Старик Владимир требователен к своим гостям: путь к сердцу города осилит идущий. В самом прямом смысле: как бы вы ни приехали сюда — поездом ли, автобусом, — чтобы добраться до древних соборов, надо пройтись ногами, вверх до самой кручи широкоплечего холма. И даже изнеженным автомобилистам придется на время забыть о комфорте: по всей Соборной площади как есть запрещена парковка, так что — в сторону, за версту, в переулки, а потом все равно пешком, пешком. Туда, где поднимается резное белокаменное чудо, откуда есть пошла Северо-Восточная Русь и современная Россия.

Лучше, чем в Киеве

Эти соборы — не просто памятники архитектуры, они еще и символ русской государственности, куда более древний и национальный, чем московско-итальянский кремль. Символ слегка запылился в эпоху «братства народов», но ныне, когда Киевская Русь приватизирована украинской официальной историографией, он вновь обретает исконное значение. Древние князья, ставившие эти соборы, наверняка не глядели так далеко; но цель перещеголять дряхлеющую Мать городов русских они, безусловно, преследовали.

Когда беспокойный Юрий Долгорукий осуществил наконец свою мечту и утвердился в Киеве, сыну его Андрею, будущему Боголюбскому, казалось бы, обеспечены были и карьера, и наследство. Но под сенью Софии тому не сиделось, и в 1155 году уехал Андрей из пафосного Вышгорода в провинциальную глушь, в дальнее Суздальское ополье. И не просто уехал, а увез с собой чудотворную икону Богородицы — выражаясь неполиткорректным языком, князь ее из Вышгорода украл. Как-то ночью Пречистая Дева явилась Андрею во сне и велела оставить образ во Владимире-на-Клязьме. Так на Руси, отныне уже не Киевской, появилась икона Божией Матери Владимирской, а заодно и новая столица.

Отражением Божественной и княжьей воли стал Успенский собор «о пяти верхах», заложенный в 1158 году и законченный в два года. Храм превзошел высотой Софию Киевскую, а на его содержание князь Андрей выделил десятую часть своего дохода, как в киевской же Десятинной церкви.

М. Кудрявцев. Владимир на Клязьме. Успенский и Дмитровский соборы детинца в конце XII в.

Со времен Татищева гуляет сказ о том, что строили Успенский собор якобы зарубежные мастера, «из умных земель», аж от самого Фридриха Барбароссы; однако это то ли не совсем так, то ли совсем не так. Из Лаврентьевской летописи узнаем: «создана бысть церкви святая Богородица в Володимере благоверным и боголюбивым князем Андреем... по вере же его, и по тщанью его к святеи Богородице, приведе ему Бог из всех земель все мастеры и украси ю паче инех церквий». Так что специалисты Рыжебородого, судя по всему, помогали в отделке храма, а строили его все же наши зодчие, русские.

Кстати, и младшему брату Андрея, Всеволоду Большое Гнездо, унаследовавшему великокняжеский престол, не потребовалось никаких иностранных мастеров, чтобы возвести новый храм. Старый пережил своего создателя на одиннадцать лет и рухнул, не выдержав пожара 1185 года. Обновленный Успенский собор в общих чертах повторял прежний, но был еще больше. Таким он перенес новый страшный пожар — тот самый, во времена Батыева нашествия 1238 года, когда в этих стенах задохнулись в дыму искавшие спасения горожане и семья великого князя Юрия Всеволодовича.

Таким храм стоит и поныне, несмотря на предпринимавшиеся попытки приспособить древнее строение к вычурным вкусам века восемнадцатого. Тогда собору растесали окна (старинные узкие показались мрачноватыми), поставили зачем-то примитивную четырехскатную кровлю, в 1810 году пристроили колокольню. Реставраторы конца XIX века пресекли издевательства и вернули телу храма первоначальный облик. Колокольню, как сооружение выдающееся, оставили.

Символы власти

Одноглавый Дмитриевский собор смотрится «младшим братом» Успенского. Да, по сути, он таков и есть. Возводился в самом конце XII столетия все тем же Всеволодом Большое Гнездо как дворцовый храм, соответственно, значительно меньше Успенского собора, но украшен богаче. Удивительная резьба Дмитриевского по сей день радует глаз. В кружеве из белокаменных зверей и трав древние мастера вытесали государей бывших и современных — для них, разумеется: самого Всеволода, библейского Давида (в данном случае еще и политический символ: Большое Гнездо ненавязчиво так поставил себя «на одну доску» с мудрым ветхозаветным царем, из рода которого происходит Христос), и... Александра Македонского. Видеть изображение царя-язычника на христианском храме неискушенному зрителю непривычно, но в Средние века благодаря греческому сочинению «История Александра Великого», у нас известного как «Александрия», Македонский был в чести и в Европе, и на Руси; истории о нем были не менее популярны, чем каноническая агиография, и более интересны, чем сказки о песиголовцах Гипербореи. Конечно, изображение вершителя судеб древнего мира на стене Дмитриевского собора — это тоже дань политике. Хотя зоркий глаз любителя античности может разглядеть в хитросплетениях резьбы еще и... Геракла, да-да, самого натурального Геракла, побивающего непохожую на себя лернейскую гидру и стреляющего из лука в стимфалийских птиц.

Между двумя соборами, в зеленом парке красуется большое желтое здание. Ему больше двухсот лет, и в народе его не совсем корректно называют «Палаты». На самом деле это — Присутственные места. Возвести их на этом месте было решено согласно Плану губернского города Владимира 1781 года. Строительство поручили известному архитектору Карлу Бланку — автору шатра Воскресенского храма в Ново-Иерусалимском монастыре, павильона в усадьбе Кусково и других выдающихся сооружений. Возведение здания «начало свое возымело» в сентябре декабре 1785 года, а закончилось через пять лет. После торжественного молебна и окропления здания святой водой губернатор лично ввел чиновников в корпус. По «Описанию города Владимира» 1801 года новое детище К.Бланка выглядело так: «Огромный каменный о трёх этажах дом, из коих в нижнем помещены губернские и уездные казначейства и при них для хранения денежной казны кладовые ордонанс-гаус, градская полиция, нижний земский суд, архивы губернского правления и казённой палаты, в среднем – губернское правление, казённая палата, приказ общественного призрения, а в верхнем – уездный суд, городовой магистрат, губернская и обер-форшмейстерская чертёжная». В советское время Присутственные места сохранили свое «чиновничье» назначение. Кабинеты, которые до революции называли «камерами», заняли сотрудники областного исполкома. К 1989 году в Палатах «квартировались» 64 организации со штатом более шестисот человек...

Необыкновенный музей

Все изменилось в начале девяностых. На волне возрождения Веры, Владимиро-суздальский музей-заповедник передал Церкви несколько храмов, вывезя оттуда экспонаты и имущество. Тогда же было построено новое здание администрации, а освободившиеся Присутственные места решили отдать музею — в благодарность за церкви. Уже через пять лет здание распахнуло свои двери не для просителей, а для тех, кто готов на несколько часов отправиться в путешествие во времени...

«Несколько часов» - это вовсе не преувеличение. Если нет их в запасе, наверное, лучше в Присутственные места не соваться — только впечатление испортишь. Но, когда внутри — время летит незаметно. Кто тут останется равнодушным? На верхнем этаже постоянно сменяют друг друга новые выставки — владимирцы обмениваются с музеями-побратимами Золотого кольца. Ценителям живописи — на второй этаж. При входе по телу бегут мурашки — и вовсе не от кондиционера, который, в соответствии с температурным режимом, поддерживает в зале холодок: дух захватывает от того, что перед вами — огромные древние иконы, в том числе бесценные шедевры Андрея Рублева. В картинной галерее — более трехсот полотен, в том числе таких почтенных мастеров, как В.Тропинин, И.Шишкин, А.Саврасов, В.Васнецов, П.Кончаловский... Кстати, многие картины музей-заповедник приобретал сам, на собственные деньги.

Для любителей дворянской старины, изысканного быта благословенного XIX века — элегантная экспозиция «Минувших дней очарованье». Из отдельных экспонатов, как из кусочков мозаики, создан целый мир — с гостиными, будуарами, даже садовыми беседками! Каждый уголок дышит собственной жизнью, и манекены, которые редко увидишь в подобных экспозициях, только усиливают это ощущение остановившегося прекрасного мгновения. Хозяйка склонилась у прикрытого тканым экраном камина; холодная красавица заскучала одна в большой гостиной; городская модница застыла в полушаге от входной двери, словно вспоминая — не забыла ли веер, с помощью которого можно подавать особые знаки кавалерам, или еще какую-нибудь обязательную мелочь. Строгую музейную академичность в сторону: классических табличек, дотошно рассказывающих посетителям, что есть что (длинные подписи мало кто читает, короткие блещут содержательностью, например: «Портсигар. XIX век»), здесь нет, вместо них — стихи русских поэтов о дворянских гнездах, о романтической юности, о родной природе...

А самым юным посетителям музея и подниматься никуда не надо. На первом этаже они могут пройтись... по улице старого города. Экспозиция «История в лицах» может показаться кому-то на первый взгляд наивной или «домотканой», пока не понимаешь, что эта искренняя, слегка наивная простота в ней и подкупает. В конце концов, любовь к своему городу, своей истории, своей Родине начинается с детства. А детей не заставишь любить сухие научные труды. А такую улочку, где музей органично срастается с игрой, где можно узнать о том, как печатались первые книги, посидеть за прялкой, попить чай у самовара и ласково потрепать по лысине прохожего пилигрима — сколько угодно.

И еще одна не столь заметная, но очень значительная особенность Владимирского музея. Здесь не берут деньги за фотографирование в залах. В наше время, когда иной раз даже в монастырях с фотографов настоятельно просят «пожертвования», это показалось настолько удивительным, что мы не могли не спросить — почему так. «Что Вы, - ответили нам, - сюда же люди смотреть приходят, хотят себе на память что-то оставить. Неудобно деньги брать».

Скромная бывшая столица

Со смотровой площадки над Клязьминской поймой хорошо виден третий из владимирских соборов. Точнее, реплика древнего храма. Еще точнее — реплика реплики. Старый храм Рождественского монастыря, основанного в XII веке во владимирском кремле, - ровесник Успенского и Дмитровского. Именно здесь была резиденция русских митрополитов — до переезда в Москву. И именно здесь почивали мощи Александра Невского — до переноса в Санкт-Петербург. А потом Владимир лишился и самого собора. Его снесло в 1930-м, обосновавшись в монастырских стенах, ОГПУ. Отметим, что чекисты взорвали не древний храм, а по тогдашним меркам новодел — в XIX веке Рождественский храм пережил странную «реставрацию», в ходе которой его... разобрали до фундамента и отстроили заново «почти как было». Так что сейчас собор монастыря, фактически — это новодел на месте новодела. Старое здание напоминает ну очень отдаленно. А вот стены аутентичные — ОГПУ, как видно, они пригодились...

Рождественский монастырь

...Возвышение соседней Москвы нанесло по Владимиру роковой удар. Уехала светская власть, уехала духовная (резиденцией русских митрополитов город пробыл всего четверть века — с 1299 по 1325 год, до исторического переезда владыки Петра в Москву при князе Иване Калите). За властью потянулась и знать, и деловой люд земли Русской. Новая столица оказалась дочерью неблагодарной, Владимир потерялся в московской тени, вновь превратился в сугубо провинциальный город — это в самом сердце Руси-то! В 1880 году губернский статкомитет писал в своем ежегоднике: «Город Владимир, когда-то игравший немаловажную роль в русской истории, в настоящий момент, несмотря на некоторые следы своего величия в виде монументальных старинных построек, низошел на степень заурядных городов русских и представляет собой скромный административный центр»...

Зеркало этой жизни Владимира — главная улица, Большая Московская, о которой Н.Добролюбову когда-то говорили, что это «только одна улица порядочная» во всем городе. Здесь и строгий, зрелый классицизм Дворянского собрания, и не по статусу игривая краснокирпичная Гордума, и неочевидные торговые ряды, и вставные зубы эпохи атеизма на месте выковырянных храмов: «советская» блинная на месте Пятницкой церкви и уже «модернизировавшийся» салон связи вместо Николы Златовратского. Ну и сами Золотые ворота, венчающие улицу — как напоминание, что находимся мы все-таки не в провинции, а в гостях у Отца городов русских.

Памятник стойкости

Именно Золотым воротам суждено было стать символом Владимира. Широко известно, что построены они при Андрее Боголюбском в 1164 году. Менее широко известно, что от тех времен сохранились только собственно проездная арка с перемычкой и коренастыми боковыми пилонами. Впрочем, даже перестроенное, это монументальное сооружение выглядит выигрышно по сравнению с не самой удачной реконструкцией киевских Золотых ворот. Замысел князя Андрея превзойти Киев удался...

То, что Золотые ворота дошли до наших дней, можно считать едва ли не чудом. Судите сами: в 1238 году их штурмовал Батый, но проломить не смог — захватчики ворвались в город чуть южнее, у Спасо-Никольской церкви; в XVI – XVII веках двести лет стояли в состоянии предаварийном — выстояли и дождались ремонта; в 1767 году в воротах позорно застряла карета самой матушки Екатерины — пережили и монарший гнев, пришлось лишь пожертвовать несколькими метрами вала, устроить вокруг архитектурного памятника объезд... Да и в советское время, когда церковь, лишь чуть-чуть выступавшая за красную линию улицы, могла сразу считаться обреченной (пресловутая формулировка «создает помехи движению», желчно высмеянная М.Зощенко), Золотые ворота с храмом наверху, стоящие прямо посреди главной улицы, никто не тронул. Так и стоят уже без малого 850 лет, величественным видом своим показывая: старик Владимир не то еще переживет, не то преодолеет.

Владимир. Золотые ворота. Фото Dmitry Kamshilin

Сохранился и участок вала, спускающийся от площади к Клязьме. На нем, как и сто лет назад, любят прогуливаться горожане и гости. На картах и в текстах его именуют «Козлов вал», это стало уже официальным названием. Что представляет собой редчайший парадокс: сооружение, названное не в честь строителя, а в честь... разрушителя. В XVIII веке некто «посадский человек Алексей Козлов» имел на валах... сад. Самое обычное приусадебное хозяйство. И, ковыряясь в земле, вольно или невольно подрывал исторический памятник. Садовода-любителя, конечно, привлекли куда в те времена следовало, вот только поделать ничего не смогли — Козлов доказал, что приобрел земельный участок с уже существующим садом, заплатил за него деньги и ликвидировать потому не обязан. Неприкосновенность частной собственности победила, а к валу прикрепилось прозвище, надолго пережившее скандального посадского человека...

С птичьего полета

На Козловом валу стоит прянично-сказочная башенка-теремок. Изначальное ее предназначение, впрочем, было вполне прозаическим — это водонапорная башня. Вообще, владимирский водопровод — это целая история. Проводили его в шестидесятые годы XIX века, и изначально экономные «рационализаторы» планировали не строить новое здание, а сподобить под резервуар... Золотые ворота. Как ни прискорбно это сознавать, спасти памятник от столь грубого вмешательства смогла только трагедия — на этапе земляных работ «рационализаторы» что-то недоучли по грунту, и нескольких рабочих завалило. Тогда решили не экономить за счет жизней людей и построить новую башню. Самая высокая точка Козлова вала пришлась как нельзя кстати. Изначально авторам проекта был немец К.Дилль, но свои мастера владимирцам всегда были ближе германских, и в 1912 году башенка приняла нынешний вид «мультяшной крепости» в соответствии с художественными вкусами городского архитектора С.Жарова.

Сейчас здесь музей. И тоже необычный — выставка «Старый Владимир». Таким город был на рубеже XIX – XX веков. Здесь тоже нет скучноватых пояснительных текстов — о городе рассказывают сами горожане, экспонаты, афиши, фотографии, газеты, реклама, документы, вещи... Вообще, описывать «Старый Владимир» - дело неблагодарное. Музей настолько выстроен, что называется, «на ощущениях», что только ощущениями его и можно воспринимать. Воссозданные церковная лавка, витрина магазина, трактирная стойка живо создают портрет города той эпохи. А сравнить то, что было с тем, что есть сейчас можно не отходя далеко — достаточно подняться на смотровую площадку водонапорной башни.

Отсюда Владимир виден целиком. И даже больше, чем хотелось бы — слишком очевидны с высоты городские утраты и такие сомнительные «приобретения», как заслоняющие горизонт промышленные громады и типовые жилые кварталы вперемешку с «творениями» нынешних бизнес-архитекторов. Приходится мысленно отшелушивать лишнее, проводить черту в том месте, где за древним городом встает современность, словно не к месту поставленная театральная декорация. Границу «настоящего» города хорошо видно по богато разлившейся в историческом центре зелени деревьев. И шлемовидные главы, как стражи этой границы. Справа — золото, Успенский собор. Слева — черная, Княгинин монастырь.

История смирения и возрождения

Эту удивительную женскую обитель основал в 1200 году Всеволод Большое Гнездо для своей жены Марии Шваровны. Согласия между историками о ее происхождении нет – одни говорят, что она была дочерью чешского князя, другие – что осетинского. Так или иначе, Мария была верной сподвижницей своему супругу и матерью двенадцати детей! О постриге княгиня задумалась во время болезни и, приняв в иночестве имя Марфа, стала образцом святости, учила жить в дружбе и мире, утешала страждущих и снискала такую любовь к себе, что хоронили ее, по воспоминаниям летописцев, «с рыданием и плачем великим над нею». С тех пор Княгинин монастырь стал традиционным местом погребения княгинь и княжон. Кроме самой Марии-Марфы здесь покоятся ее сестра и дочь, жена и дочь Александра Невского… Сюда же были перенесены и мощи почитаемого владимирского чудотворца Авраамия Болгарского.

Княгинин монастырь 

В последующие годы судьба Княгинина монастыря складывалась непросто – он горел в пожарах, его разоряли татары. Менялись цари, менялось и отношение к монастырю: Иван Грозный, Михаил Федорович и Алексей Михайлович жертвовали обители большие суммы, а вот Петр I и Екатерина II ее особо не жаловали. Возрождение монастыря началось лишь в конце XIX века, вместе с традициями милосердия, сострадания и заботы о бедных: в 1870-х годах там открывают больницу, а в 1880-х – школу рукоделия для девочек.

А потом, после революции, в лихие двадцатые годы Княгинин не избежал участи сотен других обителей – его закрыли, в кельи, говорят, заселили работников партаппарата, имущество разграбили, кладбище уничтожили. Сам монастырь надолго превратился в «поселок имени Воровского». По злой иронии судьбы, революционер Вацлав Воровский был одним из инициаторов гонений на Православную церковь... И даже перестроечные восьмидесятые внесли свою антирелигиозную лепту – за два года до тысячелетия крещения Руси в монастыре открыли... атеистический музей. Действующим древняя обитель снова стала лишь в 1992 году. Через пять лет при ней открыли регентскую школу.

Наталья и Григорий Емельяновы