"Смерть Сократа", Жак-Луи Давид, 1787 год

 

Первые государства Древнего мира. V-I тыс. до н.э.

 

Побродили, собрали, выучились и … (или «Три типа мышления»)

Человек и человечество в целом – системы обучаемые и обучающиеся. Ещё в доисторические времена, во времена «собирателей», не спеша бродивших по планете, либо также не спеша осваивавших относительно небольшие территории, человек постоянно учился, копил знания о природе, себе, обществе, искал и находил все новые способы и средства хранения и передачи достойным потомкам познанные тайны Природы. Иначе он бы не выжил, не размножился бы до такой степени, что перед ним встала настоятельная необходимость и потребность коренным образом изменить уклад жизни и из «собирателя» превратиться в «производителя» материальных благ. Неолитическая революция произошла, как было сказано ранее, где-то 12-10 тысяч лет назад. Успех этого самого глобального за всю историю жизни людей переворота стал возможным благодаря демографической динамике и, главное, накопленным и систематизированным знаниям о Природе, человеке, обществе.

 

Но, как часто случалось и в относительно хорошо освоенные исторической наукой предыдущие 5 тысяч лет, совершив неолитическую революцию, человечество забыло многое из того, чем владели «собиратели». Это из разряда «человеческого, слишком человеческого». Любая победа чрезмерно завышает самооценку победителей, которые обычно относятся к побежденным, как к людям низшего сорта, и – вот что обидно! – к их опыту, знаниям они относятся также пренебрежительно, о чем вскоре тихо сожалеют, изобретая то, что давно было известно их предкам.

 

К сожалению, современная наука не имеет надежных свидетельств об опыте и знаниях «собирателей». А жаль, потому что мы, люди компьютерного века, постоянно пользуемся этими знаниями, не задумываясь о том, кто нам их даровал в безвозмездное пользование.

 

Уже в мифах древних народов очень редко говорится о житье-бытье собирателей, об их богах, кумирах, покровителях. Создается такое впечатление, будто создатели мифов сознательно умалчивали о собирателях, что вполне возможно по нескольким причинам. Об одной причине, о забывчивости, именно она породила тупейший для цивилизационного процесса лозунг: «До основанья, а затем…» Кроме того, после этой победы человек (сам человек, подчеркиваю!) стал быстро одомашниваться. Он стал человеком дома. Он стал вести себя, думать, мыслить, принимать рещёния именно как «Человек дома», как человек «Человек одомашненный». Домик его был ещё очень примитивный, но сыграл он с «человеком одомашненным» не то, чтобы роковую роль, но очень важную для динамики последующего цивилизационного процесса роль.

 

Чем же принципиально отличается мышление «Человека странствующего, собирающего» от «человека одомашненного»? Люсьен Леви-Брюль (1857—1939), французский философ, социолог, психолог, этнограф, «используя богатый этнографический материал о жизни народов Африки, Австралии, Океании, находящихся на ранних этапах социокультурного развития, опроверг теорию анимизма английской антропологической школы (Э. Тайлор, Дж. Фрейзер и др.), рассматривавшую психику вне её социально-исторической обусловленности. Опираясь на выдвинутое Э. Дюркгеймом понятие "коллективные представления", утверждал, что различным социально-историческим структурам соответствуют определенные типы мышления. На этой основе он создал теорию первобытного мышления ("Умственные функции в низших обществах", 1910), характеризуя его как мистическое по содержанию, пралогическое (дологическое) по способу организации, нечувствительное к противоречиям и непроницаемое для опыта. В отличие от мышления представителя цивилизованного общества, оно не ориентировано на установление логических отношений, а подчиняется закону партиципации (сопричастия), наделяющему предметы и явления свойством "единосущности" (объединение предметов не по существенным свойствам, а по приписываемым им мистическим качествам). Терминами "пралогическое" и "логическое" Леви-Брюль обозначал не сменяющие друг друга стадии, но сосуществующие типы мышления. Определяя содержание коллективных представлений первобытного человека, пралогическое мышление не распространялось на сферу личного опыта и практических действий. В ходе исторического развития общества, обусловившего доминирование логического мышления, следы пралогического мышления сохраняются в религии, морали, обрядах и т. д. ("Первобытное мышление", 1922); ("Первобытная душа", 1927). Несмотря на вызванный справедливой критикой отказ Леви-Брюля от ряда своих положений, его работы послужили мощным стимулом развития культурно-исторического подхода к анализу человеческой психики». (В.В. Умрихин).

 

Далеко не все учёные разделили эту точку зрения, но Леви Брюль «поставил вопрос о качественном отличии мышления первобытного человека от мышления человека современного, при этом подчеркивая, что речь идет об ином качестве сознания, а не о какой-либо примитивности, или о некоей фазе, предшествующей современному логическому мышлению. Леви-Брюль ввёл два новых термина: «пралогическое сознание» (русском переводе – «мышление») и «закон коллективной партиципации» - мистической сопричастности. (В. К. Афанасьева «Орёл и змея в изобразительности и литературе Двуречья». М., 2007. С. 334).

 

Далее В. К. Афанасьева пишет: «Это мышление исходит из иных, нежели наши, логических предпосылок, отчего и воспринимается современным человеком как абсурдное. Коллективное сознание, представление, носит мистический характер, ибо к опыту не восходит и магические вещи ставит выше ощущений, идущих от органов чувств».

Вероятно, всё так и есть, но следует обратить внимание вот на что. Работа Афанасьевой посвящена людям, уже одомашненным, но ещё не обремененным современным логическим мышлением. Период, в котором жили эти люди, продолжался, приблизительно с X тыс. до н.э. по V-IV тыс. до н.э., когда во всех крупнейших цивилизационных центрах планеты стали массово возникать городские ветви мировой цивилизации. Логическое мышление завладело «прогрессивным» человечеством в сер. I тыс. до н.э., и оно доминирует, иной раз даже в искусстве, даже в поэзии, уже 2,5 тыс. лет.

 

Логически задать себе вопрос: «А каким же было мышление тех, кто жил на Земле до начала одомашнивания людей?»

 

Автор данных строк часто повторяет, что в любом человеке, племени, народе, государстве сосуществуют три типа мышления: прагматический, системный, образно-интуитивный. В лучшем случае эти три опоры познания мира в себе и себя в мире должны быть равнопрочными, равновеликими и отстоять друг от друга на равноудаленном расстоянии. В жизни же идеального не бывает. Обычно какой-то тип мышления либо доминирует, либо превалирует. У граждан США превалирует прагматический тип мышления, у китайцев – образно-интуитивный, у немцев, индийцев, японцев – системный, у россиян доминирует образно-интуитивный тип мышления. Прагматическое мышление – использование чистого опыта в жизни и деятельности. Системное мышление – систематизация знаний для принятия оптимальных решений, для формулирования законов и закономерностей. Образно-интуитивное мышление – Богом или Природой данная человеку возможность прорыва в трансцендентные и трансцендентальные тайны мироздания.

 

Исходя из этих соображений, можно задать себе следующий вопрос: «Каким же было мышление людей, живших до неолитической революции?

 

Прагматическим? – А куда же без него?!

 

Системным? – Безусловно!

 

Образно-интуитивным? – Да, и образно-интуитивным тоже, в чём легко убедиться, вспомнив шедевры наскальной (пещёрной) живописи. Гениальнее наскальных изображений человечество ещё ничего не написало, ещё ни одному художнику не поддалась такая стремительная грация линии, вроде бы скупой, и наивной, и примитивной, но – летящей, ж и в у щ е й , ж и в о й !

 

«Но есть ли связь между до неолитическими художниками и образно-интуитивным мышлением?» - может спросить автора не наивный человек. 

 

Конечно же, есть!

 

Чувство жизни автора любого произведения в любом виде искусства – это и есть интуиция! Либо оно есть, либо его нет. И никакие ВУЗы привить его не смогут. Оно как любовь (тоже ведь чувство). Почему полюбил, за что полюбил – сам не знаю, и не понимаю. Любовь - чувство трансцендентное и одновременно трансцендентальное. Оно является всего лишь одним лучиком чувства жизни, сокрытым в центре шара и испускающим оттуда, заполняя весь объём шара, разноцветные, разной яркости лучи. Наскальные живописцы обладали чуть ли не сто процентным чувством жизни, коль скоро они могли передавать энергию жизни, которая и есть жизнь (жизнь есть энергия жизни) такими, повторюсь, скупыми средствами. 

Из сказанного выше ясно, что как человек до неолитической революции, так и «первобытный человек», находившийся на стадии одомашнивания (X-V тыс. до н.э.), так и вполне уже одомашненный, но ещё не пораженный вирусом логизации всех сфер жизни и деятельности, человек (V тыс. до н.э. – V в. до н.э.), так и современный человек (V в. до н.э. – XXI в. н.э.) не могли и не могут жить при отсутствии любого из перечисленного типов мышления.

 

Без использования опыта человек не прожил бы и недели, умер бы с голода.

 

Без осмысления и систематизации нажитого опыта он протянул бы год-другой, может быть лет двадцать-тридцать при благоприятных погодных условиях.

 

Без способности проникать в запретные тайны Природы, или Бога, он не смог бы расплодиться до такой степени, что его вдруг потянуло в дома.

 

Я вижу и слышу ухмылки уважаемых мной учёных: что он мелет, «не использовавший богатый этнографический материал о жизни народов Африки, Австралии, Океании»?!

 

К сожалению, а, может быть, и к счастью, я действительно не использовал этот материал. Пока. Но у меня есть и житейский опыт, и богатый книжный опыт. И то, и другое мне подсказали (впрочем, не только мне!), что, каким он был, человек, таким он и остался. Несмотря на то, что каждый человек индивидуален, в людях гораздо больше общего, чем частного. А людьми мы были уже в период до неолитической революции. Другими людьми, но всё же ЛЮДЬМИ, поставленными судьбой в сложнейшую ситуацию, когда нужно было выживать. И сейчас нам трудно понять своих далеких предков по многим причинам.

 

Что там далекие предки!

 

В середине восьмидесятых годов ушедшего столетия мне посчастливилось присутствовать при одном разговоре шестидесятилетнего доктора технических наук с тридцатилетним кандидатом технических наук во время просмотра фильма, снятого любительской кинокамерой в середине пятидесятых годов. На этой ленте был зафиксирован переход группы горных туристов через один сложный перевал на Саянах. Молодые сильные люди, в шароварах и ситцевых рубашках, в каких-то легких то ли полуботинках, то ли спортивных тапочках, с абалаковскими рюкзаками за спиной поднимались по некрутому пока склону. Тридцатилетний мастер спорта по альпинизму сказал:

 

«Это же перевал такой-то (не помню я его название)».

 

«Да», - ответил доктор наук.

 

«Но он же непроходим, вы что, потом свернули направо и обошли его? Но это же очень долго».

 

«Нет, мы преодолели перевал».

 

«Не может быть!»

 

«Почем же не может быть – смотрите!»

 

И далее – фильм, как вещёственное доказательство и восхищенные, удивленные возгласы мастера спорта. Между прочим, доктор технических наук официально даже не был перворазрядником.

 

Всего тридцать лет до нашего просмотра, а два человека понять друг друга не могут! Старший: «А что там сложного?!» Младший: «Да вас сейчас в такой амуниции близко к перевалу не подпустят». «Но ведь прошли, одну девушку, правда, оставили, она по вашему маршруту на попутке доехали до места нашей встречи». «Ну, вы герои! Можно Вашу пленку размножить – это же фурор!»

 

Приблизительно двенадцать тысяч лет прошло с тех пор, когда человеку захотелось одомашниться. Уже давным-давно умер последний, настоящий человек до неолитической революции. Как нам понять друг друга?

 

Я не забавы ради написал: «последний, настоящий человек до неолитической революции». Я знаю (а кто же не знает?!), что в самых укромных уголках Земного шара некоторые племена и группы племен ещё живут якобы по законам и принципам «собирателей». Но я уверен в том, что в полном смысле слова их нельзя причислить к людям до неолитическим. Во-первых, они занимают очень небольшие пространственные ареалы. Во-вторых, даже если в места их обитания ещё не ступала нога человека одомашненного, то «слухами земля полнится». И ещё чем-то, более важном для нашего разговора, полнится Земля. Не так давно американские ученые провели эксперимент с мышами. Они разделили большую мышиную семью пополам, одну половину отвезли в Австралию, а с другой половиной стали проводить опыты в США. Затем, спустя некоторое время, они стали проводить те же самые опыты с австралийской половиной. И австралийские мыши почему-то (вот бы узнать точно, почему?!) «обучались» заметно быстрее своих родичей, будто бы те передавали им каким-то способом полученные в результате опыта «знания». С людьми такие эксперименты пока вроде бы не проводились.

 

Однажды один обитатель Пуэбло сказал белому человеку: «Мы с вами никогда не поймём друг друга, потому что вы думаете умом, а мы сердцем».

 

А представители некоторых философских систем Востока, считали, что душа руководит процессом познания, а вовсе не разум и не сердце.

 

А как считали люди до неолитической революции?

 

Есть ещё одна причина того, что нам трудно понять друг друга.

 

Во времена Советского Союза я впервые услышал: выжить – дожить – пожить. Эти три слова – философия жизни и отдельного взятого человека, и рода, и племени, и народа, и человечества в целом. В период до неолитической революции человечество выживало, при этом накапливая знания, самое важнейшее наше богатство. Затем, одомашниваясь, оно стало быстро приближаться ко второй идее этой триады, достигло ее, а затем и дожило до той стадии, когда можно было пожить по-человечески. Мне кажется, что эта стадия началась в середине Первого тысячелетия до нашей эры, когда … впрочем, не будем торопить события.

 

Пока можно сказать лишь одно, между прочим, исходя из личного опыта, который наверняка был у подавляющего числа людей: человеку выживающему очень сложно понять человека дожившего, а уж тем более находящегося на третьей стадии.   

 

Беда кроется ещё и в том, что современные ученые по вполне объяснимым причинам не смогут провести научный эксперимент для того, чтобы разгадать тайны мышления человека и общества до неолитической революции, понять и почувствовать разницу между ними и нами.

 

Странник мой близится

Заклинание из серии «Эдин-на-у-саг-га»

Странник мой близится. – Готовься в страхе!

Девушка, странник твой близится, готовься в страхе!

Странник, о странник!

Тот, кто бредет из краев далеких, твой странник!

С полей чужедальник, краев чужеземных, твой странник!

Твоя ласточка дней невозвратных далеких,

Твоя стрекоза над рекою широкой,

Твой туман над грядою горной,

Твой козел-бегун в горах недоступных,

Бурный дождь весенний непрерывный,

Буйный ветер, что клубится вихрем.

Он твоя дурная примета, твой странник!

 

Твой странник, с полными слез очами!

Твой странник, чье сердце полно печали!

Он, чьи кости сожраны потопом, твой странник!

Чья глава плывет, кружась в потоке, твой странник!

Чья насквозь пробита грудь, твой странник!

Вот какой мой странник придет, великое я для него сотворю!

Сладкие хлебцы – зерно я очищу и размелю!

Плодов полевых для него соберу.

Жареных зерен и фиников ему припасу.

Свежайшего пива ему приготовлю.

Вина виноградного ему припасу.

Абрикосы – щедрость земли – припасу.

Фиги – щедрость земли – соберу.

Фиг душистую мякоть ему приготовлю.

Финики гроздьями ему соберу.

Садового меда душистого я для него припасу.

Вот как мой странник придет, великое я для него сотворю!

Горячей воды и холодной воды я для него припасу.

Поводья и кнут я ему приготовлю.

Головную повязку, благовонное масло я ему приготовлю.

Деревянное ложе роскошное я ему приготовлю.

Молоко, масло хлевов и загонов ему приготовлю.

 

Мой странник, двигаясь, не ходит!

Он, двигаясь, не ходит!

Есть глаза у него, но они на меня не смотрят!

Есть уста у него, но они со мною не молвят!

 

Странник мой близится, подойди же!

Воистину близится. Подойди же!

Хлеб дала. Положила в руку.

Из чистого кубка, откуда не пили,

Тростниковою трубочкою незасоренной

Излила воды там, где льют излияния, - его напоила.

Душистым маслом помазала стену.

Новой тканью деревянное кресло покрыла.

Ветер пронесся, ветер унесся.

Страх пришёл , страх ушел.

Мой странник в горах, в сердце гор сражен.

Там он лежит.

(Афанасьева В. К. Орел и змея в изобразительности и литературе Двуречья. М., 2007. С. 433-434).

 

Это, очень странное заклинание женщины, потерявшей в войне любимого человека, важно для нашей книги не потому, что оно называется «Странник, мой странник», скорее наоборот: ведь речь-то здесь идёт не о страннике, а о погибшем в войне воине. А среди воинов не может быть странников, потому что у них есть цель – победа. Странники не воюют, им просто не с кем воевать и не зачем. Война им противопоказана… Но потому это стихотворение важно нам сейчас, что есть в нём четыре строки, всего четыре строки, которые, на мой взгляд, дают одно из первых в мировой истории определений странника. Вот эти строки:

 

Мой странник, двигаясь, не ходит!

Он, двигаясь, не ходит!

Есть глаза у него, но они на меня не смотрят!

Есть уста у него, но они со мною не молвят!

 

Вероятнее всего, автор в этих, заметьте, выделенных строках, говорит не о живом человеке, а о погибшем родном человеке, со смертью которого не может смириться родная душа. Она ждёт, она верит, она готовится к встрече, которой быть не суждено. Так готовились и готовятся к встрече все вдовы Земного шара, все матери.

 

Но точно также готовились и готовятся к встрече с родным человеком и те женщины, мужчины которых (сыновья, мужья, отцы) ушли в странствия, навсегда ушли. Разве не могла сложить эти строки жена Гаутамы Будды, когда тот оставил своё царство и свою семью и ушёл искать свои истины? – Могла, могла.

 

Мой странник, двигаясь, не ходит.

 

Как и любой истинный странник! Потому что, ходит человек, который знает, куда идти, то есть человек, имеющий цель, путь.

 

Есть глаза у него, но они на меня не смотрят!

 

Потому что, если он смотрит, значит, он проявляет заинтересованность в том предмете, на который он глаз положил. У странников другая заинтересованность. Они не видят предметы сами по себе. Они видят их как отражения вселенского беззакония. Потому что закон – этот тоже путь, формула пути.

 

Есть уста у него, но они со мною не молвят!

 

Потому что любая мысль изреченная есть не только ложь, но и вектор. А вектор это путь. А пути преодолевают путники, но не странники.

 

Именно поэтому я называю вышеприведенные четыре строки одним из первых в мировой истории определением странников, и не важно, хотели того авторы данного заклинаниях или нет.  

 

Упанишады

И также сказано в другом месте: Преодолев элементы чувств и предметы [восприятия]; взяв лук, чья тетива – странничество и изгиб – стойкость; поразив стрелой, лишенной самомнения, главного [стража] врат Брахмана – того, чей венец – ослепление, серьги – жадность и зависть, посох – леность, сон и нечистота, надзиратель – самомнение, тетива [лука] – гнев, изгиб – алчность; [того, который], взяв лук, убивает существ стрелой желания, – убив его, переправившись в ладье звука Аум через пространство сердца, медленно, как проникает в яму в поисках минералов роющий яму, так пусть проникнет он в залу Брахмана. Затем, [руководствуясь] наставлением учителя, пусть движется он в сокровищницу Брахмана из четырех сетей. Затем, чистый, светлый, лишенный существования, успокоенный, лишенный дыхания, бестелесный, бесконечный, негибнущий, стойкий, вечный, нерожденный, самостоятельный, он пребывает в своем величии. Далее, видя [Атмана], пребывающего в своем величии, он взирает на колесо жизни как на вращающееся колесо повозки. – Ибо сказано так:

 

   Если наделенный телом в течение шести месяцев предается [соединению], всегда освобожденный [от внешнего мира],

   То совершается бесконечное, высшее, сокровенное "соединение".

   Но наделенный телом, который поражен страстным и темным [началами], весь горит [ими],

   Привязан к сыну, жене, семье, – никогда [не достигнет этого удела]".

(Упанишады. Пер. с санскр. Предисловие и комментарий А. Я. Сыркина, М., 1991. С.155).

 

Аум! Пусть находится он в чистом месте, чистый, стойкий в истине, изучая действительное, рассуждая о действительном, размышляя о действительном, совершая подношения действительному. Так [пребывая] в действительном Брахмане, стремясь к истине, он становится иным: разрываются узы плодов [совершенных] им [действий], он свободен от надежд, не знает страха перед другими, словно перед самим собой, лишен желаний; достигнув неразрушимого, неизмеримого счастья, он пребывает [в нем]. Поистине, свобода от желаний – словно высшая добыча высочайшего сокровища. Ибо наделенный всеми желаниями и носящий признаки решения, представления, самомнения – связан, противоположный же ему – свободен. И некоторые говорят, что тело становится связанным. Когда оно в силу природного различия наделено свойством решения; когда же устранен порок решения, то наступает освобождение. Ибо [человек] видит разумом, слышит разумом; любовь, представление, сомнение, вера, неверие, твердость, нетвердость, стыд, размышление, страх – все это разум. Влекомый потоками свойств, оскверненный я нестойкий, колеблющийся, обеспокоенный, алчущий и возбужденный, он впадает в самомнение. "Я – Он", "Это – мое", – думая так, он связывает сам себя, как птица – сетью. Так человек, носящий, признаки решения, представления, самомнения – связан; противоположный же ему – свободен. Пусть поэтому он будет свободен от решения, свободен от представления, свободен от самомнения; это знак освобождения, это путь Брахмана здесь [в мире], это врата, открытые здесь; благодаря им он идет за пределы этого мрака, ибо там заключены все желания. Об этом говорят:

 

   Когда пять [источников] знаний успокаиваются вместе с разумом

   И способность постижения не действует, – это зовут высшим путем".

(Упанишады. Книги 1-3. Пер. с санскр. Предисловие и комментарий А. Я. Сыркина.  М., 1991. Кн. 2. С.156-157).

 

БРАХМАБИНДУ УПАНИШАДА 

   1. Ом! Говорят, что разум – двух видов чистый и нечисстый.

   Нечистый устремлен к желаниям, чистый свободен от желаний.

   2. Поистине, разум – причина уз и освобождения людей.

   Привязанный к предметам восприятия, он [ведет] к узам, избавленный от предметов восприятия – к освобождению.

   3. Поскольку от разума, избавленного от предметов восприятия, возникает освобождение,

   То стремящийся к освобождению должен постоянно избавлять разум от предметов восприятия.

   4. Когда [человек, у которого] отброшена привязанность к предметам восприятия и разум заключен в сердце,

   Достигает вознесения над разумом, то это – высшее состояние.

   5. Поэтому следует обуздывать [разум], пока он не достигает уничтожения в сердце;

   Это – и знание, и освобождение, все прочее – ученое многословие.

   6. Немыслимый и не немыслимый, [одновременно] немыслимый и мыслимый

   Достигается тогда Брахман, свободный от приверженности.

   7. Пусть приступает [человек] к йоге с помощью звука [Ом]. пусть пребывает в высшем безмолвии,

   Ибо, благодаря пребыванию в безмолвии, возникает [высшее] бытие, а не небытие.

   8. Это Брахман, не имеющей частей, неизменный, незапятнанный.

   Зная: "Я – этот Брахман", [человек] несомненно достигает Брахмана.

   9. Признав неизменного, бесконечного, лишенного причины и подобия,

   Неизмеримого и безначального, [он познает] и высшее благо.

   10. [Здесь нет] ни разрушения, ни возникновения, ни достойного хвалы, ни наказания,

   Ни стремления к освобождению, ни освобождения – [такова] эта высшая сущность.

   11. Следует мыслить Атмана как единого в бодрствовании, [легком] сне и глубоком сне.

   У преодолевшего [эти] три состояния нет больше рождения [в мире].

   12. Ибо единый Атман существ пребывает в каждом существе;

   Он представляется одним или во множестве, словно [отражение] месяца в воде.

   13. Когда в горшке заключено пространство и горшок разбивают,

   То разбивается горшок, но не пространство – такова же и жизнь, подобная горшку.

   14. Подобно горшку, вновь и вновь разрушаются различные образы,

   Он же [Атман] и не знает, что они сломаны, и [в то же время] вечно знает.

   15. Он пребывает в лотосе до тех пор, пока окутан иллюзией слова;

   Когда же мрак рассеивается, он зрит одно лишь единство.

   16. Непреходящее слово – высший Брахман; когда этот звук исчезает в нем,

   Пусть знающий это размышляет о непреходящем, если он желает себе успокоения.

   17. Два знания следует знать о Брахмане-слове и высшем [Брахмане].

   Сведущий в Брахмане-слове достигает [затем и] высшего Брахмана.

   18. Мудрый, изучив по книгам сущность [высшего] знания и [мирского] распознавания,

   Оставляет полностью книги, как ищущий зерна – солому.

   19. Коровы [бывают] разных цветов, молоко же – одного цвета;

   [Высшее] знание подобно молоку, а [все] наделенные признаками – как коровы.

   20. Как масло скрыто в молоке, так обитает распознавание в каждом существе;

   Следует постоянно пахтать его разумом-мутовкой.

   21. Держась за проводника – [высшее] знание, пусть [человек] разожжет затем высший огонь -

   Лишенное частей, безупречное успокоение. "Я – Брахман", – такова [его] мысль.

   22. Обитель всех существ и [тот], который обитает в существах.

   Благодаря милости ко всем, – это я, Васудева! Это я, Васудева!

(Упанишады. Книги 1-3. Пер. с санскр. Предисловие и комментарий А. Я. Сыркина.  М., 1991. Кн. 2. С.225-227)

 

ИЗ КАНТХАШРУТИ УПАНИШАДЫ 

   4. [Кто] учеником изучил веду, две веды или [три] веды, выполнил долг ученика, взял жену, произвел сыновей, доставил им подобающие занятия и по силам совершил жертвоприношения, для того [наступает] отречение. Простившись с наставниками и родными и удалившись в лес, пусть двенадцать дней он совершает агнихотру возлиянием молока, пусть двенадцать дней питается молоком. По истечении двенадцати дней он [совершает подношение] огню Вайшванаре и Праджапати – возлиянием Праджапати, [а также] Вишну – тремя чашами. Пусть, положив в огонь [бывшие у него] прежде деревянные сосуды, он поднесет [их] огню, глиняные [сосуды] поднесет воде, металлические отдаст наставнику.

   "Да не уйдешь ты, оставив меня! Да не уйду я, оставив тебя!" – так [произнеся! перед [огнем] гархапатьей, так – перед дакшинагни, так – перед ахаванией, пусть он выпьет [смесь] с горсткой пепла от арани.

   Удалив волосы с макушки, сложив с себя жертвенный шнур, пусть [со словами]: "Земле благословение!" – он поднесет его воде. После этого он может отправиться в великое странствие, воздерживаясь от пищи, войдя в воду, войдя в огонь, погибнув героем, или же [отправиться] в обитель старцев.

   Что он съест вечером, то – его вечернее возлияние; что утром – то утреннее; что в новолуние – то [возлияние] новолуния; что в полнолуние – то [возлияние] полнолуния. Когда весной он обрезает волосы на голове, бороду, волоски на теле, ногти, – это его агништома, это его агништома.

 

ИЗ ДЖАБАЛА УПАНИШАДЫ 

   4. Затем Джанака, [царь] Видехи, приблизился к Яджнявалкье и сказал: "Почтенный! Поведай об отречении". И Яджнявалкья сказал: "Исполнив до конца долг ученика, пусть [человек] становится домохозяином; побывав домохозяином, пусть становится лесным [отшельником]; побывав лесным [отшельником], пусть отправляется странствовать [как аскет]. В ином же случае пусть он отправляется в странствие [сразу] после ученичества или из дома, или из леса. И не исполнил ли он обетов или исполнил обеты, совершил ли омовение или не совершил омовения, прервал ли огненную церемонию, – пусть он отправляется странствовать в тот самый день, в который освободился от страстей…".

 

КАЙВАЛЬЯ УПАНИШАДА 

   1. Тогда Ашвалаяна, приблизившись к почтенному Парамештхину, сказал:

   "Научи [меня], почтенный, знанию Брахмана – наилучшему, постоянно чтимому благими, сокровенному,

   Благодаря которому знающий, отбросив все зло, быстро восходит к пуруше, что выше высокого".

   2. И великий отец сказал ему: "Постигай [это знание] путем веры, преданности и созерцания;

   Не действием, не потомством, [не] богатством – [лишь] отречением достигли некоторые бессмертия.

   3. [Оно] выше небес, сокрытое в тайнике [сердца], сияющее – [туда] проникают аскеты.

   4. Аскеты, тщательно постигшие смысл распознавания веданты, очистившие [свое] существо путем отречения,

   В конце времени все освобождаются, [достигнув] высшего бессмертия в мирах Брахмана.

   5. В уединенном месте, сидя в свободном положении, чистый, [держа] ровно шею, голову и тело,

   Находясь в последней ашраме, сдерживая все чувства, с преданностью поклоняясь своему учителю;

   6. Размышляя о свободном от страсти, чистом лотосе сердца, в центре [которого] – блестящий, свободный от печали,

   Непостижимый, непроявленный, бесконечный по [своему] образу, приносящий счастье, умиротворенный, бессмертный источник Брахмана;

   7. [Размышляя] о том, что лишен начала, середины я конца, едином, вездесущем, что – мысль и блаженство, лишенном образа, чудесном,

   Имеющем спутницей Уму, высшем владыке, повелителе, трехглазом, с синей шеей, умиротворенном, -

   Размышляя [о нем], отшельник достигает источника существ, всеобщего свидетеля по ту сторону мрака.

   8. Он – Брахман, он – Шива, он – Индра, он непреходящий, высший владыка;

   Он же – Вишну, он – жизненное дыхание, он – время, он – огонь, он – луна;

   9. Он – все, что было и что будет, вечный, -

   Познав его, [человек] одолевает смерть. Нет иного пути к освобождению.

   10. Видя Атмана во всех существах и всех существ – в Атмане,

   Он идет к высшему Брахману [лишь этим, а] не иным путем.

   11. Сделав себя [верхним] арани и пранаву – нижним арани,

   Усердным трением знания ученый сжигает узы.

   12. Этот Атман, ослепленный заблуждением, утвердившись в теле, совершает все:

   Бодрствуя, он достигает удовлетворения в различных развлечениях – женщинах, еде, питье и прочем.

   13. В состоянии же [легкого] сна жизненное начало испытывает радость и горе во всем мире, созданном [его] собственной иллюзией.

   Во время глубокого сна, когда все растворяется, окутанный мраком, он является в образе радости;

   14. И снова силою действий, [совершенных] в других рождениях, это жизненное начало пробуждается и спит.

   От того же жизненного начала, которое играет в трех градах, рождено многообразие [мира];

   [Оно] – основа, блаженство, неделимое постижение, в котором растворяются три града.

   15. От него рождаются дыхание, разум н все чувства,

   Пространство, ветер, свет, вода, земля – всеобщая основа.

   16. [То], что есть высший Брахман, Атман всего, великое всеобщее прибежище,

   Тоньше тонкого, вечный, То – ты, ты – То.

   17. [То], что обнаруживает явления мира [в образах] бодрствования, [легкого] сна, глубокого сна и прочего.

   То – Брахман [и То -] я. – Зная это, [человек] освобождается от всех уз.

   18. [Все], что в трех состояниях бывает вкушаемым, вкушающим и вкушением, -

   От того отличен я – свидетель, состоящий лишь из мысли, вечно благосклонный.

   19. Ведь во мне все рождено, во мне все утверждено.

   Во мне все растворяется; я – этот Брахман, недвойственный.

   20. Я меньше малого и подобен великому, я – весь этот многообразный [мир],

   Я древний, я – пуруша, я – золотой владыка, наделенный образом Шивы;

   21. Я – без рук и ног, непостижимой силы, вижу без глаз и слышу без ушей;

   Я распознаю, наделенный свойством различения, и никто не знает меня. Я всегда – мысль.

   22. Меня познают лишь благодаря различным ведам, я творец веданты и знаток вед.

   Нет у меня заслуг и грехов, нет уничтожения, нет рождения, тела, чувств, способности постижения;

   23. Нет у меня земли, воды, огня; нет у меня и ветра, нет и воздушного пространства. -

   Так, познав образ высшего Атмана, пребывающего в тайнике [сердца], лишенного частей, недвойственного.

   Всеобщего свидетеля, свободного от существования и несуществования, – он движется к образу чистого высшего Атмана.

   24. Кто читает Шатарудрию, тот бывает очищен огнем, тот бывает очищен ветром, тот бывает очищен Атманом, трт бывает очищен от пьянства, тот бывает очищен от убийства брахмана, тот бывает очищен от воровства золота, тот бывает очищен от того, что следует делать, и того, чего не следует делать. Поэтому он может находить убежище у неосвободившегося. Пусть же поднявшийся над ашрамами постоянно или по разу [в день] произносит [Шатарудрию] -

   25. Благодаря этому он достигает знания, уничтожающего океан круговорота бытия.

   Поэтому, зная так, он достигает этого состояния высшего единства, достигает состояния высшего единства".

 

(Упанишады. Книги 1-3. Пер. с санскр. Предисловие и комментарий А. Я. Сыркина.  М., 1991. Кн. 2. С.228-233)

 

Покровители путешественников, паломников, путников, кочевников

Араньяни (др.-инд. букв. "лес", "пуща") – в древнеиндийской мифологии лесная богиня, персонифицированный образ обожествлённого леса. В "Ригведе" упоминается в одном гимне позднего происхождения (X 146). Отмечена и в "Атхарваведе". Мать лесных зверей, она богата пищей, хотя и не возделывает пашню; распространяет запах благовонной мази, издаёт многообразные звуки. К ней обращаются путники, заблудившиеся в лесу. Связана с культом деревьев.

 

Ганеша – слоноголовый бог мудрости и устранитель препятствий, покровитель торговли и путешественников, божество мудрости. Один из самых популярных богов в индуизме, сын Шивы и Парвати.   Изображается в виде плотного человечка с большим круглым животом, четырьмя руками и слоновьей головой с одним бивнем. 

 

Гермес - бог скотоводства, торговли и прибыли в древнегреческой мифологии. Являлся вестником олимпийских богов и покровителем путников. Его бюсты - гермы - ставили на дорогах в качестве путевых знаков. В Древнем Риме соответствовал Меркурию. Олимпийское божество, хотя и до греческого, возможно, малоазийского происхождения. На фетишистскую древность Гермеса указывает его имя, понимаемое как производное от греч. erma - груда камней или каменный столб, которыми отмечались в древности места погребений. Гермы были путевыми знаками, фетишами - охранителями дорог, границ, ворот (отсюда Гермес "привратный" "Пропилей"). Повреждение герм считалось страшным святотатством.

 

Ино – в греческой мифологии одна из дочерей Кадма, вторая супруга беотийского царя Афаманта, мачеха Геллы и Фрикса. Пыталась их погубить. Они бежали от её преследований в Колхиду. Ино с Афамантом взяла на воспитание младенца Диониса, сына своей погибшей сестры Семелы, и всюду провозглашала его божественность. За это ревнивая Гера наслала безумие на супругов: Афамант убил одного из своих сыновей, а Ино, спасая другого сына Меликерта, бросилась с ним в море, где была превращена в благодетельное морское божество по имени Левкофея, а её сын стал божеством по имени Палемон. Оба они помогают морякам и терпящим бедствие путникам (Одиссей был спасён в бурю Ино - Левкофеей). В Риме Ино почиталась под именем Матер Матута, а Палемон как Портун, помогающий морякам благополучно достичь гавани.

 

Исида – в египетской мифологии богиня плодородия, воды и ветра, символ женственности, семейной верности, богиня мореплавания. Культ Исиды пользовался широкой популярностью в Египте и далеко за его пределами, особенно со времени эллинизма. В греко-римском мире её называли "та, у которой тысяча имён". Исида - дочь Геба и Нут, сестра Осириса (и его супруга), Нефтиды, Сета, мать Гора. Основные повествования об Исиде тесно переплетены с мифом об Осирисе…

 

Марту (шумер., аккад. Амэрру; "аморей", букв. "западный"), Иль-Амэррим (аккад., "бог амореев") – шумеро-аккадское имя бога амореев-кочевников (живших в степях Северной Месопотамии), очевидно соответствующего аморейскому Элу. По месопотамским представлениям, Марту - громовержец, насылающий бурю, кочевник, варвар. Согласно аккадскому мифологическому канону, его супруга - Белет-Цери. Известен шумерский миф старовавилонского периода (не позднее XVII в. до н.э.) о том, какон женился на дочери Нумушды - верховного бога города Казаллу (в Северной Месопотамии). Согласно мифу, на пиру богов в Казаллу имеющий жену получает две порции мяса, имеющий и сына - три порции. Из молодых богов, не имеющих жён, только Марту получает две порции. Он воспринимает это как указание на то, что он должен жениться. Марту идёт в храм Нумушды и в праздник выполняет все чёрные работы (видимо, у аморейских кочевников существовал обычай работы за невесту). Закончив, он собирается купить его дочь за серебро и лазурит. Боги отговаривают её от замужества, характеризуя Марту как дикого варвара. Но дочь Нумушды решает выйти за Марту. Существенно, что миф возник и записан в период, когда контакты с амореями в месопотамском обществе были ещё повседневными, и не является поздним осмыслением давних событий. Супругой Марту считалась также Ашрату.

 

Мелькарт (финик. "царь города") – в западносемитской мифологии (I-е тыс. до н.э.) верховный бог города Тира, почитавшийся в Финикии и за её пределами (в Карфагене, в Дамаске…) как покровитель мореплавания и "предводитель" финикийской, особенно тирской, колонизации. В теогонии Санхонатона - Филона, Мелькарт - сын Зевса Демарунта, племянник Илу Дагона. Отождествлялся с Гераклом и часто изображался в львиной шкуре. Согласно поздней античной традиции, борется в Ливии с Тифоном (Йамму) и гибнет, но затем воскресает с помощью Иолая, который согласно представлениям жителей Тира и Карфагена предстает как спутник Мелькарта. В Тире ежегодно в начале весны справлялся обряд пробуждения Мелькарта, который, таким образом, выступает как умирающий и воскресающий бог. Возможно, он воспринял некоторые черты Баал-Хаддада. Существует гипотеза, что Мелькарт - солнечное божество.

 

Немти – в египетской мифологии бог в образе сокола. Центр его культа - 12-й верхнеегипетский ном (город Иеракополь). В "Текстах пирамид" назван "начальником своего нома" или "главой восточного нома". Бог восточной пустыни и караванного пути к Красному морю, охраняет путешествующих, покровительствует разработкам минералов в восточной пустыне; участвует в борьбе Гора - сына Исиды с Сетом.

 

Палики – в греческой мифологии демонические существа хтонического типа. По преданию, - это двое близнецов родом из Сицилии, родившихся от Зевса и музы Талии или от Гефеста и Этны. Имя Палики (греч. "опять", "вновь") указывает на их возвращение на землю после пребывания в её недрах (где Талия скрывалась от гнева Геры). Очевидна связь Паликов с вулканической деятельностью Этны. Страбон сообщает (VI 2, 9), что у озера Палики горячая вода вырывается из кратеров с огромной силой и возвращается туда же. Обладают губительными функциями, наказывая клятвопреступников, и благодетельными, помогая несправедливо обиженным: так стихийные функции земли трансформируются в мифе о Паликах в социальные функции божеств, покровителей гонимых.

 

Пушан (с др.-инд. "расцветать") – в древнеиндийской мифологии божество, связанное с солнцем, с плодородием, с путём. В ряде случаев отмечаются антропоморфные черты Пушана и портретные детали (топчущая нога, правая рука, взлохмаченные волосы и борода, беззубость); его атрибуты - золотой топор, шило, стрекало, колесница, запряжённая козлами вместо коней. О солнечной природе Пушана свидетельствуют его нахождение на небе, постоянное движение, наблюдение за всеми существами. Золотой корабль Пушана движется в небесном море (PB VI 58,3). Небесный путь его цикличен, он связан с вечным повторением, у него два пространственно-временных фокуса: пушан родился на высоте и вторично - в глубине, в яме; рождение было в ночи года (VI 58, 1), в середине ночного часа, на юге; в другой раз он родился в середине года на севере. Американская исследовательница С. Крамриш подчеркнула эти два положения Пушана (зенит и надир), определяющие два направления - вниз и вверх и вертикаль, соединяющую их и символизируемую образом Аджа Экапада; в названии последнего скрыто обозначение козла, животного Пушана. Пушан женится на дочери солнца, является послом солнечной Сурьи и т.д. Пушан - "повелитель пути" (VI 53, 1), охранитель дорог, спаситель от ложных путей. Он знает пути истины, находит путь к богатству, провожает умерших по пути предков (PB X 17, 3-5; АВ XVI 9, 2; XVIII 2, 53; отсюда связь с богом смерти Ямой и просьбы типа: "Пусть Яма, Пушан защитят нас от смерти", АВ XIX 20,1). Путь Пушана приводит к избавлению от амхас, хаотического начала, к выходу в мир широкого космического пространства, поэтому его называют "избавителем", "освободителем", "сыном избавления". Пушан заполняет воздушное пространство. Он приносит пищу, богатство, успех, открывает сокровища, предоставляет убежище, он - хранитель скота и пастух всего сущего, он щедр, доброжелателен (в частности, к поэтам, покровителем которых он считается, ср. PB II 40, 6; VI 55, 3, 5; VIII 4, 16; IX 67, 10). Пушан связан узами дружбы со всеми богами, всегда готов прийти на помощь; он защищает своих приверженцев и враждует с клеветниками, ворами, разбойниками. Вручает невесту жениху (PB X 85; ср. АВ XIV 1, 15, 33 - о роли Пушана в свадебном ритуале). Идея максимального плодородия, особой сексуальной силы отражена в мотивах инцеста, относящихся к Пушану: он - любовник своей сестры и претендует на то, чтобы стать женихом своей матери (АВ VI 55, 4-5), ср. мотив обилия волос и отсутствия зубов (IV 30, 24) у Пушана. Его беззубость объясняется в истории жертвоприношения Дакши (Шат.-бр. I 7, 4, 1-9; Тайтт.-бр. II 6, 8, 3-5; "Каушика-брахмана" VI 13): не приглашённый на жертвоприношение Рудра выбивает концом своего лука зубы Пушана, потом, смилостивившись, возвращает их ему. Есть основание усматривать в этом эпизоде переосмысление одного из мотивов архаичной схемы - наказание Пушана за некий грех (нарушение пищевого запрета? - отсюда каша как еда Пушана) частичным поражением. Вместе с тем нужно иметь в виду мотив выжимания сока сомы зубами и смешивания его с кашей в истории Апалы (сам Пушан тесно связан с Сомой; в частности, он находит скрытого Сому, см. PB I 23, 14). Ср. также обилие волос и отсутствие зубов у Пушана с выпадением волос и сильными зубами у Апалы. Есть свидетельства ещё одного мотива - помощь Пушана своему другу и брату Индре во время его битвы с Вритрой (ср. PB VI 57, 1-3). Пушан связан и с Ашвинами и Праджапати, выступающими как его отцы; с Вач, которая несёт его, с Ваю. Позднее роль Пушана становится менее значительной; его имя появляется всё реже и реже. В ритуале он ведёт жертвенную лошадь к месту жертвоприношения. В целом для него характерно сочетание небесных и хтонических (он друг неба и земли, VI 58, 4), антропоморфных и териоморфных черт. Индоевропейские истоки Пушана очевидны, ср. др.-греч. Пan (из *Pauson-), прус. Pus(k)aitis и косвенно имя авест. демона Apaosa. (В. Н. Топоров).

 

Упуат, Вепуат ("открыватель путей") – в египетской мифологии бог в образе волка. Центр его культа - город Сиут (греч. Ликополь, "волчий город"). От Сиута начинался крупный караванный путь, и Упуат почитался как бог-проводник, разведчик. Его эпитет - "вожатый" ("ведущий"). Упуат - воинственное божество, его атрибуты - булава и лук. Имел также функции покровителя умерших, его называли "первый боец Осириса" и иногда отождествляли с ним. Упуат-волк часто отождествлялся с шакалом Анубисом. Штандарты с атрибутами и изображениями Упуата выносили перед выходом фараона, несли во главе процессии во время мистерий Осириса в Абидосе. (Р. И. Рубинштейн).

 

Ушас ("утренний свет") – в древнеиндийской мифологии божество утренней зари. Ушасе посвящено 20 гимнов "Ригведы". Она изображается в виде прекрасной девицы, одетой в сверкающий наряд. Он показывает себя всей вселенной, обнажает грудь, украшает себя, как танцовщица. Её называют сияющей, блестящей, яркой, золотистой, одетой в свет, красующейся и т.д. Ушас выезжает перед восходом солнца на ослепительной колеснице, запряженной алыми конями или быками, открывает небесные врата (врата тьмы), наполняет вселенную светом, освещает дороги, сокровища, пробуждает всех, приносит богатство, дары, коров, коней, детей (в частности, сыновей), жизнь, славу, дает убежище и защиту. Руководство Ушаса певцами подчеркивается особо: она дарует мастерство (PB I 48, 12), наставляет, вдохновляет певца. Ушас производит на свет солнце (VII 78, 3), готовит ему путь (I 113, 16), приводит его; появляется с лучами солнца, состязается с Сурьей, приходит к нему, выходит из сестры-ночи (IV 52, 1), сменяя её (X 127, 3). Прокладывает путь и людям: она приготавливает дороги, осматривает их, освещает. Сама Ушас живет в твердыне на горе. Она - дочь неба, но в то же время рождена Сурьей (II 23, 2), и она его жена (VII 75, 5). Вместе с тем Ушас - мать Ашвинов (III 39, 3), богов (I 113, 19), коров и даже мать сложения гимнов (V 47,1); она - сестра ночи и богов, в частности Адитьев, любовница своего отца, Сурьи, Солнца, видимо, Пушана (V 55); особенное значение придается инцестуозным отношениям с отцом-небом. Наиболее тесны связи У. с солярными божествами (Сурья, Савитар, Ашвины, Агни и т.п.). Она - "наиболее подобная Индре" (VII 79, 3), и вместе с тем именно с Индрой возникает у неё конфликт: опьяненный сомой, Индра разбивает ваджрой колесницу Ушас, но она сама успевает скрыться. В "Айтарейе-брахмане" (VII) Шунахшепа возносит мольбы к ней, и она освобождает его от пут. Вне "Ригведы" она появляется очень редко и вскоре в послеведийскую эпоху полностью исчезает, хотя её весьма косвенные следы видят в образе Уши (ср. эпизод об Уше и Анируддхе в "Хариванше" и в "Катха-саритсагаре", VI 31). Архаичность образа Ушас несомненна; её сравнивали с ипостасями женских божеств типа Великой матери, засвидетельствованных в текстах и в изобразительном искусстве, в частности в Индии времен Мохенджо-Даро. Образ её восходит к индоевропейскому представлению о заре, её имя тождественно др.-греч. Hos, Эос, лат. Aurora, видимо, латыш. Usins, рус. Усень, Авсень. (В. Н. Топоров).

 

Феаки – в греческой мифологии обитатели сказочного острова Схерия. Отличаясь гостеприимством и исключительным мастерством в кораблевождении, феаки считают своим долгом отправлять на родину мореходов, попавших к ним в результате кораблекрушения. На остров феаков попадает заброшенный бурей Одиссей, здесь он встречает радушный приём у царя Алкиноя и его жены Ареты (Hom. Od. VII 139-328), получает дорогие подарки (XIII 4-15), и феаки доставляют его на своём быстроходном корабле на родину. На обратном пути корабль феаков замечает Посейдон и перед самым входом в гавань превращает его вместе с экипажем в скалу (XIII 125-187). В изображении феаков в "Одиссее" соединилось несколько мотивов: беззаботная жизнь феаков соответствует представлению о золотом веке (ср. непрестанно плодоносящие сады Алкиноя, VII 112 -128) с чертами патриархального рабства (царевна Навсикая на море стирает бельё вместе со служанками, которых считает своими подругами, VI 25-109). Корабли феаков достигают цели без помощи руля и мчатся с неимоверной быстротой. Одиссей в течение всего путешествия находится в состоянии глубокого сна, похожего на смерть (Hom. Od. VIII 557-562; XIII 78-92), что побуждает некоторых исследователей рассматривать корабль феаков как корабль смерти или корабль пришёльцев из заколдованной страны. (B. H. Ярхо).

 

Ни одного бога странников!

Да, я не нашёл в двухтомнике «Мифы Древнего мира» ни одного бога странников. О чём это может говорить? Может быть, о том, что странникам боги не нужны?

 

Александр Торопцев