Теленик А.Ф. Бой партизан с кирасирами генерала Ожеро у деревни Ляхово под Смоленском 9 ноября 1812

 

Совсем недавно все мы отмечали 200-летие Отечественной войны 1812-го года, в ходе которой проявились высочайшие героизм, мужество, патриотизм и беззаветная любовь всех слоев русского общества к своей Родине.

 

Предлагаемый вашему вниманию рассказ Вячеслава Чистякова (1947–2006) из цикла «Исторические миниатюры» посвящен «человеку необыкновенному…; фанатику в храбрости и в патриотизме» (М.И.Кутузов).

 

 

В исторической и художественной литературе, посвященной войне 1812-го года, непременно встречается слово «партизан». Воображение, как правило, тут же подсовывает нам соответствующую картинку: бородатый мужик, поддевающий на вилы французского «мусью»… Никакого «верхнего» начальства над собою такой мужик не знал и знать не хотел, отсюда и термин: «партизанщина». Но тут, однако, надо бы вспомнить, что «партизанскими» в те годы назывались также части регулярной армии, предназначенные для действий в неприятельском тылу и подчиненные главному командованию. «Партизанщиной» в таких отрядах и не пахло! Напротив. Дисциплина в них была абсолютно железной, действовали они по единому плану, и сегодня едва ли кому пришло бы в голову назвать подобные части партизанскими. В современной терминологии для подразделений такого рода утвердилось название другое — «СПЕЦНАЗ».

 

Из деятелей тогдашнего «спецназа» наиболее известны такие фамилии, как Сеславин, Дорохов, Вадбольский, Фонвизин, князь Кудашев и, конечно же, Денис Давыдов… Были они настоящими героями — кто бы спорил!.. Но речь у нас пойдет сейчас не о них. Речь пойдет о человеке, жизнь которого, как писал современник, «яркостью и краткостью своею подобна была стремительному проблеску метеора в ночном небе…»

 

Звали его Александр Самойлович Фигнер.

 

 

***

Начало русской ветви старинного рода положил остзейский барон Фигнер фон Рутмерсбах, поступивший на службу к Петру Великому. Сын его, Самуил Самуилович, баронского титула не наследовал и фамилию получил усеченную — просто Фигнер. Начав свою карьеру в солдатской казарме, к пятидесяти годам он уже состоял в должности заведующего Императорскими стекольными заводами, значился по Табели статским советником и величался «превосходительством». Сыновей у него было трое. Старшего папенька любил, младшего тоже, а вот среднего — Сашу — почему-то невзлюбил и неустанно потчевал его розгами…

 

В положенный срок, исполняя родительскую волю, Саша пошел учиться во 2-й (бывший Артиллерийский) кадетский корпус. Фигнер-старший регулярно навещал отпрыска, полагая непременным родительским долгом задать ему каждый раз телесное «внушение». В один из визитов папенька постарался так, что мальчик потом отлеживался в корпусном лазарете… Вот такое было у Саши счастливое детство.

 

В 1805 году молодой Фигнер получил офицерский чин, а спустя недолгое время был назначен в особый десантный полк и отбыл с эскадрой Сенявина в Средиземное море. Тогдашние морские походы мало чем напоминали теперешние развлекательные круизы. На белокрылых парусниках царили неимоверная теснота, сырость, «удобства» были самыми незатейливыми, качество пищи весьма дурным. Отсюда — неизбежные болезни, которые, случалось, наносили флотам потери, сравнимые с боевыми… Заболел и прапорщик Фигнер. Офицера свезли на берег, а позже всяческие случайности забросили его в Милан… Тут-то в первый раз и сказались особые таланты будущего партизана: феноменальная зрительная память и редкие способности к изучению языков… На родину Фигнер привез отличное владение итальянским, а в придачу к тому техническую диковину: сделанное в виде трости пневматическое ружье страшной убойной силы… Потом оно не раз ему понадобится!

 

В 1809 году, после почти двухлетнего перемирия, возобновилась очередная русско-турецкая война. Фигнер — на Дунайском театре. Командуя батареей из восьми стволов, Александр Самойлович участвует во многих больших и малых «делах», и в том числе во взятии крепости Туртукай… В один из дней, когда велась подготовка к штурму крепости Рущук, возник вопрос о снятии точных размерений крепостного рва. Дело это было крайне рискованным, потому как ров отлично просматривался и простреливался турками. Но ничего не попишешь — кому-то ведь все равно придется идти. Офицеры собрались метнуть по сему поводу жребий, но тут подал голос поручик Фигнер:

 

— Господа, не стоит затрудняться жребием. Пойду я.

 

Вечером поручик ушел, а к утру вернулся весь перемазанный грязью и вручил командованию бумажку с цифрами:

 

— Вот, извольте. Глубина, ширина… Все нужные размеры.

 

Наградой ему стал орден Святого Георгия 4-й степени.

 

Дополнительно к ордену были потом еще тяжелое ранение в грудь и долгое лежание в госпитале…

 

Как-то генерал Каменский пригласил его к себе:

 

— Ты не обижайся, поручик, но в дело я тебя больше не пущу. Езжай-ка ты лучше домой… Там ты скорее войдешь в силу.

 

***

 

На дворе был год 1810-й. Фигнер-старший состоял уже в должности псковского вице-губернатора и встретил сына с распростертыми объятиями, как если б хотел излить немедля всю недоданную когда-то родительскую любовь:

 

— Ну, Сашка, ты герой! А я тут невесту тебе присмотрел… Собирайся! Вот прямо сейчас и поедем.

 

— Куда?

 

— Куда-куда… Губернатору нашему тебя представлю.

 

Потом артиллерии поручик и сам повадился ездить в губернаторский дом. Как, впрочем, и все лучшие псковские женихи. Что и неудивительно — четыре дочки губернатора Бибикова были одна другой краше, к тому же за каждой маячило весьма неплохое приданое. Балы в доме давались едва ли не каждый день, в окнах допоздна горел свет, у подъезда вереницею стояли экипажи…

 

Но вдруг разразилась беда. По доносу петербургского ревизора губернатор Бибиков был обвинен в служебных злоупотреблениях и заключен под стражу. Постановление Государя: «Взыскать с оного Бибикова тридцать тысяч рублей».

 

Сумма по тем временам огромная. Семью ждало разорение. Блистательных женихов как ветром сдуло… Спасаясь от позора, губернаторская супруга с дочками покинула город и поселилась у себя в деревне…

 

***

Зимний вечер. На дворе мороз и непроглядная темень. А в остальном как у Пушкина: «Три девицы под окном пряли поздно вечерком…» Разница лишь та, что девиц было четверо. Совсем еще недавно разборчивые, капризные невесты, а сейчас — дочери государственного преступника, бесприданницы, почти что нищие… Но — чу! Где-то далеко зазвенел колокольчик… Вот он ближе, ближе, ближе… Мать испуганно закрестилась:

 

— Господи помилуй! Неужели ж опять фельдъегерь? Ну что ж им еще взять-то с нас?!.

 

Но это не был фельдъегерь. Из возка вышел стройный молодой человек и, ометая снег полами кавалерийского плаща, стремительно взбежал по ступеням. Постучал.

 

— Кто там?.. — вопросил испуганный голос.

 

— Штабс-капитан Фигнер. Быть может, помните такого?..

 

Дверь отворилась. Капитан вошел. Хозяйка кутала плечи в теплую шаль. Фигнер поклонился:

 

— Сударыня! Не извольте гневаться… Понимаю свое недостоинство… И все же осмеливаюсь просить у вас руки вашей младшей дочери — Ольги!..

 

Они обвенчались. А вскоре войска Бонапарта перешли реку Неман…

 

Александр Самойлович Фигнер

 

Год 1812-й, месяц июнь. Капитан Александр Самойлович Фигнер снова в строю, на сей раз ему вверена 3-я легкая рота 11-й артиллерийской бригады. В его служебном формуляре записано много всякого-разного!

 

13 июля случилось жаркое дело близ Островно, где рота понесла большие потери, затем был упорный, кровопролитнейший бой на «Лубенском перекрестке» (там батарейцы порою дрались врукопашную), затем, наконец, было Бородино, где фигнеровские пушки тоже работали вполне исправно…

 

1 сентября в деревне Фили, в избе крестьянина Фролова состоялся военный совет, который Светлейший (М.И.Кутузов) повершил словами:

 

— Потеря Москвы — это еще не потеря России!..

 

Генералы разошлись. Алексей Петрович Ермолов тоже направился было к себе на квартиру, но на пути его вдруг возник молодой артиллерийский капитан с «Георгием» в петлице.

 

— Что вам нужно? — сумрачно спросил генерал.

 

— Ваше превосходительство! Представьте меня его светлости. Я хочу остаться в Москве, в крестьянской одежде, собирать сведения о неприятеле, нанося ему попутно всяческий вред. А ежели представится случай — убить корсиканца!

 

— Вы кто такой? Назовитесь.

 

— Артиллерии капитан Фигнер.

 

— Хорошо, — кивнул Ермолов. — Я доложу Светлейшему.

 

 

***

 

2 сентября русская армия, пройдя через Москву, стала в шестнадцати верстах от нее, у деревни Панки. В эту же ночь Фигнер… исчез. А следующей ночью взлетел на воздух самый крупный в Москве пороховой склад.

 

— Негоже, — сказал потом капитан, — чтобы враги заряжали свои пушки нашим порохом.

 

С этой диверсии началась его московская эпопея.

 

«Весьма скоро, — писал историк, — в развалинах пылающей столицы французы почувствовали методическую войну какого-то отважного и скрытого мстителя. Вооруженные партии… делали засады, нападали на захватчиков, особенно по ночам. Так Фигнер начал истреблять неприятелей с набранной им сотней удальцов».

 

— Хотелось мне пробиться к Бонапарту, — рассказывал Александр Самойлович. — Но каналья-гвардеец, стоявший на часах, шибко ударил меня прикладом в грудь… Я был схвачен и долго допрашиваем, потом стали за мной присматривать, и я почел за лучшее покинуть Москву.

 

Вскоре по личному распоряжению Светлейшего Фигнер получил под начало небольшой кавалерийский отряд. Немногим позже подобные отряды возглавили гвардии капитан Сеславин и полковник князь Кудашев (зять Кутузова). «В короткое время, — писал Ермолов, — ощутительна была принесенная ими польза. Пленные в большом количестве приводились ежедневно…На всех сообщениях являлись отряды партизанов; жители… сами взяв оружие, присоединялись к ним толпами. Фигнеру первому справедливо можно приписать возбуждение поселян к войне, которая имела пагубные для неприятеля следствия».

 

Способность Фигнера к перевоплощениям была воистину поразительна! Вот он — блестящий лейтенант корпуса Мюрата — свободно заезжает в неприятельский лагерь, болтает с офицерами, прогуливается между палаток… А вот он же — сгорбленный дедушка, помогающий себе при ходьбе толстой палкой (а внутри палки — то самое бесшумное пневматическое ружье, не раз уже примененное)…

 

Наш Фигнер старцем в стан врагов

 

Идет во мраке ночи;

 

Как тень прокрался вкруг шатров,

 

Всё зрели быстры очи…

 

Так писал о нем «Певец во стане русских воинов» — Василий Андреевич Жуковский.

 

— Пойду в странствие, — говорил капитан, уходя в очередную разведку в очередном обличье, чтобы затем нанести врагу точно рассчитанный внезапный удар.

 

И стан еще в глубоком сне,

 

День светлый не проглянул —

 

А он уж витязь на коне,

 

Уже с дружиной грянул!..

 

Английский наблюдатель при Главной квартире генерал Вильсон доносил своему начальству: «…Капитан Фигнер прислал в лагерь ганноверского полковника, двух офицеров и двести солдат, которых он взял («он» — имеется в виду Фигнер с отрядом) в шести верстах от Москвы, и по рассказам полковника… убил четыреста человек, заклепал шесть орудий и взорвал шесть зарядных ящиков…» Это лишь один эпизод, подобных ему были десятки!

 

Но самое славное дело состоялось 28 ноября при деревне Ляхово близ Вязьмы, когда Фигнер, Давыдов и Сеславин, поддержанные казаками Орлова-Денисова, вынудили к сдаче корпус генерала Ожеро. Кутузов писал: «Победа сия тем более знаменита, что в первый раз в продолжение нынешней кампании неприятельский корпус положил перед нами оружие». Положил перед партизанами!

 

Доставить победную реляцию в Петербург Светлейший поручил самому Фигнеру; в сопроводительном письме на Высочайшее имя среди прочих имелись такие строки: «Доставитель сего… всегда отличался редкими военными способностями и великостью духа, которые известны не токмо нашей армии, но и неприятельской».

 

Император всячески обласкал партизана: пожаловал его чином подполковника с переводом в гвардейскую артиллерию, назначил в собственную свиту флигель-адъютантом. На личной аудиенции Государь отечески улыбнулся ему и сказал:

 

— Уж больно ты скромен, Фигнер… Почему для себя ничего не просишь? Или нет у тебя ни в чем нужды?..

 

Подполковник посмотрел Государю в глаза — без робости.

 

— Ваше величество. Единственное мое желание — спасти честь Михаила Ивановича Бибикова, моего тестя. Помилуйте его!

 

Император нахмурился:

 

— Жук изрядный твой тесть. Но ежели такой герой за него просит… Ладно! Будь по-твоему.

 

9 ноября 1812-го года состоялся Высочайший указ: «Во уважение отличных заслуг лейб-гвардии подполковника Фигнера, зятя бывшего псковского губернатора… под судом находящегося, Всемилостивейше прощаем его, Бибикова, и освобождаем от суда и всякого по оному взыскания». Лейб-гвардии подполковнику было двадцать пять лет. А жить ему оставалось неполных одиннадцать месяцев.

 

***

 

1 октября 1813-го года в семи верстах от немецкого города Дессау фигнеровский отряд (пятьсот человек) нежданно-негаданно встретился с авангардом корпуса Нея, принял неравный бой и полег практически весь, прижатый к мутным водам Эльбы...

 

Ней распорядился:

 

— Отыщите мне Фигнера… Хочу посмотреть на него.

 

Перевернули каждого мертвеца, но Фигнера не нашли. Не нашли его и среди раненых. Не нашли и среди немногих пленных…

 

Русские солдаты долго не хотели верить, что Фигнер погиб:

 

— Это чтоб Самойлыча-то убили? Шалишь! Не такой человек… Ну посуди сам — его же никто не видел мертвым!

 

Да. Его никто не видел мертвым…

 

Вячеслав Чистяков