с хозяином и очень хорошо отозвался о нем в беседе со своими учениками. Впрочем, в «Жизнеописании Конфуция» «Китайский Геродот» говорит об этом эпизоде несколько иначе.

 

В преклонном возрасте Лао-цзы, считая, что жить нужно в уединении, чуждаясь славы, решил покинуть княжество Чжоу и не только княжество, но и людей вообще, и отправился на запад, в горы. Около заставы Саньчуань он остановился отдохнуть. Увидев знаменитого старца, начальник заставы попросил его написать ему что-нибудь на память. Мудрец, человек аскетического образа жизни, сказавший Конфуцию: «Добродетельный человек старается показать, что он глуп», - исполнил просьбу начальника заставы и написал небольшой об объему трактат Дао-дэ-цзин ( «Путь добродетели, или Книга о силе и действии»), то есть как бы похвалился своим умом, изменил своему же слову, отдал книгу людям ….

 

В разговоре о Лао-цзы нельзя не сказать, что он одним из первых мыслителей в Поднебесной разграничил такие понятия как мудрец и совершенномудрый, и в своем трактате написал поэтически яркий, психологически проникновенный портрет совершенномудрого. К мудрецам он был строг. Другое дело – совершенномудрые. К ним Лао-цзы имел отношение иное, впрочем, в чём-то схожее с тем, как относились к мысли иудейские пророки, греческие мыслители, индийские мудрецы.

 

Мне не удалось найти в «Дао дэ цзин» определения странников, но совершенномудрый Лао-цзы имеет очень много общего со странниками!

 

«Совершенномудрый» и странник. (Мысли Лао-цзы).

 

«Совершенномудрый, совершая дела, предпочитает недеяние; осуществляя учение, не прибегает к словам; вызывая изменения вещей, он не осуществляет их сам; создавая, не обладает тем, что создано; приводя в движение, не прилагает к этому усилий; успешно завершая что-либо, не гордится. Поскольку он не гордится, его заслуги не могут быть отброшены». (Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух томах. Том 1—2. М., 1972—1973. т. 1. С. 115).

 

«Совершенномудрый не обладает человеколюбием и предоставляет народу возможность жить собственной жизнью». (Там же. С.116).

 

«Совершенномудрый ставит себя позади других, благодаря чему он оказывается впереди. Он пренебрегает своей жизнью, и тем самым его жизнь сохраняется. Но происходит ли это оттого, что он пренебрегает личными интересами? Напротив, он действует согласно своим личным интересам». (Там же. С. 116 – 117).

 

 «Совершенномудрый стремится к тому, чтобы сделать жизнь сытой, а не к тому, чтобы иметь красивые вещи. Он отказывается от последнего и ограничивается первым». (Там же. С. 118).

 

«В древности те, кто был способен к учености, знал мельчайшие и тончайшие вещи. Но другим их глубина неведома. Поскольку она неведома, я произвольно даю им описание: они были робкими, как будто переходили зимой поток; они были нерешительными, как будто боялись своих соседей; они были важными, как гости; они были осторожными, как будто переходили по тающему льду; они были простыми подобно неотделанному дереву; они были необъятными подобно долине; они были непроницаемыми подобно мутной воде. Это были те, которые, соблюдая спокойствие, умели грязное сделать чистым. Это были те, которые своим умением сделать долговечное движение спокойным, содействовали жизни. Они соблюдали дао и не желали многого. Не желая многого, они ограничивались тем, что существует, и не создавали нового». ( Там же. С. 119).

 

«Совершенномудрый исходит не только из того, что сам видит, поэтому может видеть ясно; он не считает правым только себя, поэтому может обладать истиной; он не прославляет себя, поэтому имеет заслуженную славу; он не возвышает себя, поэтому он старший среди других. Он ничему не противоборствует, поэтому он непобедим в Поднебесной». (Там же. С. 121).

 

«Умеющий шагать не оставляет следов. Умеющий говорить не допускает ошибок. Кто умеет считать, тот не пользуется инструментом для счета. Кто умеет закрывать двери, не употребляет затвор и закрывает их так крепко, что открыть их невозможно. Кто умеет завязывать узлы, не употребляет веревку, но завязывает их так прочно, что развязать невозможно. Поэтому Совершенномудрый постоянно спасает людей и не покидает их. Он всегда умеет спасти существа, поэтому он не покидает их. Это называется глубокой мудростью». ( Там же. С. 123).

 

«Не выходя со двора, можно познать мир. Не выглядывая из окна, можно видеть естественное дао. Чем дальше идешь, тем меньше познаешь. Поэтому Совершенномудрый не ходит, но познает все. Не видя вещёй, он проникает в их сущность. Не действуя, добивается успеха». (Там же. С. 129).

 

 «Совершенномудрый живет в мире спокойно и в своем сердце собирает мнения народа. Он смотрит на народ, как на своих детей». (Там же. С. 129).

 

«Совершенномудрый справедлив и не отнимает ничего у другого. Он бескорыстен и не вредит другим. Он правдив и не делает ничего плохого. Он светел, но не желает блестеть». (Там же. С. 132).

 

«Совершенномудрый не имеет страсти, не ценит трудно добываемые предметы, учится у тех, кто не имеет знаний, и идет по тому пути, по которому прошли другие. Он следует естественности вещёй и не осмеливается самовольно действовать». (Там же. С. 134).

 

 «Совершенномудрый ничего не накапливает. Он все делает для людей и все отдает другим. Небесное дао приносит всем существам пользу и им не вредит. Дао совершенно мудрого – это деяние без борьбы». (Там же. С. 138).

 

Его слова безбрежны, как океан. Чжуан-цзы ( 369 – 286 гг. до н.э.)

 

Чжуан-цзы (Учитель Чжуан) получил при рождении имя Чжоу. В молодости он занимал должность смотрителя одного из поселений на своей Малой родине в провинции Мэн княжества Лу. Но понял, что чиновничья карьера ему претит, покинул службу и, уже будучи в царстве Чу, серьезно занялся философией. Чжуан-цзы являлся сторонником идей Лао-Цзы, был признан одним из основоположников даосизма и самым ярким представителем учения.

 

Сведений о нем дошло очень мало. В большом трактате, который так и называется «Чжуан-цзы», китайский мыслитель высказал мысли, потрясающие воображение глубинной парадоксальностью, таинственной иррациональной прямотой, всеохватной смелостью и притчами, иносказаниями.

 

Сыма Цянь писал: «Чжуан-цзы искусен в построении текста и расстановке слов, а когда критикует конфуцианцев и моистов, то умело сопоставляет факты и обстоятельства. Даже лучшие умы того времени были не в состоянии отразить его нападки. Слова его безбрежны…» (Сыма Цянь. Исторические записки. Т.7. М., 1996. С. 39. Пер. Р. В. Вяткина).

 

«Чжуан-цзы широко распространил учение о Дао и Дэ, был безупречен в рассуждениях, проповедовал возвращение к природе». (Там же).

 

Стоит обратить внимание на последнюю фразу: «проповедовал возвращение к природе». Чжуан-цзы неоднократно повторял эту идею. Но, на мой взгляд, он призывал не к физическому, фактическому возвращению человечества к тем временам Золотого века, когда обитатели Поднебесной жили почти в полном согласии с Природой, а к духовному, а то и душевному слиянию со своей Прародительницей, которая, вполне возможно, есть Все, то есть по мнению верующих, есть Бог.

 

«Возвращение к природе» - к её первозданным истинам – к её первозданному мышлению – разве Чжуан-цзы был не прав, разве не к странствиям предлагал нам вернуться великий китаец?

 

Мудрец, «настоящий человек» и странники

 

Мудрец стремится осветить хаос с помощью не собственного «я», а обычного и общего. (Мудрецы Китая. Ян чжу, Лецзы, Чжуанцзы. Перевод Л. Д. Позднеевой. СПб., 1994. С. 133).

 

Природа кормит естественной пищей. (Там же. С. 156).

 

Мудрый странствует там, где вещи не теряются, где все сохраняется. (Там же. С. 159).

 

Я называю чутким не того, кто слышит других, а лишь того, кто слышит себя. (Там же).

 

Подлинная истина в том, чтобы не терять природных свойств. (Там же. С. 173).

 

Учение великого человека подобно тени, отбрасываемой телом, эху, откликающемуся на голос. На каждый вопрос он отвечает, исчерпывая все свое сердце, соединяясь в пару со всем в Поднебесной. В покое беззвучен, в движении не ограничен. Ведет каждого, как тому хочется, и возвращает каждого к самому себе. Странствует, не оставляя следов, приходит и уходит без отклонений, безначально, как солнце. Ещё скажем, что телом слит с великим единством. В великом единстве лишен собственного «я». Разве может лишенный собственного «я», владеть существующим бытием? Наблюдающие за бытием – таковы благородные мужи древности; наблюдающий за бытием – таков друг природы. (Там же. С. 190).

 

Мудрый человек сливается с природой, поэтому ничто не может ему повредить. (Там же. С. 242).

 

Настоящий человек древности воспринимал все с помощью природного, не вносил в природу человеческого. Таков был настоящий человек древности. (Там же. С. 296).

 

Мудрый никогда не стремится обладать природным, никогда не стремится обладать человеческим, никогда не стремится обладать началом, никогда не стремится обладать вещами. Движется вместе со своим временем и никого не заменяет; поступки его целостны, он не терпит поражений и объединяется с путем. (Там же. С. 299).

 

Познать путь легко, не говорить о нем трудно. Познавать и не говорить – так достигнешь естественного. Познавать и говорить – так достигнешь человеческого. Древние люди обращались к естественному, а не к человеческому. (Там же. С. 350).

 

ДЕРЕВО НА ГОРЕ

 

Бродя по [склону] горы, Чжуанцзы увидел огромное дерево с пышными ветвями и листвой. Лесоруб остановился около дерева, но [его] не выбрал.

 

— Почему [его не рубишь]? — спросил Чжуанцзы.

 

— Ни на что не годно, — ответил Лесоруб.

 

— Дерево негодное, а поэтому может дожить до своего естественного конца, — заметил Чжуанцзы, спустился с горы и остановился в доме старого друга.

 

От радости друг велел мальчишке-рабу зарезать гуся и сварить.

 

— Разрешите узнать, — спросил мальчишка, — какого из гусей резать: того, который может петь, или того, который не может?

 

— Режь того, который не может петь, — ответил хозяин. На другой день ученики спросили Чжуанцзы:

 

— Дерево на горе, [которое вы видели] вчера, может дожить до своего естественного конца, так как [ни на что] не годно. А сегодня смерть грозит гусю хозяина, который [ни на что] негоден. Как бы [Вы], Преждерожденный эту [годность] определили [для себя]?

 

— [Я], Чжоу, поместился бы между годным и негодным. [Сказав] между годным и негодным, как будто определил, а [на самом деле] нет. Поэтому неизбежны и затруднения. Но [все] иначе, если парить и странствовать, оседлав природные свойства. [Подобно] то дракону, то змее, без славы и хулы, развиваться вместе со временем, не соглашаясь предаться [чему-либо] одному. То вверху, то внизу, с мерой [лишь] в гармонии парить и странствовать у предка [всей] тьмы вещей, как вещь [рядом!] с вещью, а не как вещь для вещи. Откуда же тогда возьмутся затруднения? Таковы были Желтый Предок и Священный Земледелец. Иначе обстоит [дело с теми, кто] говорит о [всей] тьме вещей, об отношениях между людьми: единое разделяют, созданное разрушают, честных унижают, почитаемых низвергают, деятельным [несут] неудачи, добродетельных [стремятся] перехитрить, бесполезных — обмануть. Разве тогда не обязательны [затруднения]? Увы! Запомните это, ученики! Вам [остается] лишь одно — область природных свойств!

 

(Мудрецы Китая. Ян чжу, Лецзы, Чжуанцзы. СПб., 1994. С. 133).

 

Интересные эпитеты

 

Китайские мыслители «Эпохи мудрых» дали нам три прекрасных эпитета к слову «странник»: «совершенномудрый», мудрец и «настоящий человек». А еще у китайецв в глубокой древности было в ходу слово «преждерожденный». Так почтительно обращались к старшему. Позже это слово приобрело значение «учитель»

 

Ивик из Регия (VI в. до. н. э.)

 

Древнегреческий поэт. Старший современник Анакреона, как и последний, вел жизнь странствующего певца. Посетил города нижней Италии и Сицилии, жил при дворе тиранов самосских и погиб недалеко от Коринфа во время одного из путешествий. Его смерть была опоэтизирована известной, переработанной Шиллером в балладе "Ивиковы журавли", легендой о журавлях, якобы выдавших убийц перед собравшимися для коринфских игр греками. Его стихотворения в диалекте и размере носили следы доризма, но по тону и содержанию представляли больше сходства с эолийско-ионийской песней. Главной темой их была любовь к красивым мальчикам и девушкам и, как предполагают, они пелись на греческих состязаниях красоты, какие были, например, на Лесбосе, хорами мальчиков.

 

Сократ (470 – 399  гг. до н.э.)

 

Сократ, сын скульптора (камнереза) Софрониска и повивальной бабки Фенареты, афинянин, из дема Алопеки, совершил в античной культуре, в сознании греков сразу три переворота. Он стал основателем этики. Предложил и разработал (а то и довел до совершенства) тончайший метод познания истины с помощью диалогов. Всей своей жизнью доказал, что мыслитика, или любомудрие (философия) доступна любому думающему человеку вне зависимости от его социального положения и образования. И все это, вместе взятое, сделало сына камнереза и повивальной бабки одним из величайших Учителей в истории человечества.

 

Но нас в данной работе интересуют странники, а был ли основатель этики странником?

 

О первых 35-40 лет потомственного камнереза историки имеют очень мало сведений. Он родился в месяце Фаргелионе (май-июнь), в праздники рождения Аполлона и Артемиды. Отец отправился в Дельфы, чтобы в храме Аполлона узнать, как воспитывать сына, как общаться с ним. На храме была надпись: «Познай самого себя», приписываемая Хилону, одному из Семи мудрецов. Оракул же сказал отцу приблизительно следующее: «Пусть сын развивается сам, свободно следуя своим склонностям и влечениям и слушая свой внутренний голос, голос даймония (демона) своего». Эти две идеи («Познай самого себя» и «Слушай своего даймония») и стали путеводными звездами, которые вели Сократа по жизни.

 

Родители дали ему общедоступное для детей афинских граждан образование (мусическое и гимнастическое воспитание), он стал полноправным афинским гражданином, принял присягу. Существует записанная Платоном в диалоге «Парменид» легенда о том, что в возрасте 16 или 20 лет Сократ беседовал с Парменидом, весьма уже преклонного возраста старцем, и его учеником Зеноном, находившимся в расцвете сил и дарований. Если верить Платону, то знаменитые философы оценили умственные способности юноши и, главное, его блистательный дар полемиста и слегка обиделись (особенно, Зенон) на него.

 

Это свидетельство говорит ещё об одной особенности развития сына повивальной бабки: он относительно рано обнаружил в себе дарование крупного мыслителя. Следует также напомнить, что в 18-20 летнем возрасте каждый гражданин Афин обязан был заниматься военным делом. Этих юношей звали эфебами. Времени на повышение интеллектуального уровня у них не хватало. Но только не у Сократа. Все, познанное в жизни и прочувствованное им он сохранил в памяти и позже, когда пришло время его знаменитых бесед, диалогов, в которых рождались основы этики, как научной дисциплины, и этики Сократа, как системы ценностей, взглядов на жизнь, на моральные и духовные принципы общества, все познанное им в юности, во время занятия военным делом, пригодилось ему в качестве тончайшего инструментария. Это был удивительный инструментарий! Обыкновенным людям известные истины, обработанные «вопросно-ответной логикой» Сократа, вдруг действительно превращались в строгую, логически точно выдержанную схему, маршрут, по которому бродили Учитель и его Ученики, исследуя ту или иную проблему.

 

После службы Сократ, вероятно, некоторое время работал скульптором, затем стал учеником философа Архелая. Впрочем, Диоген Лаэртский утверждает, что Сократ сначала учился у Анаксагора. Так или иначе, но с Анаксагором у Сократа есть общее: и того, и другого демократические Афины осудили в конце жизни, и тот, и другой в результате покончили собой.

 

Некоторые ученые считают, что Сократ слушал ещё и Димона.

 

По другим сведениям, приблизительно в 25 летнем возрасте Сократ отправился учиться к софисту Продику Кеосскому, своему ровеснику, «который в отличие от своих сотоварищей придавал большое значение моральным принципам значений слова». (Лосев А.Ф., Тахо-Годи А.А. Платон. Аристотель. М., 1993. С. 17).

 

 Сократ учился риторике у Аспазии, супруги Перикла. Уроки музыки он получал у Дамона, в свое время обучавшего самого Перикла, и у Конна.

 

Феодор из Кирены учил его математике и астрономии.

 

Жрица и пророчица Диотима, образованнейшая женщина, обладавшая «гибким умом и тончайшей логикой», показала ему возможности вопросно-ответной беседы, как чудесного средство познания и самопознания.

 

Эти и другие факты из биографии Сократа говорят о том, что он учился много, самозабвенно и целенаправленно. И лишь после смерти Анаксагора, когда Сократу исполнилось сорок лет, он «почувствовал в себе призвание учить людей поискам истины и подлинного знания». Хороший возраст для начала педагогической деятельности.

 

В 432 г. до н.э. он участвует в числе 2 тысяч гоплитов в походе на коринфскую колонию Потидею, заявившую о выходе из Афинского морского союза. Ему было в то время около 38 лет. Не самый подходящий возраст для военных походов. Но Сократ стойкостью, мужеством, выносливостью, физической силой, закалкой превосходил и поражал молодых воинов. Сократ был внешне не красивым. Он ходил в любое время года в обычной одежде (плаще и босиком), даже в зимние месяцы, по льду и снегу ходил он босиком. Многие товарищи по оружию считали, что он дурачится, зарабатывает дещёвый авторитет.  Но в бою при Потидее Сократ проявил лучшие качества умелого и бесстрашного бойца. Отступая вместе со всеми, он вынес с поля боя знатного афинянина Алкивиада. Спокойствие и выдержка босоногого благоприятно подействовали на соотечественников. Они прекратили беспорядочное бегство, организовались, не дали врагу смять себя и окружить.

 

Благодарный Алкивиад после проигранного афинянами боя высказался за награждение Сократа. Тот, однако, требовал наградить Алкивиада. Военачальники исполнили просьбу рядового бойца, камнереза, поступив, надо сказать, по аристократически, но не демократично.

 

Мог ли обидеться Сократ на сограждан, на Афины, на демократию? Мог бы, если бы он не был Сократом, Учителем, если бы он не ощущал в себе самом свое истинное предназначение – учиться у жизни, чтобы учить живущих жить по законам и обычаям государства. Это – сложно.

 

Очень сложно все понимающему, сильному, мудрому, осознающему свою внутреннюю силу человеку, оказавшемуся волею судьбы на низких ступенях социальной лестницы, не оказаться числе диссидентов, вечно недовольных нытиков, а то и революционеров, крушителей устоев. Сократ ещё не раз в той войне совершал воинские подвиги. Человек одаренный творчески, он мог достичь вершин во многих сферах жизни и деятельности… Впрочем, государственным деятелем он стать не мог по причине … исключительной законопослушности (!) и порядочности, как это не странно звучит особенно для любителей демократии, о чем убедительно свидетельствуют факты из его биографии. В 406 г. 64 летний Сократ был избран членом Афинского Совета, стал тем самым важным должностным лицом и вынужден был разбирать дело афинских стратегов. Они выиграли морское сражение при Аргинусских островах, но во время разразившегося урагана не смогли спасти тонущих сограждан и подобрать трупы для захоронения согласно обычаям. Я не буду пересказывать перипетии того судилища. Скажу одно. Сократ, единственный из членов Совета, настаивал на соблюдении законности. Но демократические эмоции одолели закон. Стратеги были казнены. Через некоторое время афиняне признали свою ошибку, раскаялись в содеянном, привлекли к ответственности обвинителей по делу стратегов. Те благополучно сбежали из города…

 

Эта печальная история могла бы многому научить Сократа. Афинян-то она чему-то научила. Они стали изворотливее, хитрее, они поняли, что безграничная вера в демократию не должна исключать некоторые способы самозащиты от этой же демократии, афинской. Знатокам истории известны случаи, иллюстрирующие это утверждение. Человек – система саморегулирующаяся, очень упругая, живучая, способная приспосабливаться к любому способу правления (все они в меру хороши, все они могут превратить конкретного человека в раба, в робота, а роботом человеку быть не хочется…)

 

Сократ обязан был придумать себе способы самозащиты от демократии. Он их не придумал, мудрейший. В 404 г. до н.э. Афины проиграли Пелопоннесскую войну Спарте, победители помогли установить в Афинах олигархический строй, «тиранию тридцати» во главе с Критием и Хариклом.

 

Критий в молодые  годы слушал наставления и советы Сократа, учение которого молодому порочному повесе на ум не шло. Узнав о любви Крития к Евтидему, Сократ прилюдно назвал эту страсть свинской, и «свинья» затаила злобу. Пришло время, Критий возглавил «тиранию тридцати» и решил отомстить обидчику. Но довести дело до конца он не успел: в 403 г. Критий погиб в бою против Фрасибула, восставшего против тирании, одержавшего победу и вновь установившему демократическое правление в Афинах. Казалось, беда миновала, Сократу можно было спокойно жить. Но беда пришла с другой стороны, с демократической.

 

Враги обвинили Сократа в растлении молодежи и поклонении новым божествам, состоялось постыдное для любого государства судилище, о котором прекрасно написали Платон и Ксенофонт. Учителя осудили на смертную казнь, и вскоре он выпил чашу с цикутой.

 

Между вынесением приговора и смертью Сократ провел несколько дней в беседах с друзьями. Они предлагали ему совершить побег, он остался в Афинах, остался самим собой. Он исполнил приговор суда.

 

Сократ провел жизнь в бедности, за обучение денег не брал, от даров отказывался, смыслом жизни считал исполнение гражданского долга, присяги, а также беседы с разными людьми, поиск с их помощью Истин, не только этических, но и метафизических. Он прожил жизнь честно, а то и праведно, зла никому не сделал. Он создал Образ одновременно Гражданина, Мыслителя, Учителя, Воспитателя, Неподкупного человека, Образ, приближенный к тому идеалу, к которому мечтает приблизиться любая добрая душа. Стремятся добрые души к светлым Идеалам, да силенок не хватает у слабых людей жить так, как жил Сократ, и эта слабость порождает в обыкновенных людях дикую разрушительную силу, которая в злостном порыве отчаяния сметает на своем пути к призрачным ценностям все светлое, доброе.

 

Пифагор, Анаксагор, Библейские пророки, Сократ, а позже Иисус Христос…

 

Человек – существо не идеальное. Недаром тот же Пифагор говорил с грустью, что в человеке больше зла, чем добра. Прав ли был Пифагор? Этот важный вопрос задавали в Эпоху мудрых все великие мыслители. От ответа на данный вопрос Учителем зависит вся его педагогическая доктрина, система.

 

Пифагор был честен и последователен. Он исходил в выборе средств и методов обучения именно из идеи о том, что человек по натуре зол.

 

А Сократ? Он человека злым не считал, хотя в некоторых случаях мог суровым словом заклеймить позором того, кто этого заслуживает. Вся жизнь афинского мыслителя, его учение, последний бой с врагами, и поведение на суде, и блистательные беседы с друзьями в предсмертные дни говорят о том, что он считал человека по натуре добрым

 

Но кто же из мыслителей прав в данном вопросе? Зол или добр человек? Я отвечаю на этот вопрос следующим образом.

 

Одни мудрецы говорят, что человек по натуре добр, и они правы. Другие мудрецы, не менее мудрые, говорят, что человек по натуре зол, и они правы. Но если политикам, законодателям и государственным деятелям в своей деятельности нужно исходить из того, что человек по натуре зол, и тогда пользы от этого будет гораздо больше, чем вреда, то люди творческого труда должны исходить из того, что человек по натуре добр, и тогда всем будет хорошо.

 

Судьбы Пифагора и Сократа, чем-то схожие трагическими финалами, будто бы опровергают предложенную мной формулировку. И тот, и другой, равноценно великие, пришли к одному и тому же финалу: их не поняла толпа, убила. Убила, чтобы возлюбить. Не понять – это уж слишком для толпы, но полюбить. Значит, оба они в равной степени были и не правы и правы одновременно. А значит, в моей формулировке есть либо некий внутренний изъян, либо недоговоренность. Все верно. Есть недоговоренность. Человек вправе выбирать любой путь познания и самопознания, коль скоро Пифагор и Сократ (а таких пар в жизни умных людей было множество), все ведающие, выбирали и выбрали пути. И смысл недоговоренности состоит именно в этом праве, в возможности избирать свой путь. Я уже в самой формулировке избрал путь Сократа, мне этот путь по душе. Но кого-то может обольстить Пифагоров путь – пожалуйста, пишите свои формулировки, учите людей, исходя из того, что человек по натуре зол. Финал у нас будет один – Пифагорово-Сократов. Вас не поймут злые и добрые, и меня не поймут добрые и злые. Нас убьют, чтобы полюбить. Но не понять.

 

Однако, для темы данной работы важно понять, кто же ближе к странникам: люди, называющие человека по натуре добрым, или те, кто называет человека по натуре злым? Может ли добрый человек насиловать природу? – Я отвечаю на этот вопрос отрицательно. А значит, я считаю, что странником может быть только человек добрый…

 

По свидетельству Диогена Лаэртского Критон освободил Сократа из мастерской скульптора, «привлеченный его душевной красотой (так пишет Деметрий Фалерский) и Сократ, «Поняв, что философия физическая ему безразлична, стал рассуждать о нравственной философии по рынкам и мастерским». (Диоген Лаэртский. «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов». М., 1986. С. 99).

 

Место для занятий нравственной философией он выбрал на диву точное. Спорщиком был отменным. Это злило сограждан, не любивших проигрывать даже в словесных поединках. Они частенько колотили его, но он, упрямый, продолжал ходить в свое «Высшее учебное заведение».

 

Спорил он необычно. Иной раз подтрунивал над оппонентами, иронизировал колко.  Но спорил он не ради споров и даже не ради той Истины, которая якобы рождается в спорах. Битый не раз на рынках Сократ прекрасно знал, что часто споры рождают драку, войну, смерть, а не Истину. Но искал он в спорах возможные пути к Истинам. Именно пути и средства. И он нашел свои пути – диалог, вопросно-ответное взаимодействие, взаимосвязь, этакий беседующий диполь: Учитель – Ученик.

 

С помощью несложных вопросов Сократ, во-первых, определял умственные способности и возможности и образовательный уровень собеседника, во-вторых, раззадоривал свою дипольную половинку, в-третьих, настраивал её на серьезный труд. Красота, логическая сила Сократовых диалогов, тончайшая вязь из, казалось бы, простеньких линий мысли, уводили «беседующий диполь» и примыкавших к нему слушателей в такие дальние миры, о которых тщетно мечтают многие лекторы ВУЗов Двадцать первого вв. н.э, действующих по принципу: я вам лекции читают, а вы мне экзамены сдаете!»

 

Известный комедиограф Аристофан частенько высмеивал «рыночную науку» Сократа, но, высмеивая, он не мог не хвалить гения:

 

Человек! Пожелал ты достигнуть у нас озарения мудрости высшей, -

 

О, как счастлив, как славен ты станешь тогда среди эллинов всех и афинян,

 

Если памятлив будешь, прилежен умом, если есть в тебе сила терпенья,

 

И, не зная усталости, знанья в себя ты вбирать будешь, стоя и лежа,

 

Холодая, не будешь стонать и дрожать, голодая, еды не попросишь,

 

От попоек уйдешь, от обжорства сбежишь, не пойдешь по пути безрассудства.

 

(Диоген Лаэртский. «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов». М., 1986. С. 101)

 

Искусство повивальной бабки.

 

Майевтика (мэевтика, в переводе с греческого означает искусство повивальной бабки) – метод философствования, который заключается, по характеристике самого Сократа, в том, чтобы с помощью искусно поставленных вопросов привести собеседника к открытию им же самим истинного знания. Уже из определения самого термина майевтика ясно, что задающий вопросы должен прекрасно знать интеллектуальные возможности, социальное положение и психологические особенности собеседника. А значит, к каждому диалогу нужно было готовиться тщательным образом. Это – в идеале. У Сократа часто таковой возможности не было. К нему приходили разные люди, он сам выходил в город и вступал в беседы с людьми, которых он иной раз и не знал. Беседа с незнакомым человеком требует от учителя филигранной, импровизационной техники и одновременно отлаженной технологии ведения «урока». Вот как говорит об этом сам афинский гений.

 

Из диалога «Теэтет» 

Сократ… А не слыхал ли ты, что я сын повитухи – очень почтенной и строгой повитухи, Фенареты?

 

Теэтет. Это я слышал.

 

Сократ. А не слышал ли ты, что и я промышляю тем же ремеслом?

 

Теэет. Нет, никогда.

 

Сократ. Знай же, что это так, но только не выдавай меня никому. Ведь я, друг мой, это свое искусство скрываю. А кто по неведению не разумеют этого, те рассказывают тем не менее, что-де я вздорнейший человек и люблю всех людей ставить в тупик. Приходилось тебе слышать такое?

 

Т. Да.

 

С. А сказать тебе причину?

 

Т. Конечно.

 

С. Поразмысли-ка, в чем состоит ремесло повитухи, и тогда скорее постигнешь, чего я добиваюсь. Ты ведь знаешь, что ни одна из них не принимает у других, пока сама ещё способна беременеть и рожать, а берется за это дело лишь тогда, когда сама уже рожать не в силах.

 

Т. Конечно.

 

С. А виновницей этого называют Артемиду, поскольку она, сама не рожая, стала помощницей родов. Однако девственницам она не позволила принимать, ибо человеку не под силу преуспеть в искусстве, которое ему чуждо. Поэтому повитухами она сделала женщин, неплодных уже по возрасту, почтив таким образом в них свое подобие.

 

Т. Это правильно.

 

С. А разве не правильно, что распознавать беременных тоже должны не кто иные, как повитухи?

 

Т. Разумеется, правильно.

 

С. Притом повитухи дают зелья и знают заговоры, могут возбуждать родовые муки или, по желанию, смягчать их, а ту, что с трудом рожает, заставить родить, или если найдут нужным, то выкинуть.

 

Т. Это так.

 

С. А ты не заметил за ними вот чего: ведь они же и сватать горазды, поскольку умудрены в том, какой женщине с каким мужем следует сойтись, чтобы родить наилучших детей.

 

Т. Нет, я этого не знал.

 

С. Тогда знай, что этим они гордятся больше, чем отсечением пуповины. Ибо – заметь: будет ли, по-твоему, это одно и то же искусство – выхаживать и взращивать плоды земли и, с другой стороны, знать, в какую землю какой саженец посадить или какое семя посеять?

 

Т. Бесспорно, одно и то же.

 

С. А для женщины, друг мой, разные будут ремесла повитухи и свахи?

 

Т. Похоже, что нет.

 

С. В том-то и дело. Однако у нас часты случаи неправильного и неумелого сватовства мужчины и женщины, имя которому сводничество. Вот из-за него-то повитухи, как особы священные, избегают сватовства, опасаясь из-за него навлечь на себя вину, тогда как, по существу, одним повитухам уместно и подобает сватать.

 

Т. Очевидно.

 

С. Таково ремесло повитухи, однако, моему делу оно уступает. Ибо женщинам не свойственно рожать иной раз призраки, а иной раз истинное дитя, - а вот это распознать было бы нелегко. Если бы это случалось, то великая и прекрасная обязанность – судить, истинный родился плод или нет, стала бы делом повитух. Или ты не находишь?

 

Т. Нахожу.

 

С. В моем повивальном искусстве почти все так же, как и у них, - отличие, пожалуй, лишь в том, что я принимаю у мужей, а не у жен и принимаю роды души, а не плоти. Самое же великое в нашем искусстве – то, что мы можем разными способами допытываться, рождает ли мысль юноши ложный призрак или же истинный и полноценный плод. К тому же и со мной получается то же, что с повитухами: сам я в мудрости уже неплоден, и за что меня многие порицали, - что де я все выспрашиваю у других, а сам никаких ответов никогда не даю, потому что сам никакой мудрости не ведаю, – это правда. А причина вот в чем: бог понуждает меня принимать, роды же мне воспрещает. Так что сам я не такой уж особенный мудрец, и самому мне не выпадала удача произвести на свет настоящий плод – плод моей души . Те же, что приходят ко мне, поначалу кажутся мне иной раз крайне невежественными, а все же, по мере дальнейших посещёний, и они с помощью бога удивительно преуспевают и на собственный и на сторонний взгляд. И ясно, что от меня они ничему не могут научиться, просто сами в себе они открывают много прекрасного, если, конечно, имели и производят его на свет. Повития же этого виновники – бог и я. И вот откуда это видно: уже многие юноши по неведению сочи виновниками всего этого самих себя и, исполнившись презрения ко мне, то ли сами по себе,  то ли по наущению других людей ушли от меня раньше времени. И что же? Ушедши от меня, они и то, что ещё у них оставалось, выкинули, вступивши в дурные связи, да и то, что я успел принять и повить, погубили плохим воспитанием. Ложные призраки стали они ценить выше истины, так что в конце концов оказались невеждами и в собственных и в чужих глазах. Одним из них оказался Аристид, сын Лисимаха, было и много других. Когда же они возвращались обратно и вновь просили принять их, стараясь изо всех сил, то некоторым мой гений запрещал приходить, иным же позволял, и те опять делали успехи. Ещё нечто общее с роженицами испытывают они в моем присутствии: днями и ночами они страдают от родовых мук и стеснения, даже в большей мере, чем те, о мое искусство имеет силу возбуждать или останавливать эти муки. Так я с ними и поступаю. Но иногда, Теэтет, если я не нахожу в них каких-либо признаков беременности, то, зная, что во мне они ничуть не нуждаются, я из лучших побуждений стараюсь сосватать их с кем-то и, с помощью бога, довольно точно угадываю, от кого бы они могли понести. Многих таких юношей я отдал Продику, многих – другим мужам, мудрым и боговдохновенным.

 

Потому, славный юноша, так подробно я все это тебе рассказываю, что ты, как я подозреваю, - вот и он того же мнения – страдаешь, вынашивая что-то в себе. Доверься же мне как сыну повитухи, который и сам владеет этим искусством, и, насколько способен, постарайся ответить на мои вопросы. И если, приглядываясь к твоим рассуждениям, я сочту что-то ложным призраком, изыму это и выброшу, то не свирепей, пожалуйста, как роженицы из-за своих первенцев. Дело в том, дорогой мой, что многие уже и так на меня взъярились и прямо кусаться готовы, когда я изымал у них какой-нибудь вздор. Им даже в голову не приходило, что я это делаю из самых добрых чувств. Они не ведают, что ни один бог не замышляет людям зла, да и я ничего не делаю злонамеренно, просто я не вправе уступать лжи и утаивать истинное…

 

(Платон. Сочинения в трех томах. Т. 2. М., 1970. С. 234-237, пер. Т. В. Васильевой).

 

Сократ – странник?

 

А почему бы и нет! Если вспомнить его биографию, его майевтику, его отношение к ученикам и к согражданам, то можно сделать вывод о том, что он, оставаясь в миру вёл себя так, будто он читал уже известные нам определения странников в «Махабхарате» и совершенномудрых в «Дао дэ цзин». И не просто читал, но принял их душой, разумом и сердцем.

 

После Сократа в Греции появятся школы киников и стоиков, мыслитика которых была близкой странникам.

 

А Гиппократ? (ок. 460-377 до н.э.)

Клянусь Аполлоном, врачом, Асклепием, Гигией и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательство и клятвой по закону медицинскому, но никому другому. Я  направлю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла, точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающего каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.

 

Чтобы при лечении – а также и без лечения – я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастие в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому. (Гиппократ. Избранные книги. М., 1994. С. 87 – 88).

 

Аверинцев С. С. о киниках

 

Киники – одна из т. н. сократических философских школ Древней Греции. её основатели и представители (Антисфен из Афин, Диоген Синопский, Кратет Фиванский и др.) стремились не столько к построению законченной теории бытия и познания, сколько к отработке и экспериментальной проверке на себе определенного образа жизни. Главное, что от них осталось в сознании последующих поколений, — это не трактаты, которые они писали, а преимущественно анекдоты: бочка Диогена, его просьба к царю Ачександру Македонскому: «Отойди и не засти мне солнца»; брак Кратета, осуществляемый прямо на площади, и т. п.

 

Примитивность кинического философствования, поражающая при сравнении с виртуозной диалектикой платонизма и аристотелизма, — лишь оборотная сторона стремления всецело сосредоточиться на одной, и притом наиболее простой идее. Мыслить по кинически — только средство; цель — жить по кинически.

 

Учение киников, созданное в условиях кризиса античного полиса людьми, не имевшими своей доли в гражданском укладе жизни (предтеча кинизма Антисфен был незаконнорожденным), обобщает опыт индивида, который может духовно опереться лишь на самого себя, и предлагает этому индивиду осознать свою извергнутость из патриархальных связей как возможность достичь высочайшего из благ — духовной свободы. Последовав примеру Сократа, киники довели его установки до небывалого радикализма и окружили атмосферой парадокса, сенсации, уличного скандала; недаром Платон назвал Диогена «Сократом, сошедшим с ума». Если Сократ ещё демонстрировал уважение к наиболее общим заповедям традиционной патриотической морали, то киники с вызовом именовали себя «гражданами мира» (термин «космополит» был создан ими) и обязывались жить в любом обществе не по его законам, а по своим собственным, с готовностью приемля статус нищих, юродивых. Именно то положение человека, которое всегда считалось не только крайне бедственным, но и крайне унизительным, избирается ими как наилучшее: Диоген с удовольствием применяет к себе формулу страшного проклятия — «без общины, без дома, без отечества». Киники хотели быть «нагими и одинокими»; социальные связи и культурные навыки казались им мнимостью, «дымом» (в порядке умственного провоцирования они отрицали все требования стыда, настаивали на допустимости кровосмесительства и антропофагии и т. п.). «Дым» нужно развеять, обнажив человеческую сущность, в которой человек должен свернуться и замкнуться, чтобы стать абсолютно защищенным от всякого удара извне. Все виды физической и духовной бедности для киников предпочтительнее богатства: лучше быть варваром, чем эллином, лучше быть животным, чем человеком. Житейское опрощение дополнялось интеллектуальным: в той мере, в какой киники занимались теорией познания, они критиковали общие понятия (в частности, «идеи» Платона) как вредную выдумку, усложняющую непосредственное отношение к предмету

 

Философия киников послужила непосредственным источником стоицизма, смягчившего кинические парадоксы и внесшего гораздо более конструктивное отношение к политической жизни и к умственной культуре, но удержавшего характерный для киников перевес этики над другими философскими дисциплинами. Образ жизни киников оказал влияние на идеологическое оформление христианского аскетизма (особенно в таких его формах, как юродство и странничество). Типологически школа киников стоит в ряду разнообразных духовных движений, сводящихся к тому, что внутренне разорванное общество восполняет социальную несвободу асоциальной свободой (от йогов и дервишей до современных хиппи).

 

Отшельничество

 

Отказ от общения с людьми из религиозных побуждений. Известно с самых древних времён, например, в иудаизме (эссеи), в Греции (неоплатоники), в Индии (Будда), в Китае (Лао-Цзы)… В христианстве отшельничество зародилось в III в.  в Египте. Многие, ставшие в те времена отшельниками, как, например, Павел Фиванский, бежали от преследований римских властей. В IV в., после легализации христианства, отшельничество стало массовым: многие христиане таким образом проявляли протест против «обмирщения» церкви. Подобная реакция не напугала, а наоборот, могла только порадовать светскую власть и религиозных владык. Социальная напряжённость в Средиземноморском ареале разряжалась столь мирным способом – сотни, а то и тысячи недовольных отшельников по примеру выдающихся столпов христианства, таких как Антоний Великий, Пахомий и т. д., уходили в Египетскую пустыню Фиванору, заселяли  там суровейшие места, где выжить могли исключительно сильные люди. В тот век отшельники появились в Палестине и Каппадокии, Малой Азии и Армении, чуть позже – в Галлии и Испании, в Италии и на Альбионе, в Ирландии… Многие учёные единодушны в своём мнении о главных причинах столь неожиданного явления, которое, надо помнить, охватило и другие регионы Земного шара, например, Индостан, Поднебесную, считая, что отшельничество имело чисто религиозные корни. Ни в коем случае не опровергая это мнение, автор данной работ хочет напомнить о том, что именно  III-IV  вв. н. э. человечество прошло очередной важнейший рубеж истории, Рубеж Мировых Империй, и отправилось по давно изведанным, но напрочь позабытым дорогам Земного шара в трёхвековой тяжкий поход, который современная наука называет Великим переселением народов. Период с III по IV век вполне можно назвать Междувременьем, когда одна грандиозная, красивая эпоха истории планеты людей уже исчерпала свои возможности, но ещё не смирилась с горькой долей, а другая, не менее красивая, но очень буйная эпоха, только-только зародившись, ещё не осознала себя в мире и мир в себе, ещё не почувствовала силушку. Сложное время – безвременье. Уже всё обо всём сказано, сделано и раскритиковано. Уже осознано это всё, уже вышли на сцену жизни новые люди, новые идеи, в том числе и духовные, и душевные, уже и эти – новые – успели себя скомпрометировать, не сориентировавшись в Безвременье. Ещё не раскрылся занавес, за которым так хотелось бы любой живой, живо мыслящей душе увидеть хотя бы уж перспективы декораций новой жизни. А жить хочется! Полнокровной, но не понятно какой жизнью… Уходила в небытие могучая эпоха, которая началась с Давида, Гомера, Гесиода, творцов Шицзин и Ригведы, продолжили которую творцы Махабхараты и основатели школы фа цзя, греческие мудрецы и творцы восьми философских систем в Индии, Лао Цзы и Будда, Конфуций и Сократ и сотни, тысячи философов и поэтов, государственников и полководцев, художников и зодчих, музыкантов и инженеров… Уходило Время гениев. И разве те, кто уходил в пустыни, не знали это?! Знали. Знали наверняка. Потому что среди ушедших и уходящих было немало талантливых, прекрасно образованных людей. Они всё знали, всё понимали и всё предвидели. А значит причиной их ухода в пустыни человеческого духа можно назвать ещё и это знание! Уходя, они (самые сильные духом из них) прощались со Временем и, понимая, что отменить будущее они не в силах. Достойный, кстати сказать, ход, а может быть, и самый точный ответ на поставленный судьбой вопрос: «Что делать гению в минуты прощания со Временем гениев?» Так или иначе, но отшельничество в IV в. приобрело характер массовый. А если говорить о достижениях прошлого Времени, давшего людям удивительные линии гармонии в самых разных творениях, то нужно, с сожалением признать (сняв при этом шляпу перед великими отшельниками), что подвиги их часто были уродливы и неоправданны по отношению к тому Времени, с которым они прощались. Подобный суровый приговор обидит этих людей, но, во-первых, истина дороже, а во-вторых, нужно ещё и ещё раз подчеркнуть, что любой уход из мира людей человека сильного ослабляет этот мир, что искать великие истины нужно только в людях, что делать это гораздо сложнее в миру, чем в пустыне, что любой демарш по отношению к человеку обыкновенному, к людям обыкновенным ничего полезного (как и вредного, впрочем) не даёт, что подвиги отшельников нужны были прежде всего только им самим, в чём-то, может быть, очень значительном, «слишком человеческом» – таким же людям обыкновенным… Но коль скоро это событие в истории человечества «имело место быть», то относиться к отшельничеству и к отшельникам нужно самым серьёзным образом: внимательно и чутко. Не будет большой натяжкой, если назвать отшельников своего рода рыцарями духа, рыцарями того идеала Веры, который их добрые души (а злой человек не способен на такое самопожертвование) родили в себе самих, который искали их добрые души в самых потаённых, практически недоступных для обыкновенных людей пустынях духа.

 

Можно ли назвать отшельников раннего христианства странниками? – Нет. Хотя бы потому, что они были слишком христианами. Они «уже пришли», приняв веру Иисуса Христа.

 

На это утверждение можно возразить известным уже в Эпоху Мудрых мнением о том, что искать мир, а лучше сказать, наблюдать мир, странствовать по миру можно и не странствуя, например, в той же бочке.

 

Согласен. Но только при одном условии, что «бочка» эта и её обитатель не имеют сильного векторного начала и ищут мир во всех его направлениях и измерениях равно непредвзято.

 

Отшельники во все времена и во всех странах были очень близки к тем определениям странника и странничества, которые мы уже знаем и которые еще дадут во времена Великого переселения народов величайшие мыслители, в том числе, и христианские мыслители. Но все же, справедливости ради, следует подчеркнуть, что они оставались отшельниками, чего им вполне хватало. И, как уже было сказано, многие из них уходили в пустыни «в знак протеста». Странники не протестуют. Они просто живут, странствуя, и странствуют, живя.

 

Александр Торопцев