Фильм «Царь» – портрет власти в России

13 октября в Государственной Думе прошёл закрытый просмотр фильма Павла Лунгина «Царь». Зрителями стали депутаты Госдумы и представители Русской Православной Церкви. А также многочисленные журналисты, которых привлёк, возможно, не столько сам фильм (тем более, что многие уже видели его в дни Московского международного кинофестиваля или фестиваля «Московская премьера»), сколько заявление, что после показа состоится обсуждение картины. Этот диспут обещал стать значительным событием в культурной и политической жизни страны, поскольку в зале должны были собраться люди, представляющие интересы и выражающие мнения практически всех слоёв российского населения, как доверяющих государству (депутаты), так и держащихся в стороне (религиозные деятели). Это был шанс взглянуть на одно и то же событие многими миллионами глаз, услышать по одному и тому же поводу многие миллионы голосов и мнений – шанс понять Россию умом.

Кроме того, было интересно узнать, что скажут о фильме про страшную, развращающую силу власти люди, которые к ней близки. Как отнесутся к своему портрету? Увидят ли, услышат ли они предупреждение?

История или современность

Русь, середина XVI века. Поражение в Ливонской войне, голод, опричнина… Царь Иван Грозный видит знаки, говорящие ему о приближающемся конце света. Он одержим манией измены и предательства. Опричники, верные царские псы, любого могут «сделать» государевым врагом. Свой страх царь топит в зверских пытках и языческих казнях. Но даже реки крови не могут затушить адский огонь, пылающий в его душе и разгорающийся всё сильнее. Единственный, кому ещё верит царь, – Филипп Колычев, настоятель Соловецкого монастыря. Он не предаст, он – друг детства. Как за соломинку, хватается Иван Грозный за эту надежду и возводит Филиппа в сан митрополита Московского и всея Руси.

Но нет, слишком жарок огонь, слишком велик соблазн власти, слишком запущена болезнь. Царь не может и не желает слушать увещевания митрополита, призывающего самодержца остановить кровь. А митрополит не может и не желает благословлять такую власть. В попытке спасти хоть малую часть невиновных от расправы царя и его опричников, Филипп навлекает на себя гнев тирана. Митрополит низложен и сослан.

Но в изгнании на Филиппа нисходит благодать. По Руси разлетается весть, что митрополит стал святым. Теперь и в Филиппе царь видит угрозу своему безграничному самодержавию. Исход предопределён – смерть.

Царь остаётся один. «Где мой народ?» – вопрошает в финале картины Иван. Ответом ему – лишь вой ветра по пустым дворам да лязганье пёсьих зубов.

События в фильме Лунгина длятся всего два года – с 1566-го по 1568-й. Но впечатление такое, будто перед глазами прошла вся история русского народа – от начала язычества до наших дней. Вопросы же, которые картина ставит перед зрителями, без преувеличения можно назвать вечными. Это и вопрос о том, кто оказывается духовно сильнее в столкновении двух характеров – в данном случае человека Средневековья и представителя эпохи Возрождения. Это и вопрос о взаимоотношениях морали и власти: может ли власть быть в принципе нравственной, а мораль – иметь вообще хоть какую-то власть. Ну и, разумеется, вопрос выбора: на какой путь встать, если тебе выпала судьба жить в условиях неправедной власти – сопротивление и смерть или смирение и страх? И есть ли какой-либо иной – третий путь?

Неча на зеркало пенять

Третий путь есть. Его-то и предложил зрителям, открывая обсуждение картины, писатель Михаил Веллер: «После этого фильма хочется повернуться к нашей власти спиной, плюнуть и уйти в монастырь».

Уйти… В монастырь (как предшественник митрополита Филиппа) или в эмиграцию – в данном случае это одно и то же. Сотни тысяч людей за время российской истории выбрали именно этот третий путь. Отделиться от российской власти духовной стеной или государственной границей. Чтобы не видеть и не слышать того, что творится в стране. Чтобы не иметь к этому никакого отношения. Чтобы оставаться духовно, нравственно и даже физически чистым.

Кино, по словам Веллера, внушило ему настолько сильное отвращение к российской государственности, что действительно захотелось помыться – изнутри и снаружи: «Иван Грозный, в изображении Петра Мамонова, – беззубый, страшный, полубезумный и просто какой-то нечистоплотный мужик. Это рождает у зрителя сомнение во всей российской власти».

Какое уж тут сомнение? По-моему яснее сказать невозможно. Государственная власть в России, по мнению режиссёра, нечистоплотна, полубезумна, страшна и отвратительна. А ещё лицемерна, подобострастна, труслива, алчна. Павел Лунгин так прямо нам об этом и говорит – образами Ивана Грозного, его слуг, опричников, палача Малюты Скуратова.

Однако, если в позиции Михаила Веллера, хоть и неявно, но чувствовалась некоторая солидарность с взглядом режиссёра, то практически все остальные выступающие подвергли позицию Лунгина жёсткому осуждению, если не сказать обличению. Впрочем, можно ли было ожидать другого? Можно ли было надеяться, что, увидев такой портрет власти, её представители согласятся с ним? Разумеется, следовало предположить, что они всеми доступными способами будут защищать и защищаться. С подкупающей искренностью сказала об этом перед показом фильма заместитель председателя Комитета Государственной Думы по делам общественных объединений и религиозных организаций Алла Кузьмина: «По поводу этого кино у вас может сложиться противоречивое мнение. С точки зрения российской власти мне было немного страшно и где-то даже обидно. Но с точки зрения подхода к философии власти, этот фильм очень интересен. Я надеюсь, что вы будете заинтригованы».

Похоже, не только Алле Кузьминой, но и другим зрителям в зале парламента во время просмотра стало «немного страшно и обидно». Поэтому в способах самозащиты они оказались довольно изобретательны. «Ошибка власти в том, что она творит кумиров из своих подчинённых», – сокрушался, например, член Парламентского клуба при Государственной Думе Григорий Томчин. По его мнению, как Филипп Колычев не является единоличным представителем народа, так и Иван Грозный не является единоличным представителем власти. Помимо него, ответственность за происходящее должны нести и опричники, и даже казнённые воеводы.

Позицию своего старшего товарища поддержала Наталья Карпович, первый заместитель председателя Комитета Государственной Думы по вопросам семьи, женщин и детей: «Я согласна с коллегой: именно свита делает короля. Слишком часто мы опираемся на тех людей, которые, может быть, не очень компетентны, но чем-то удобны нам».

Другими словами, не надо вешать всех собак на Грозного. Его ошибка лишь в том, что не тех людей поставил исполнять свою волю. Как напоминают эти высказывания извечную народную мечту-веру в доброго царя и в то, что все мерзости на местах творят его обнаглевшие ставленники. «А вот приедет барин – наведёт порядок, накажет виновных, разберётся, где правда и справедливость!»

Наталья Карпович, как истинная женщина и как мама пятерых детей, постаралась увидеть в картине, помимо неприятного и угрожающего, что-то доброе и вечное: «Основная мысль фильма, по-моему, в том, что надо уметь верить и любить. Сумасшедшая вера – вот главное, что нужно сегодня России. Вера в то, что ты делаешь, в свой народ».

Но перевести разговор в благостное русло не получилось. Куда там! Нельзя же упускать такую прекрасную возможность ещё раз высказать на всю страну (журналистов-то в зале немало) свою политическую позицию. А насколько она будет «привязана» к кино – уже не столь важно.

Кирилл Фролов, представитель Союз православных граждан и Института стран СНГ, говорил о принципе симфонии, нарушенном в эпоху Ивана IV и восстановленном царём Алексеем Михайловичем, когда последний покаялся за преступления Грозного и мощи Филиппа были возвращены в Москву: «Для меня фундаментальный принцип и непреходящая актуальность этого фильма в том, что он говорит о необходимости: а) симфонии и б) христианизации политики. С точки зрения той России и российской традиции вообще Святитель Филипп – это тоже власть, власть церковная. А главные враги государства – те люди, которые говорили в фильме: «А попа-то слишком много». Вспомним те исторические периоды, когда наше государство боялось сильной Церкви. Страх сильной Церкви – это фактор национальной катастрофы. Был бы в России сильный патриарх, не было бы у нас ни февраля, ни октября 17-го года. Сильному российскому государству нужна нравственная опора в виде сильной Церкви. Слабое же государство боится сильной Церкви, сильной науки, сильной культуры, сильного общества».

А вот депутат Василий Шандыбин обиделся на авторов фильма за возвеличивание роли церкви и за неправильную, на его взгляд, трактовку образа царя: «Иван Грозный родился в 1530-м году. Действия в фильме начинаются в 1565-м. Царю немногим больше 30-ти. Мужчина в этом возрасте находится в самой силе, он должен быть красавцем, великаном. А здесь Иван Грозный – настоящий старик: нервный, сплющенный. Ещё меня удивило, что церковь в этом фильме говорит Ивану Грозному правду: что нельзя издеваться над своим народом. Ну а нынешняя церковь?! Она говорит, что у нас геноцид, смертность, наркомания, пьянство? Она же молчит! Патриарх только разъезжает на своих лимузинах и на своём личном самолете. А Иван Грозный… Он, кстати, не так много казнил – 5 тысяч человек. Вы возьмите королей в Италии, Германии, те казнили и по 500 тысяч. А вспомните Варфоломеевскую ночь – сколько погибло людей. Я думаю, был такой период. Осуждать и обсуждать сейчас… Ещё прошло мало времени. Пройдёт тысячу лет, и, может, скажут, что главное – то, что Иван Грозный объединил Русь».

Дмитрий Пахомов, сотрудник Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества, в свою очередь, обиделся на Шандыбина за Церковь: «Тут были выдвинуты обвинения в том, что патриарх разъезжает на лимузинах и самолётах. Так вот: лимузины – из президентского гаража, самолёты – из президентского авиапарка. Если государство желает помогать Церкви, оно помогает. И Церковь эту помощь принимает. Именно Церковь сделала Россию, создала российскую государственность. Именно Церковь в своё время приняла на себя ответственность за страну. И если та власть, которая была помазана, уклонилась в сторону, то Церковь всегда несла и несёт свою ответственность до конца».

Но безусловной кульминацией обсуждения стало выступление Леонида Симоновича-Никшича, главы Союза православных хоругвеносцев: «Фильм является, скажем прямо, страшной пародией на Россию. И на её историю. И не просто пародией, а уникальным кощунством!» Слегка подсластив пилюлю признанием того, что сделано это было довольно талантливо, выступающий продолжил свою мысль о кощунстве: «Иван Грозный – это пример шекспировского характера, потому что человек страдает. Посудите сами: человек строит государство, впервые в истории России. До него в стране были княжества. Все князья имели примерно равные права на трон. А многие, с точки зрения свой родословной, обладали даже большими правами, чем Иван Грозный. Одни были Гедиминовичами, другие Рюриковичами, а род Рюрика идёт прямо от Юлия Цезаря…» В этом месте по залу пробежал удивлённый ропот: «Интересно, каким же это генетическим образом?»

Но выступающий невозмутимо продолжал: «Вот эти люди и стали изменниками. Но не потому, что они оказались какими-то негодяями. А именно потому, что все они были великими русскими князьями, все были вольны, сильны, все имели уникальные родословные и не могли признать власть одного из них над собой. Но это произошло: впервые в России один человек стал царём, помазанником Божиим. И конечно ему пришлось укрощать своих близких товарищей, которые, разумеется, никак не хотели ему подчиняться… И вот сегодня, в тот момент, когда наша страна нуждается в некоем утверждении своей силы и славы, мы вместо этого получаем страшный плевок в лицо нашего первого помазанника Божия. Я считаю, что это просто безобразие!»

До сих пор Павел Лунгин никак не комментировал высказывания выступающих. Но последняя реплика заставила его взять слово.

– Сегодня я понял, – горько заметил режиссёр, – что наши православные люди готовы на алтарь кровавого государства принести своего Святителя Филиппа. Святого Филиппа они готовы отдать на растерзание только потому, что Иван был царём… Я хочу вам сказать: мне страшно надоели эти доморощенные истории о великом царствовании Ивана Грозного! Миф о счастливом правлении Ивана Грозного надо забыть. Потому что он проиграл все войны, кроме первой – взятия Казани. Потому что он сжёг верный ему Новгород. Потому что все его достижения по прошествии времени оказались дутыми. Но самое главное, потому что при нём была вырезана треть России. Страшное, смутное время – вот следствие его своеволия, его желания быть Богом. Неужели это и есть то, чего вы хотите? Вы, которые сейчас говорили, что Россия нуждается в утверждении своей силы и славы. Хотели бы вы, заснув сегодня, проснуться завтра во время опричнины? Задайте себе этот вопрос… Вы говорите, патриотизм. А что такое патриотизм? Что такое любовь к Родине? Вот, например, Лев Толстой, Гоголь, Салтыков-Щедрин? Они любили Родину? Или они – ничто перед теми, кто сейчас рвёт на себе рубаху? А те люди в Америке, которые говорят: стыдно, что мы когда-то пороли и убивали негров. Они что – не патриоты? Любить Родину – что это значит? Врать и хвалить? Или помнить и стараться стать лучше?

Увы, только несколько выступающих оказались единомышленниками Лунгина и поддержали его хотя бы в оценке правления Грозного. И то – лишь отчасти. Среди них, к примеру, был глава Византийского клуба «Катехон» при Институте философии РАН Аркадий Малер: «Нам неприятно то, что наш правитель, первый русский царь, оказался человеком недостойным своего места. Это больно. Но мы должны это признать. Иван Грозный, несомненно, был весьма образованным человеком. Он очень хорошо начинал. Но плохо продолжил и отвратительно кончил. Мы помним, в какой ад вверг этот человек нашу страну. Я ещё раз повторяю, для нас это больно. Но это не значит, что мы должны закрыть глаза на все его злодеяния. Можно и нужно быть сторонником Третьего Рима, можно и нужно быть сторонником великой Российской империи, но совершенно не обязательно оправдывать каждый грех каждого российского императора».

Каждый пишет, как он дышит

Несмотря на серьёзность и глубину некоторых выступлений, это обсуждение в целом оставило ощущение какой-то абсурдности происходящего. Невольно подумалось: а ведь как прав Лунгин в оценке вменяемости российской власти. Когда все вроде бы говорят об одном и том же, но никто никого не разумеет. Все друг на друга обижены, и только в одном солидарны – в оппозиции по отношению к автору только что увиденной ими картины. Странно, что Павел Лунгин вообще согласился присутствовать на этом «товарищеском суде». Позиции многих наверняка были ему известны. Неужели он надеялся их переубедить? Неужели не замечал, что большинство политических деятелей, как правило, считают своё мнение единственно верным и ни в чём другом просто «неубеждабельны»?

Павел Лунгин ранее не раз заявлял, что в фильме «Царь» он не пытался делать никаких обобщений, не вкладывал никаких дополнительных смыслов или символов. На обсуждении в парламенте он снова старательно пытался убедить аудиторию в том, что снимал обычную историческую картину, конкретную историю про двух конкретных людей. Так и хотелось воскликнуть: лукавите, Павел Семёнович! Всякий знает, любое художественное произведение – прежде всего, символ и идея, а уж потом – источник и прототип. Это аксиома. В этом, как известно, и состоит отличие человека искусства от человека науки. Если, скажем, энтомолог начинает говорить с вами о муравье, можно не сомневаться, что он говорит именно и только о муравье. А вот если бы Иван Крылов, написав басню «Стрекоза и муравей», вдруг начал уверять читателей в том, что он ничего не имел ввиду и хотел рассказать исключительно о повадках этих насекомых, его, совершенно очевидно, просто подняли бы его на смех.

Точно так же очевидно и то, что Лунгин, выбирая именно эту историческую фигуру и снимая свой фильм именно сейчас, несомненно, хотел, чтобы зрители провели параллели с сегодняшним днём. Потому что любой художник, и это тоже аксиома, создаёт свои произведения, в первую очередь, для современников. И лишь во вторую – для будущих поколений. Если повезёт.

А уж что увидят (и увидят ли что-то вообще) современники в произведении художника – зависит от современников. Помните: «Каждый пишет, как он слышит. Каждый слышит, как он дышит...»? Если позволить себе продолжить эти знаменитые строки Окуджавы (кстати, стихи, напомню, называются «Я пишу исторический роман»), можно сказать: каждый видит, как он понимает – в соответствии со своим мироощущением и своей мировоззренческой позицией. Поэтому неудивительно, что одни увидели в фильме Лунгина поклёп на российскую власть и оскорбление российской государственности. А другие – веру в величие духа русского народа и прославление духовного подвига лучших его представителей. Удивительно – и тревожно! – что первых значительно больше.

Хотя дело, на мой взгляд, в том, что режиссёр, действительно, в первую очередь ставил себе задачу нарисовать портрет власти в России. Причём, не какого-то отдельного (и отдалённого) исторического периода, а власти вообще – от начала российской государственности до наших дней. И кстати, надо сказать, что «наших дней» в этой картине едва ли не больше, чем «времён оных». Царь у Лунгина – образ явно собирательный, составленный из черт, за которыми легко угадываются их носители, политические деятели нашего недавнего прошлого. От одного Иван Грозный «получил» зверство и маниакальную подозрительность, от другого – причуды и ужимки, от третьего – самодурство и самовозвеличивание…

Верит ли Лунгин в то, что хоть кто-то в России может противостоять произволу, мракобесию и беззаконию? Вопрос, пожалуй, риторический. Всех, кто решился и был способен на это, он в своей картине «убивает». В живых остаются лишь самодержец, его приспешники да запуганная, безмолвствующая, безликая масса, называемая народом. Народом, которого не видит вокруг себя не только царь Иван Грозный, но и режиссёр Павел Лунгин. Финал фильма, на мой взгляд, это признак его безысходного разочарования и даже, я бы сказала, отчаяния. Остаётся только гадать, что же заставило режиссёра испытать такое сильнейшее разочарование в настоящем и будущем своей страны…

Вот и выходит, что портрет, нарисованный Лунгиным, это оценка не только власти, но и тех, кто ею управляем – то есть всех нас, а в том числе, наверное, и самого себя. И надо признать, что оценка эта получилась у автора весьма неприглядной, категорической и безапелляционной. «Царь» – это не просто фильм-притча, это фильм-приговор.

А обсуждение в парламенте только ещё раз подтвердило его правоту. Можно иметь разные мнения по поводу того, с какого конца начинать чистить яйцо – с тупого или с острого. На благополучие страны это, пожалуй, не повлияет. Но если в государстве значительные группы людей придерживаются диаметрально противоположных мнений и не могут найти общего языка по таким глобальным, общечеловеческим и основополагающим вопросам, как вера, свобода или власть. Если они не могут решить, как относиться к истории своей страны, как оценивать деятельность тех или иных исторических деятелей и что считать патриотизмом. Такая страна, на мой взгляд, стоит перед реальной опасностью серьёзного социального противостояния.

Символично, что фильм «Царь» выходит в российский прокат 4 ноября, в День народного единства. Но что может объединить настолько далеко отошедшие друг от друга и так долго находящиеся в противоборстве общественные группы – лично я пока не вижу.

Вероника Маанди